Чаща

– А что, для парикмахера всегда есть работа. Людей, что не хотят сами бриться и любят красиво подстричься, пруд пруди, – сказал чернокожий.

Я попытался встать, но все еще чувствовал слабость, и пришлось сесть обратно. При этом от меня отвалился кусок грязи, и стало ясно, что, валяясь без чувств, я получил целый дождь из дерьма, не говоря о том, что все тело ломило от пинков и ударов. Видно, тот мальчишка и меня отлупил своей палкой.

– Из всего, что случилось, одна польза: что парома больше нет, – сказал чернокожий. – Мне совсем не нравилось платить за переправу там, где стоял хороший прочный мост. Хотя, надо признать, идея с паромом была удачной. Будь я каплю сообразительнее, устроил бы то же самое.

– Я должен отыскать сестру, – сказал я. – И как-то привлечь к этому закон.

– Что ж, паренек, удачи, – сказал чернокожий. – Но не рассчитывай здесь на помощь закона. Только не после того, что случилось. Наш отважный шериф кончил тем, что отправился на погост в повозке под куском брезента. Заместитель, едва началась стрельба и рядом засвистели пули, удрал, как заяц. Беги он чуть быстрее, выскочил бы из своих штанов.

– Мне он рассказывал про озарение, вроде как охрана закона – не его дело.

– Готов биться об заклад, он так и сказал, – ответил чернокожий.

Я вновь попытался встать, и тут чернокожий подхватил меня под руку и помог подняться.

– Пожалуй, пригодился бы техасский рейнджер, – сказал он. – Они серьезные ребята. Но пока отыщешь такого, сестренке не поздоровится, да и кто знает этих рейнджеров.

– Тогда что еще?

– Можно нанять охотника за головами или следопыта.

– Есть кто на примете?

– Ну, мне самому доводилось. Во мне разная кровь: белых, ниггеров и команчей инжунов, я буду из части последних, что умеют читать следы. Меня мать научила и другие ее племени. Такие, что отыщут пердеж под камнем на дне озера. Я, правда, не такой мастер, но не подведу. В смысле, я то что надо. Смогу его найти, да только без Коротыша мне не справиться, а насчет него я не знаю. Без денег ни один из нас не пойдет. И борова возьмем. Он тоже следопыт. В смысле, я привык к его компании. Но… я привык получать достойно за мою соль с беконом. Может статься, дело для меня кончится, как для шерифа, и на этот случай получить я должен не меньше.

– У меня в кармане мышь повесилась, – сказал я. – Приличных денег нет.

– Это сколько, к примеру, чтобы понимать? – спросил он.

Тут меня осенило. Я запустил руку в карман и нащупал дарственные, что дал мне дед. В отличие от меня, они еще не просохли, и я извлекал их очень осторожно. Аккуратно сложенные листы плотной дорогой бумаги пострадали не сильно.

– Когда бумага высохнет, – сообщил я, – здесь говорится, что я владею землей. Если ты и этот твой Коротыш поможете найти сестру и вернуть ее, и отомстите за смерть деда, призвав тех людей к ответу, я перепишу все на вас. Землю вы сможете продать или поступить, как пожелаете.

– Земля в собственности?

– В моей собственности, и я отпишу ее вам с Коротышом, так что будет ваша. Тот, кто законно все оформит, здесь, в этом городе. Только прежде вы вернете мне сестру. Мне сестру – вам бумаги и землю, и делайте с ней, что хотите.

– Сколько там земли?

– Два участка, – сказал я. – Один в сотню акров, старая земля моего деда, другой всего двадцать пять, моих родителей, но там хорошая земля для фермы. У деда земля похуже.

– Земля для фермы хороша, коли за ней ухаживать, – сказал чернокожий. – Тут нужно знать правильный способ, как, к примеру, удобрить навозом, а я-то знаю. Будь у меня ферма, я растил бы такую кукурузу, что птице впору гнезда вить. Как делал для старого Ратледжа, да он помер, а старуха его меня не взлюбила. Потому как родичи ее, Коксы, владели моими родичами, а как все поменялось, старик был не против, а старуха ни в какую. Не любила платить за урожай и разные дела, что мы делали прежде для них бесплатно. Как в город пришел, я ведь работу искал, когда тот малый с приятелями грабанули банк. Ну, думаю, хоть подзаработаю на похоронах. С тех пор как дела на ферме пошли плохо, я начал хоронить людей. То есть в перерывах между работой следопытом и разными другими делами. Могилы, значит, копал. По четвертаку за жмурика, такая такса. Желающие были. Когда могилу копает белый, берет пятьдесят центов, будто он выкопает по-другому, лучше, чем я за четвертак.

Я решил не упоминать, что родители умерли от оспы и похоронены в гробах под слоем извести, опасаясь, что земля может упасть в цене, и спросил:

– Так мы договорились?

