Ураган. Книга 1. Потерянный рай

Они стояли на дальнем краю платформы, далеко от всех, и Скрэггер только что сообщил де Плесси то, что прошептал ему Абдулла.

Второй 212-й уже давно прибыл и ожидал, когда де Плесси даст команду заводить двигатель, чтобы отвезти его и его группу на Сирри, где они должны были обедать. Механики уже разобрали бо?льшую часть хвоста на скрэггеровском 212-м и с головой ушли в ремонт. Восси внимательно наблюдал за их работой. Новый винт и коробка передач уже были установлены.

Через секунду де Плесси беспомощно произнес:

– Взрывчатка может быть где угодно, в любом месте. Даже небольшое ее количество способно вывести из строя всю насосную систему. Мадонна, это был бы идеальный ход, чтобы отнять у Бахтияра – или Хомейни – последние шансы вернуться к нормальной жизни.

– Да. Но будьте осторожны, используя эту информацию. И ради всех святых, держите ее при себе.

– Разумеется. Этот человек подошел к вам на «Сирри-3»?

– В Бендер-Ленге.

– Да? Тогда почему вы не сказали мне об этом сегодня утром?

– Времени не было. – Скрэггер огляделся, чтобы убедиться, что их по-прежнему никто не слышит. – Что бы вы ни предприняли, будьте осторожны. Этим фанатикам ровным счетом наплевать на все, человеческая жизнь для них не стоит и пенса, и, если они узнают об утечке информации, о том, что кто-то настучал… трупы будут плавать по всему заливу отсюда до Ормуза.

– Согласен. – Де Плесси был сильно встревожен. – Вы кому-нибудь говорили?

– Нет, приятель.

– Mon Dieu, что мне делать? Служба безопасности… Да какая служба безопасности может быть у нас в Иране? Хотим мы этого или нет, мы в их власти. – Помолчав, он добавил: – Спасибо вам, уже второе за сегодня. Должен сказать, я ожидал серьезного саботажа на Харке и в Абадане – левым на руку добавить побольше хаоса, – но никак не думал, что они и сюда доберутся.

Он задумчиво облокотился на перила, глядя вниз на море, лениво плескавшееся у опор платформы. Кругами ходили акулы, подъедая плавающие в море отбросы. Теперь нам угрожают террористы. Хранилища и насосные станции Сирри – хорошая мишень для диверсии. А если на Сирри что-нибудь произойдет, мы потеряем годы тщательного планирования, годы поставок нефти, в которой Франция отчаянно нуждается. Нефти, которую нам, возможно, придется покупать у этих вонючих англичан с их вонючими месторождениями в Северном море – как они смеют быть такими везучими со своим миллионом тремястами тысячами баррелей в день, да еще прибавлять добычи!

Почему нефти нет около наших берегов или у Корсики? Эти растреклятые англичане с их двуличным, двоедушным подходом к жизни! Прав был де Голль, что не пускал их в Европу, а теперь, когда мы, по доброте сердечной, их приняли, хотя все мы знаем, что они лживые ублюдки, они и думать не думают делиться своей удачей с нами, своим партнером. Они только притворяются, что в ЕЭС они вместе с нами. Они всегда были и будут против нас. Великий Шарль был прав на их счет, но как же невероятно он ошибся с Алжиром! Если бы Алжир до сих пор был нашим, нашей землей и потому с нашей нефтью, мы были бы богаты, довольны, а Британия, Германия и все остальные вылизывали бы нам пятки.

Тем временем что мне делать?

Отправляйся на Сирри и пообедай. После обеда ты лучше соображаешь. Благодарение Богу, мы все еще можем снабжаться через разумные, цивилизованные Дубай, Шарджу и Эль-Шаргаз. Каждый день из Франции свежий бри, камамбер, бурсен, свежий чеснок и масло и настоящее вино, без которого мы с тем же успехом просто могли бы отдать здесь Богу душу. Ну почти с тем же, осторожно добавил он и тут заметил, что Скрэггер внимательно на него смотрит.

– Да, mon brave?[13 - Мой храбрец (фр.).]

– Я говорю, что вы собираетесь предпринять?

– Распоряжусь провести учебную тревогу для охраны, – ответил он величаво. – Похоже, я забыл пункт 56/976 нашего первоначального франко-иранского контракта, который гласит, что каждые шесть месяцев в течение нескольких дней безопасность предприятий должна проверяться на предмет всех и всяческих проникновений посторонних лиц для… э-э… к вящей славе Франции и… э-э… Ирана! – Чистые глаза де Плесси просияли от красоты этой уловки. – Да. Разумеется, мои подчиненные забыли напомнить мне об этом, но теперь мы все дружно впряжемся в эту работу с подлинно французским энтузиазмом. Везде: на Сирри, на платформах, на берегу, даже в Бендер-Ленге! Кретины! Как они смеют думать, что им удастся саботировать то, во что вложены годы труда. – Он огляделся по сторонам. Рядом по-прежнему никого не было. Остальные члены группы собрались возле второго 212-го. – Мне придется рассказать все Касиги из-за его танкера, – тихо проговорил он. – Возможно, это и есть их цель.

– А ему можно доверять? Я имею в виду, сделать все без лишнего шума.

