Естественные причины

– У нее больше никого нет.

– Ну, все-таки не каждый бы так поступал.

Маклин не нашелся что ответить. Да, он приходил, когда мог, но никогда не задерживался надолго. В отличие от бабушки, которая проведет остаток дней в этом тихом аду.

– Мне пора. – Он сделал движение к двери. – Простите. – Он поднял огнетушитель и подвесил на место, на крюк в стене. – Спасибо вам.

– За что?

– Что заботитесь о ней. Думаю, вы бы ей понравились.

* * *

Такси высадило его у начала подъездной дорожки. Маклин постоял немного в вечерней прохладе, глядя, как растворяется пар из выхлопной трубы. Одинокая кошка уверенно переходила шоссе ярдов за двадцать впереди и вдруг остановилась – почувствовала, что за ней наблюдают. Завертела гладкой головкой, высмотрела Маклина, оценила угрозу или ее отсутствие и уселась посреди дороги вылизывать лапу.

Маклин прислонился к ближайшему дереву, дерзко взломавшему плиты мостовой, и рассматривал кошку. Улица, всегда тихая, в этот час была почти беззвучной, только чуть слышный гул далекого города напоминал, что жизнь продолжается. Вдали взвизгнул какой-то зверек. Кошка замерла, не долизав лапу, и оглянулась на человека: не он ли издал этот звук? Затем она затрусила прочь и легким прыжком махнула через стену какого-то садика.

Маклин, отвернувшись, уперся взглядом в обветшалое величие бабушкиного дома. Темные окна пусты, как исхудалое, беспамятное лицо старухи. Глаза-ставни закрыты от вечного света городской ночи.

В больницу инспектор ходил по доброй воле, а сюда его гнал тягостный долг. Дома, где он вырос, больше не было, жизнь вытекла из него, как вытекала из бабушки, оставляя лишь каменные кости и прогорклые воспоминания. Маклин подумал, что хорошо бы кошка вернулась и составила ему компанию. Впрочем, он просто тянул время, а пришел сюда по делу, так нечего откладывать.

За неделю в прихожей скопилась гора почтовой рекламы. Маклин сгреб конверты и отнес в библиотеку. Почти вся мебель здесь стояла под белыми чехлами, отчего дом казался еще более неживым, но письменный стол бабушки остался открытым. Маклин проверил автоответчик телефона, предложения телефонной торговли стер, не потрудившись прослушать. Надо бы, пожалуй, отключить запись, но как знать, вдруг объявится кто-то из старых друзей семьи. Рекламные проспекты отправились в мусорную корзину – он отметил, что скоро придется ее опустошить. Среди них попались два счета – их надо было передать адвокатам, которые вели бабушкины дела. Теперь – обойти дом и можно возвращаться к себе. Возможно, даже поспать.

Маклин никогда всерьез не боялся темноты. Быть может, потому, что в четыре года чудовища пришли среди бела дня и отобрали у него родителей. Худшее уже случилось, и он это пережил. После этого темнота его не пугала. И все же Маклин поймал себя на том, что включает свет, чтобы не проходить темными комнатами. Дом был велик – куда больше, чем нужно одинокой старухе. Почти все соседние особняки перестроили в двухквартирные дома, но этот еще держался за внушительной садовой оградой. Бог весть, сколько он стоил: еще одна забота, которой придется заняться со временем. Если только бабушка не завещала все кошачьему приюту. Маклина бы это не слишком удивило – вполне в ее стиле.

Он замер, задержав руку на кнопке выключателя, и впервые задумался о том, что будет после бабушкиной смерти. Конечно, в глубине сознания всегда присутствовала мысль о том, что Эстер умрет, но месяцами, бывая в больнице, он ждал, что в ее состоянии наступит хоть какое-то улучшение. А сегодня, похоже, смирился с тем, что этого не случится. Чувство было грустным и почему-то принесло облегчение.

И тут он осознал, где находится.

Бабушкина спальня была не самой большой из комнат в доме, но гораздо просторнее всей ньюингтонской квартирки Маклина. Он прошел в комнату, провел рукой по простыне, на которой бабушка спала в ночь накануне удара. Открыл гардероб, осмотрел одежду, которой она уже не наденет, перешел к туалетному столику, перед которым лежал небрежно брошенный халат из японского шелка. В щетинках щетки застряли волосы – длинные белые нити, сверкавшие в резком желтом свете, отраженном старинным зеркалом. На серебряном подносике расставлены флаконы духов, рядом красуются фотографии в нарядных рамках. Это было самое личное место его бабушки. Он бывал здесь и прежде – мальчиком, когда его просили принести что-нибудь, или когда он проходил через спальню в ванную за куском мыла. Маклин никогда прежде не приглядывался к обстановке и теперь завороженно озирался, чувствуя себя неловко.

Туалетный столик был главным в комнате – куда главнее кровати. Здесь бабушка готовилась к встречам с внешним миром. На одном из снимков был запечатлен сам Тони Маклин, в новехонькой, с иголочки, полицейской форме. Инспектор помнил, когда сделана фотография, – в день выпуска из полицейского колледжа в Туллиалане. Констеблю Маклину, несмотря на связи и прекрасную перспективу карьерного роста, все-таки пришлось потоптать мостовые, как любому копу.

Второе фото изображало его родителей в день венчания. Сравнивая два снимка, становилось ясно, что Маклин пошел в отца. Они были сняты в одном возрасте и, если бы не разница в качестве пленки, походили бы на братьев. Инспектор задумчиво посмотрел на фотографию. Он едва знал этих людей и уже почти не думал о них.