– Смотря согласится ли Коротыш. Пойдет он, и я пойду. Кто-то вроде него должен прикрывать мой зад, иначе никак. К тому же эти парни, особенно Беспощадный Билл, должны стоить денег, и мы с Коротышом можем собрать приличный урожай, если все пойдет как надо. Или нас всех убьют вместе с тобой. А тебя, судя по всему, они убьют два раза.

– Вернете сестру, поможете захватить людей, что убили деда, чтобы призвать их к ответу, – я отпишу вам оба участка, и потом, как ты верно заметил, сможете получить награду за эту падаль.

Он почесал подбородок.

– Потребуются припасы, да где их взять – разве что украсть.

– Минуту, – сказал я. – У меня нет никакого желания начинать бесчестную жизнь, чтобы потом повиснуть там, рядом с Бобби. Я не стану красть. Мы, Паркеры, этим не занимаемся.

– Пока что вы, Паркеры, занимались тем, что давали себя убивать, похищать и избивать на улице. Ты, юноша, похоже, выбрал не самый лучший путь.

– Красть я не стану, – повторил я. – Просто не могу. Мой дед был проповедником, и он бы в гробу перевернулся, если б лежал в могиле. Только он остался в реке Сабин или где-нибудь на берегу. Мне дурно от одной мысли, что он где-то под корягой стал пищей для сомов.

– Тогда так, – сказал чернокожий, – навестим-ка Коротыша и посмотрим, что он скажет, а там решим с припасами. Он, может, и не пойдет. Надо его увидеть. Говоришь, тебя звать Паркер?

– Джек Паркер.

– А я Юстас Кокс, и мы с тобой вроде как родня.

– Это как же? – спросил я.

– Сдается, тебя задело, что в тебе может течь немножко черной крови. Но вернее будет, что это я к тебе навязался. Семья, стало быть, Коксов, породнилась с семьей Паркеров, а кто-то из этих ребят Коксов лет сорок пять назад соорудил меня с моей мамой, надо заметить, против ее воли. Она-то была из цветных команчей, и вот каким я вышел. Получается, мы с тобой кузены.

– Слушай, мне нет до этого дела, – сказал я. – Мне надо сестру выручать, а время идет.

– Ну, кузен, не я тут прохлаждался в грязи, – сказал он. – Да уж скоро ночь, и что тут поделаешь. Давай, навестим Коротыша, поболтаем с ним. А потом я дам тебе ответ. Если помочь не сможем, ты сам по себе, мне больше предложить нечего. Я говорил, мне нужен надежный партнер, а ты, не сочти за грубость, еще малолетка.

– Мне девятнадцать, – сказал я.

– Заливаешь.

– Ну, скорее семнадцать, – не сдавался я.

– В мои дни таких считали взрослыми, но не сейчас, – сказал он. – Ты зеленый юнец с головы до пят. А местами даже розовый. Шея, вон, вся сгорела на солнце, пока ты валялся посреди улицы. Наутро будет жечь будь здоров, если не раньше. Давай поглядим, как нам найти Коротыша. Но сперва мы этого похороним. Другого я уже снес на кладбище.

– Того с доски?

– Да вроде как. А там городские о нем позаботились. Ну вот, остался этот. Надо срезать веревку и оттащить его, ведь лошади у меня нет.

Врать вам не стану. От одной мысли меня бросило в дрожь, и стало еще хуже, когда он отдал мне лопату, а сам раскрыл большой нож, встал на цыпочки и обрезал веревку. Мертвец упал наземь, тогда Юстас взял обрезок веревки и поволок труп по улице, а здоровенный старый боров потрусил следом. Пройдя немного, оба остановились и обернулись ко мне.

– Ты идешь? – спросил Юстас.

Прихватив лопату, я двинулся следом.

Юстас проволок тело переулком за городскую окраину, а потом через поле к рощице на холме, что высился над городом. Та еще вышла прогулка, тело Бобби О’Делла все время переворачивалось, и когда мы дошли до деревьев, лицо его почти превратилось в кашу. О том, что стало с глазами, я лучше промолчу.

Наконец мы добрались, и Юстас протащил тело дальше, где был другой пригорок, с торчащими поверху крестами. Без надгробий, одни грубо сколоченные деревянные кресты. К тому времени солнце село, и я обозревал местность при лунном свете, но луна была почти полной и светила ярко. Казалось, кресты немного мерцают.

Там была свежая могила, та самая, о которой Юстас говорил. Бросив веревку, он взялся за лопату и стал копать по соседству. Боров уселся на землю и наблюдал, будто запоминая, как надлежит выполнять работу. Я не успел опомниться, как мой новый знакомец выкопал пласт красной глины фута в три глубиной и шесть шириной, а потом отдал лопату мне. Я принялся копать, а он сел, привалившись спиной к кресту, и стал давать мне наставления. Копал я долго. Юстас не предлагал меня сменить, а боров, как несложно догадаться, являлся не участником вахты, а скорее зрителем.