Герцог-пират

Огастус холодно произнес формальные слова, добавив:

– Мистер Клаттерфорд проделал долгий путь из Танбридж-Уэллса по делам, связанным со смертью нашей прабабушки. Завещание? – спросил он, жестом приглашая гостя присесть на стул и усаживаясь сам.

«Ах, все ясно», – подумала Белла, снова присаживаясь. Это могло заинтересовать ее брата. По какой-то причине в доме никогда не было достаточно денег.

– Я удивлялся, почему мы ничего не слышали о завещании раньше, – сказал Огастус, – хотя, по всей видимости, все перешло к ее внуку, нынешнему лорду Рэддоллу.

Клаттерфорд устроился в кресле у камина, потирая руки от тепла.

– Лорд Рэддолл больше не обязан выплачивать часть наследства вдове, сэр, и это большое подспорье. Большая щедрость со стороны мужа леди Рэддолл, между ними была такая великая любовь, знаете ли, но и он не мог предполагать, что его придется выплачивать так долго. Она была вдовой сорок лет. Поразительно.

– И значительное бремя для поместья, – с сочувствием сказал Огастус.

Брат без стеснения возмущался, что каждый квартал ему приходилось выплачивать большие суммы их матери, которая никак не хотела умирать. Она уехала на побережье, вместо того чтобы оставаться в Карскорте, где можно было бы удерживать значительную часть выплат, чтобы покрывать ее содержание. Белла не винила свою мать за то, что та сбежала из Карскорта при первой же возможности, хотя и жалела, что не попыталась спастись вместе с ней. Леди Барстоу, конечно, тоже считала Беллу нераскаявшейся грешницей и лгуньей и, по правде говоря, никогда не была ласковой матерью ни одному из своих детей.

Клаттерфорд повернулся лицом к Огастусу.

– Завещание содержало ряд распоряжений по отношению к верным слугам и друзьям, сэр, и благотворительному учреждению для престарелых дам в Танбридж-Уэллсе. Остальная же часть отходит ее правнучке, – он повернулся не к Лусинде, а к Белле, – Изабелле Кларе Барстоу.

– Как?! – заглушив восклик Беллы, Огастус и Лусинда одновременно вскрикнули.

– Это невозможно, – огрызнулся Огастус. – Я этого не допущу.

– Глубокоуважаемый сэр, вы не имеете права запрещать это или каким-либо образом распоряжаться данным наследством. Мисс Изабелла уже достигла своего совершеннолетия.

День рождения Беллы был две недели назад, но, не имея ни денег, ни какого-либо убежища в мире, она и представить не могла, как много это будет значить для нее вскорости.

Поведение мистера Клаттерфорда было спокойным, но Белла уловила задорный блеск в его глазах. Он был абсолютно доволен собой, и она внезапно почувствовала то же самое, однако старалась не подавать виду. Огастус выглядел так, словно сейчас задохнется. Белла не могла поверить в возможность свободы, и если ничего не получится – последствия будут ужасными.

– Огастус! – вскрикнула Лусинда и вскочила с кресла, забыв про свое рукоделие, и вышивка свалилась с ее колен на ковер. – Этого не может быть. Я не допущу… У этой… этой… блудницы не должно быть большого приданого, когда у меня недостаточно денег, чтобы найти себе мужа!

– Твоего приданого хватило бы, если бы у тебя была красивая внешность и сносный характер, – огрызнулся Огастус, затем повернулся к адвокату. – Я буду оспаривать завещание!

– Это бесполезно, сэр. – Клаттерфорд, в отличие от Огастуса, поднялся со своего кресла из вежливости, когда Лусинда вскочила. – Более того, на этот счет леди Рэддолл оставила подробные инструкции, которым я, как распорядитель наследством, обязан следовать. Если мисс Изабелла не возражает, то она должна покинуть Карскорт вместе со мной в течение ближайшего часа.

Жуткую тишину нарушила открывшаяся дверь – это был Генри, вернувшийся с подносом чая.

– Пошел вон! – огрызнулся Огастус.

Генри, широко раскрыв глаза, тут же вышел из комнаты.

Небольшая передышка позволила Белле все обдумать, но ее мозг все еще не воспринимал информацию и не мог разобраться в произошедшем. Она боялась верить.

Огастус поднялся со своего кресла и подошел к Белле:

– Попробуешь уйти с этим человеком, и ноги твоей больше не будет в этом доме!

Эта угроза произвела обратный эффект. Белла тут же вскочила, думая: «Это именно то, о чем я мечтаю!»

– Я думала, Изабелла, что ты уже успела понять, как глупо сбегать с незнакомыми мужчинами. Клаттерфорд… Кто это вообще? – съязвила Лусинда.