В комнате было полно других снимков: одни на стенах, другие, в рамках, на крышке широкого низкого комода, в котором наверняка хранилось белье. Здесь были фотографии его деда – сурового старого джентльмена, чей портрет висел над камином в столовой – вечно во главе стола. Снимки размечали дедову жизнь с юных лет и до старости серией черно-белых кадров. Еще здесь были фото отца – и матери, с тех пор как та появилась в его жизни. И пара фотографий бабушки – поразительно красивой молодой женщины, одетой по моде тридцатых годов. На крайнем из этих снимков бабушка стояла между двумя улыбающимися мужчинами в костюмах тех же лет, у знакомых колонн Акрополя на Калтон-Хилл. Маклин долго всматривался в фотографию и не сразу сообразил, что в ней его смутило. Слева стоял дед, Уильям Маклин – тот самый, что на множестве других снимков. Мужчина, стоявший справа, обнимал бабушку за талию и улыбался так, словно весь мир лежал у его ног… И был как две капли воды похож и на новобрачного со старого фото, и на свежеиспеченного констебля.

3

– Что именно у вас пропало, мистер Дуглас?

Маклин пытался поудобнее устроиться на неуютном диване: комья в сиденье были твердыми, как кирпичи. Бросив это безнадежное занятие, он оглядел комнату. Боб Лэрд, сержант следственного отдела (для друзей – Ворчун Боб) записывал показания растянутым петлистым почерком.

Комната, хоть и с комковатым диваном, была хорошо обставлена. Одну стену занимал неоклассический камин в стиле Адама, остальные скрывались под живописными полотнами. Еще два диванчика образовали уютный уголок рядом с камином, в котором, по знойной летней жаре, красовался букет сухих цветов. Повсюду красное дерево и запах полироля, соревнующийся с легким кошачьим запахом. Все старое, но дорогое, даже мужчина, сидящий напротив.

– Отсюда ничего не взяли.

Эрик Дуглас нервно поправил на длинном носу очки в черной оправе.

– Прошли прямо к сейфу. Как будто знали, где он.

– Может быть, вы нам покажете, сэр?

Маклин поспешно встал. Осмотр сейфа мог оказаться полезным, но главное сейчас – возможность размять ноги. Дуглас провел их через весь дом в небольшой кабинет, по которому словно вихрь прошелся. Широкий антикварный стол завален книгами, сброшенными с дубовых полок, за которыми скрывалась дверца сейфа. Сейчас она была приоткрыта.

– Вот, так я все и застал. – Дуглас замер в дверях, словно надеялся, что если не входить в комнату, она сама собой примет прежний вид. Маклин, протиснувшись мимо, осторожно подобрался к письменному столу. Сероватый порошок на полках и на раме единственного большого окна говорил, что криминалисты уже сняли здесь отпечатки пальцев и ушли. Они работали в других помещениях, проверяли дверные косяки и подоконники. Инспектор достал из кармана резиновые перчатки и натянул их, прежде чем взять в руки документы, лежащие на полу у сейфа.

– Драгоценности изъяли, а сертификаты акций оставили. Впрочем, их брать смысла не имеет – в наше время все хранится в электронном виде.

– Как преступники вошли? – Маклин отложил бумаги и повернулся к окну. Раму, покрытую толстым слоем краски, судя по всему, не открывали лет десять.

– Когда я вернулся с похорон, все двери были заперты. И сигнализация включена. Не представляю, как можно было войти.

– С похорон?

– Мать скончалась на прошлой неделе, – мрачно пояснил хозяин дома.

Маклин в душе укорил себя за невнимательность. Эрик Дуглас был в темном костюме с белой рубашкой и черным галстуком. В доме ощущалась пустота, какая бывает там, где кто-то недавно умер. Следовало выяснить, что у человека горе, прежде чем атаковать его вопросами. Инспектор перебрал в уме сказанное, проверяя, не допустил ли какой-нибудь бестактности.

– Примите мои соболезнования, мистер Дуглас. Скажите, о похоронах широко оповещалось?

– Не совсем понимаю вас. В газетах сообщали о времени, месте и прочем…

– Злоумышленники воспользовались вашим несчастьем, сэр. Вероятно, они просматривают газеты. Вы не могли бы показать сигнализацию?

Дуглас открыл дверь, скрывавшуюся под лестничным пролетом. За ней каменные ступени вели в подвал. За дверью мигала зелеными огоньками белая панель. Маклин рассмотрел ее и отметил в уме название обслуживающей компании: «Пенстеммин» – солидная фирма, и охранная система достаточно сложная.

– Вы умеете ее подключать?

– Я не дурак, инспектор. В доме много ценностей. Некоторые картины оцениваются в шестизначные суммы, а для меня они просто бесценны. Я лично включил систему сигнализации перед отъездом в крематорий Мортонхолл.

– Прошу прощения, я должен был удостовериться, – извинился Маклин и сунул блокнот в карман.

По лестнице спустилась криминалистка. Инспектор перехватил ее взгляд, но она только помотала головой и вышла из особняка.

– Мы не станем больше отнимать у вас время. Если можно, хорошо бы получить подробное описание похищенных ценностей.

– У страховой компании должен быть полный список – я пришлю вам копию.

* * *

На улице Маклин догнал криминалистку: она содрала с себя комбинезон и забрасывала оборудование в фургон автолаборатории. Та самая новенькая, которую он видел в доме убитого Смайта. Белокожая, с копной черных волос – запоминающаяся внешность. Глаза то ли обведены темным гримом, то ли девушка здорово погуляла накануне.

– Нашли что-нибудь?

– В кабинете – ничего. Чист, как душа монахини. По дому полно отпечатков, но тоже ничего необычного. Вероятно, в основном хозяйские. Надо бы взять для сравнения.

Маклин чертыхнулся.