Белый бобер

– А эта, Чарльз, что слева, – продолжил он, обращаясь к моему отцу, – твоя лежанка.

Он прошел и сел на лежанку, что была рядом с моей, и Женщина-Орел подбежала и уселась рядом с ним, а Антуан и Женщина-Рябчик сели на другую.

– Ну, Чарльз, ну, Ричард, – сказал Антуан, – что вы об этом думаете; не правда ли, он очень уютный, этот наш маленький дом в прерии?

Мы оба с этим согласились, и он продолжил объяснять нам, что и при морозе намного ниже нуля мы обнаружим, что это жилище очень удобное. Он сказал, что подкладка прижимается к земле парфлешами, лежанками и другими вещами, и что пространство между ней и внешним покрытием – в толщину вигвамного шеста – позволяет холодному воздуху проходить над нашими головами, и одновременно создает тягу, заставляющую дым от костра подниматься прямо вверх и выходить из отверстия вверху; и это отверстие прикрыто двумя большими клапанами, или ушами, которые можно поворачивать в зависимости от того, куда дует ветер. Таким образом, это не позволяет дыму попадать обратно в вигвам.

Тем временем женщины подошли к своим парфлешам, лежащим у входа, открыли несколько из них и скоро поставили перед нами несколько небольших блюд с едой, которая была непривычна с виду, но издавала приятный запах. Это были полоски тонко нарезанного вяленого мяса, полоски высушенного сала со спины бизона, белоснежные и сладкие, которые для обитателей равнин были тем же, чем для нас масло. Но лучше всего были поданные нам куски пемикана – тонко измельченное вяленое мясо, смешанное с нутряным жиром и слегка сдобренное мятой. Все мы воздали должной нашему обеду. Я думаю, что никогда не ел ничего такого, что понравилось бы мне больше; возможно, это было следствием романтической обстановки.

– Как долго вы живете с этими женами? – спросил отец наших друзей.

– Четыре года, – ответил Анри. – Четыре счастливых года. Они любят нас всей душой, и мы их тоже. У них такие добрые сердца! А уж хозяйки они выше всяких похвал. Вы сами увидите, как они заботятся о нас и нашем скромном имуществе. А теперь, когда появились вы с Ричардом, они так же будут заботиться и о вас.

Отец посмотрел на них, на их простые платья из синей материи, с низким вырезом, короткими рукавами и короткими подолами, подпоясанными на талии, и заметил:

– Ну тогда я не понимаю, почему бы вам не одеть их получше! Почему бы вам не одеть их в хорошие платья, как принято у белых женщин? И почему бы не купить им обувь и шляпы?

– Чарли, да ты как ребенок! – улыбнулся Антуан. – Что? Одеть их в ситец, чтобы они порвали его о колючки при первом же выходе за дровами для очага? Затянуть их в корсеты и упрятать в башмаки их прекрасные маленькие ножки? Нет-нет, друг мой. И шляпки! Ха! да они просто чучелами будут смотреться, если надеть эти сооружения с ленточками на их гладко причесанные волосы, которые заплетены в косы, спускающиеся ниже колен!

– Может, ты и прав, – сказал отец.

– У нас есть определенная договоренность с нашим тестем, Безумным Пером, – вмешался Анри. – Он великий шаман, и вождь Одиноких Едоков – сообщества, или клана пикуни. Когда нас нет, одна из его женщин – наша теща – и ее сын, живут в этом вигваме и помогают им при переездах и во всех других случаях. Мы никогда за них не волнуемся; даже во время долгих поездок в Сент-Луис и обратно мы уверены в том, что они в полной безопасности и мяса у них в достатке.

– Но где вы берете достаточно лошадей для того, чтобы перевозить такой большой вигвам и все это? – хотел узнать отец.

– Ха! Лошади! – рассмеялся Анри. – Уж можешь поверить! Наши женщины владеют табунов в восемьдесят голов, и я не знаю, каким был приплод этой весной. У нас самих есть полдюжины лошадей, все быстрые охотничьи скакуны, как ты сам скоро увидишь.

Едва Анри закончил говорить, как в вигвам вошел юноша примерно моего возраста; очень приятный с виду молодой человек, одетый в рубашку и леггинсы из прекрасно выделанной оленьей кожи, обутый в красиво расшитые мокасины на маленьких изящных ступнях. Я подумал, что это действительно примечательно – какие маленькие и изящные у индейцев ступни и кисти рук. Войдя, юноша на мгновение остановился, улыбаясь и переводя взгляд то на одного, то на другого из нас, и Анри что-то ему сказал, а Антуан одновременно сказал мне:

– Ричард, встань и поприветствуй того, кто может стать твоим другом, нашего шурина, Кутаумакана, или, по-нашему, Не Бегуна.