В своем желании уколоть побольнее Лусинда не добилась успеха: ее слова абсолютно никак не подействовали на Беллу. Неоднократно упоминая о мистере Клаттерфорде, ее прабабушка писала, какой он прекрасный адвокат, как хорошо ведет ее дела, какой он надежный и добрый. Рассказывала о его очаровательной семье и о его пяти внуках. Пыталась ли прабабушка таким образом подготовить Беллу к этому моменту?

Почему же она не сказала ей все прямо?

Естественно, предугадать свою кончину леди Рэддолл не могла, и, возможно, не была уверена в том, что ее письма Белле доходят в целости и сохранности. Она могла опасаться, что Огастус найдет способ сорвать ее план.

Однако Белла все еще была начеку. Если Огастус изгонит ее и окончательно отречется, то больше никогда не примет назад. И если намеченный план провалится, то ей негде будет больше укрыться.

– Видите, – усмехнулся Огастус, – она совсем не понимает, что происходит, просто выжила из ума. Я не допущу, чтобы она покинула этот дом.

Белла быстро пришла в себя и сделала то, что должно.

– Видимо, я и правда не в своем уме, раз так быстро приняла столь серьезное решение, брат, но я его приняла и собираюсь уйти. Я возьму с собой только то, что мне необходимо.

Подхватив свою вышивку, она направилась к двери – от переживаний сводило живот, и она приготовилась к тому, что Огастус попытается ее схватить и не дать уйти. Он это и сделал – двинулся в ее сторону, протягивая руку, больше похожую на клешню. Несколько лет назад в Лондоне на него напали и ранили. Это было прискорбно, но по какой-то причине он был уверен, что это тоже вина Беллы.

Она нашла в себе мужество и посмотрела ему прямо в глаза – это был вызов. Даже если все это обернется катастрофой, этот момент того стоил. Он уставился на нее, его одутловатое лицо так покраснело, что казалось, будто вот-вот взорвется.

Белла обошла Огастуса и поторопилась к двери. Но едва закрыв ее за собой, она прислонилась к стене, дрожа, словно от холода. Она слышала, как Огастус и Лусинда кричали на Клаттерфорда. Их ярость доказывала, что все это происходило на самом деле. Двери ее тюрьмы были открыты, и даже если они вели в ад, то она пройдет через них.

Белла помчалась по коридору к своей спальне, но потом остановилась и свернула на лестницу для слуг, ведущую на кухню. Она прервала возбужденный разговор, тему которого и так знала.

Все слуги уставились на нее, широко раскрыв глаза и насторожившись. Белла поняла, что они боятся: ее просьбы могли навлечь на них неприятности. Они всегда находились в неловком положении: Белла была полноправным членом семьи, но при этом лишена почти всех удобств. Большинство из слуг трудились здесь еще до скандала, и им было сложно изменить привычную манеру поведения.

– Я покидаю Карскорт, – сказала она им. – Немедленно. Мне нужно несколько саквояжей или небольшой сундук. Раньше у меня было несколько…

– Надеюсь, вы отправитесь в лучшее место, мисс Белла, – сказала экономка после долгой паузы.

Белла поняла, что люди волнуются за нее, и смахнула накатившие слезы.

– Мне оставили в наследство немного денег… – Пытаясь прикинуть в голове точную сумму, она так и не смогла этого сделать. – Мне придется уехать как можно скорее.

Все слуги с тревогой посмотрели на Беллу, затем Генри сказал:

– Я принесу ваш саквояж в вашу комнату, мисс.

Служанка Лусинды прикусила губу, но так и не предложила помощи. Только Джейн, горничная, гордо вскинув голову, сказала:

– Можете рассчитывать и на мою помощь, мисс.

Вернувшись в свою комнату, Белла вытащила все вещи из платяного шкафа и комода. Ее пожитки были невнушительных размеров, но достаточно большими, чтобы не влезть в маленький саквояж, и вряд ли они вообще стоили того, чтобы за них переживать. Белла надеялась, что вскоре все эти обноски (которые, впрочем, стоили ей немалых трудов) будут больше не нужны, и она купит себе новую модную одежду.

Насколько большим было ее наследство? Поскольку леди Рэддолл предполагала, что Белла покинет Карскорт, по всей видимости, этого должно хватить хотя бы на еду. И все же, какое? А новые корсеты, шелковые чулки, ленты, парфюмированное мыло?..

Пока они с Джейн упаковывали все ее нижнее белье и два из четырех переделанных платьев, Белла грезила о магазинах.

Последними в саквояже оказались толстые пачки писем от прабабушки, включая «приложения».