Я встал, когда юноша подошел ко мне, ожидая, что мы пожмем руки, но, к моему великому удивлению, он обнял и поцеловал меня, и меня это так смутило, что я снова сел на лежанку, а юноша сел со мной рядом и сказал-что-то Анри.

– Он приветствовал тебя по старинному обычаю, – сказал мне Анри. – Он говорит, что рад тому, что ты пришел, чтобы жить с нами, и уверен, что вы с ним станете большими друзьями.

– Такахк (друг), – добавил Анри, – для черноногих значит много больше, чем для англичан и французов. Когда мужчина-черноногий говорит, что он с кем-то друг, это значит, что каждый из них пожертвует для другого всем, даже жизнью. Друзья-черноногие неразлучны: в лагере, на охоте, во время путешествий и на тропе войны, там, где будет один из них, обязательно будет и другой. Я рад, что Не Бегун сделал знак, который объявляет тебя его другом. Мы его знаем; юноши более храброго и честного никогда не было, и ты скоро узнаешь, что приобрел сегодня настоящего друга!

Как вы увидите до окончания этой повести, Анри оказался прав. Никогда у меня не было более верного друга, чем Не Бегун.

Юноша снова обратился ко мне, Анри переводил:

– У меня есть две лошади, сильные и быстрые скакуны для охоты на бизонов. Одну из ни, черную, я отдаю тебе. Еще я отдаю тебе сильного, спокойного, упитанного гнедого из моего табуна. Он вправду очень спокойный; он будет стоять и ждать тебя, где бы ты его не оставил, и не испугается никакого животного, даже медведя.

Такая щедрость ошеломила меня. Я не знал, что сказать. Я был в полной растерянности. Анри пришел мне на помощь.

– Скажи ему, что ты очень рад с ним познакомиться, что с этого дня вы с ним друзья, и что ты очень рад получить от него лошадей, – сказал он, и так и сделал.

– Мне это очень нравится, – сказал мой отец. – Мы должны подарить ему что-то взамен. Друзья, что Ричард может ему подарить?

– У него нет ружья, – сказал Анри.

– Он хочет иметь его больше всего иного, – сказал Антуан.

– Пусть это будет ружье! – сказал мой отец, – и к нему много пороха, пуль и капсюлей. Ричард отдаст ему мое запасное ружье!

– Мы должны вернуться к реке. Мы возьмем с собой Не Бегуна, и Ричард сможет вручить ему оружие, – сказал Антуан, и скоро мы были уже в пути.

Было приятно видеть радость Не Бегуна, когда я вручил ему ружье. Он гладил и ласкал его, как женщина своего первенца; а потом, когда я добавил к подарку жестянку с порохом, мешочек с пулями и пять коробочек капсюлей, он сложил все в кучку и снова обнял меня, но ничего не сказал. Он был слишком счастлив, чтобы говорить.

На следующий день пикуни сняли лагерь и отправились на юг. Было примерно десять часов, когда голова кавалькады длиной в несколько миль – всадников, вьючных и запряженных в травуа лошадей и табунов свободных лошадей спустилась в долину и начала переправляться через реку вброд, и только после полудня хвост ее был на другом берегу. Мы заранее упаковали свое имущество – постели, оружие, капканы, табак и личные вещи в тюки, которые можно было погрузить на вьючных лошадей, и оседлали верховых; но прошло уже много времени после начала переправы, когда Женщина-Орел, Женщина-Рябчик и Не Бегун привели к нам лошадей – вьючных и травуа – которые должны были везти наши вещи. Женщины спешились и начали укладывать поклажу на травуа, и отец подбежал, чтобы помочь им.

– Нет, Чарльз, ты не должен этого делать, – сказал Антуан, положив руку ему на плечо. – То, что они делают – женская работа, и мы не должны ее касаться. Сделать так – значит навлечь на себя стыд, и мужчины станут презирать нас, если увидят, что мы им помогаем. Как мужчины любят свою работу – охотиться, приносить в вигвам мясо, пасти своих лошадей, так и женщины любят свою, и не терпят никакого в нее вмешательства.

– Мне кажется, что женщины делают всю работу, – сказал отец.

– Всю работу по лагерю, да, – ответил Антуан. – Они следят за вигвамами, приносят воду и дрова, готовят пищу, выделывают шкуры для своей семьи и следят за детьми. Ну и что с того? Во всем племени нет женщины, которая за неделю сделает так много и с таким трудом, сколько жена любого фермера сделает за день!

Антуан был прав. По сравнению с белыми женщинами, у которых не было прислуги, индейские женщины в эпоху бизонов вели просто замечательную жизнь!

Так вот, пока женщины укладывали наши пожитки на лошадей, мы все сели в седла и пересекли брод по следу длинной кавалькады, которая теперь, словно огромная змея, выползла из узкой долины и поднялась на обширную равнину. Я ехал вместе с Анри и моим новым другом, Не Бегуном, помогая им управляться с табуном, принадлежавшим большей частью Безумному Перу и членам его семьи, и среди этих лошадей Не Бегун показал мне быстрого охотничьего скакуна и откормленную спокойную лошадь, которых он подарил мне. Сердце мое пело от переполнявшего его счастья!

Глава

II

Язык знаков

Около пяти часов пополудни того же дня мы добрались до края равнины, ниже которой была красивая, поросшая лесом долина реки Шонкин – небольшой реки, впадавшей в Миссури прямо за фортом Бентон, и Антуан предложил нам остановиться и спешиться, чтобы посмотреть, как люди ставят лагерь. Насколько мог видеть глаз вверх и вниз по извилистой долине, она была заполнена роящейся массой людей, лошадей и собак, которые суетились, похоже, в полном беспорядке. Но Анри объяснил, что, никакого беспорядка не было; что каждое сообщество или клан имеют свое определенное место в лагерном круге, и что каждая семья ведет своих лошадей, вьючных и травуа, чтобы разгрузить их в определенном месте, где им предстоит поставить свой вигвам.

В невероятно короткое время мы увидели, как тысячи лошадей были разгружены и отпущены, и каждый клан или сообщество собрали их и повели сперва к реке напиться, а потом пастись на склонах долины. Несколько минут спустя вигвамы, словно по волшебству, поднялись, их белые покрытия как будто светились на фоне темного леса и кустов долины, и над ними в спокойный вечерний воздух стали подниматься дымки; тогда мы вновь сели на лошадей и направились к ним. Скоро мы приблизились к вигваму Безумного Пера, вигваму магии бизона, а затем к нашему, стоявшему прямо за ним. Мы спешились и расседлали лошадей, и Не Бегун присоединил их к своему табуну. Мы вошли в наше маленькое жилище и обнаружили, что там уже все готово для нас – наши лежанки застелены, наши вещи разложены вдоль стен, а женщины готовят нам ужин.

Но поесть здесь нам не удалось.

– Слушайте! – сказал Антуан, и где-то рядом послышался мужской голос – ясный, глубокий и приятный.

– Это Безумное Перо, он приглашает близких друзей попировать у него, – объяснил Анри. – И да, как я думаю, он назвал меня и Антуана, и сказал нам привести, чтобы попировать и покурить, наших белых друзей. Хорошо, мы пойдем к нему через несколько минут. Мы должны дать время уйти с нашего пути жене Безумного Пера, нашей теще.

– А чем она может помешать? – спросил мой отец.

– Ничем! Насколько мы знаем, это прекрасная, благородная женщина, – ответил Анри. – Мы никогда с ней не встречались. У черноногих есть правило – ни при каких обстоятельствах мужчина не должен встречаться со своей тещей. Наша часто посещает наш вигвам, когда нас там нет целый день, и, перед тем как вернуться в лагерь, мы должны быть уверены в том, что ее нет с нашими женщинами, прежде чем войти.

– Ха! какое замечательное правило! – засмеялся мой отец. – Я знаю многих мужчин в Сент-Луисе, которые бы охотно его придерживались.

Так вот, мы пошли в вигвам Безумного Пера, и, войдя, увидели в нем дюжину или больше собравшихся – все они, как я позже узнал, были вождями разных кланов пикуни, и в их числе был Большое Озеро, вождь клана Маленьких Накидок, и главный вождь племени. Это был высокий, стройный, приятный с виду мужчина около сорока лет от роду. Наш хозяин, Безумное Перо, тоже был высоким, но более мощного телосложения и более неторопливый в речах и поступках. Все мужчины были одеты в простую одежду из мягко выделанной кожи бизона, оленя или вапити, за исключением мокасин, которые были богато расшиты цветными иглами дикобраза. Позвольте здесь заметить, что индейцы почти никогда не носят свои красиво расшитые у украшенные наряды, отделанные мехом и скальпами, и головные уборы из орлиных перьев, одевая их только в торжественных случаях.

Когда мы вошли в вигвам, Безумное Перо и другие приветствовали нас восклицанием «Ок-ай! Ок-ай!» (это приветственное выражение), и подвинулись, освобождая место для Анри, Антуана и моего отца между вождями, где я, будучи юношей, не имел права сидеть. Мой друг, Не Бегун, сел рядом с входом и предложил мне сесть рядом с ним. Я сел; вошла девушка, приветствовала меня «Ок-ай» и села слева от меня.

Она была на год или два младше меня, стройная и грациозная во всех движениях; и я подумал, что ее лицо с большими выразительными добрыми глазами с длинными ресницами было самым прекрасным из тех, что мне приходилось видеть.