– Да. Иначе нельзя, mon ami. Нам придется его предупредить, да, нам придется это сделать. – Де Плесси почувствовал, как в животе у него заворчало. Боже, подумал он, всполошившись не на шутку, надеюсь, это просто голод и меня не ожидает разлитие желчи, хотя после всего, что я сегодня пережил, это было бы неудивительно. Сначала у нас едва не случилась авария, потом наш лучший пилот едва не подрался с этим мешком навоза Гафари, а теперь еще и революция стучится в двери. – Касиги спрашивал, нельзя ли ему полететь с вами. Когда вы будете готовы?

– До захода солнца, но ему совсем не обязательно нас ждать, он может вернуться с вами.

Де Плесси нахмурился:

– Я понимаю, почему вы не любите японцев. Я, скажем, до сих пор не выношу немцев. Но мы должны быть практичными. Он хороший клиент, и раз уж он попросил, я был бы вам признателен, если бы вы… если бы вы… э-э… попросили Восси его отвезти, mon cher ami. Да, теперь мы близкие друзья, вы спасли наши жизни, и мы вместе пережили форс-мажор! И он один из наших очень хороших клиентов, – твердо добавил он. – Очень хороших. Благодарю вас, mon ami. Я оставлю его на Сирри. Когда вы будете готовы, то сможете забрать его оттуда. Расскажите ему все, что вы рассказали мне. Отлично, значит, решено, и, будьте уверены, я расскажу о вашем мастерстве властям и самому лорду Гэваллану в самых лестных выражениях. – Он вновь просиял. – Ну, мы полетели, я увижу вас завтра.

Скрэггер посмотрел ему вслед. Выругался про себя. Де Плесси был самым главным, так что поделать Скрэггер ничего не мог и позже днем весь путь до Сирри просидел в салоне вертолета, потея и ненавидя быть пассажиром.

– Господи, Скрэг! – ошеломленно вскинулся Восси, когда Скрэггер сказал ему, что полетит сзади. – Пассажиром? С тобой все в порядке? Ты уверен, ч…

– Просто хочу посмотреть, на что это похоже, – раздраженно ответил Скрэггер. – Заталкивай свою задницу на капитанское сиденье, забирай этого гада с Сирри и сажай машину в Бендер-Ленге словно перышко, черт подери, а не то я тебе такого понапишу в отчете…

Касиги ждал на вертолетной площадке. Укрыться от солнца было негде, ему было жарко, донимала пыль. Песчаные дюны тянулись за его спиной до трубопровода и комплекса нефтехранилищ, грязно-бурые от пыли. Скрэггер смотрел на песчаных дьяволов – небольшие песчаные смерчи, – танцующих над землей, и благодарил судьбу за то, что он мог летать и не должен был работать в таком месте. Да, вертолеты – это всегда много шума, постоянная вибрация, и никогда не знаешь, что они выкинут, думал он, и да, я скучаю по полетам в высоком небе, в самолете, один на один с целым небом, пикирования и перевороты, то падаешь камнем, как орел, то вновь взмываешь ввысь, но полет – это всегда полет, и я до сих пор терпеть не могу сидеть в этом чертовом пассажирском салоне. Ради всех святых, здесь лететь еще хуже, чем в обычном самолете! Он ненавидел летать, не управляя машиной, и никогда в этом случае не чувствовал себя в безопасности; и это лишь добавило ему дискомфорта, когда он махнул рукой Касиги, чтобы тот садился рядом с ним, и с грохотом захлопнул за ним дверцу. Оба механика дремали в сиденьях напротив, их белые комбинезоны были покрыты пятнами пота.

Когда они поднялись в воздух, Скрэггер наклонился поближе к Касиги:

– Иначе как в спешке рассказать не получится, поэтому слушайте: возможно, что Сирри, одна из платформ или, может, даже ваш корабль подвергнется террористическому нападению. Де Плесси попросил меня предупредить вас.

Воздух со свистом вырвался изо рта Касиги.

– Когда? – спросил он, перекрывая сильный шум в салоне.

– Не знаю. Де Плесси тоже не знает. Но это более чем возможно.

– Как? Как они намерены осуществить диверсию?

– Понятия не имею. Оружие или взрывчатка, может быть, бомба с часовым механизмом. Так что вам лучше усилить охрану.

– Она и так оптимальна, – тут же ответил Касиги и увидел, как в глазах Скрэггера промелькнула злость. Какое-то мгновение он не мог понять почему, потом вспомнил, что он сказал секунду назад. – А, извините, капитан, я и не думал хвастаться. Просто у нас всегда очень высокие стандарты в этой области, а в этих водах мои корабли ведут себя… – Он едва не сказал «как на войне», но вовремя спохватился, сдерживая раздражение, которое у него вызывала чувствительность собеседника. – В этих водах все ведут себя более чем осторожно. Пожалуйста, извините меня.

– Де Плесси хотел, чтобы вы были в курсе. И еще чтобы вы держали эту информацию при себе и не привлекали в помощь иранцев.

– Понимаю. Я буду надежно оберегать вашу информацию. Еще раз спасибо.

Касиги увидел, как Скрэггер коротко кивнул, затем откинулся на спинку сиденья. Бо?льшая часть японца тоже хотела коротко кивнуть в ответ и все на этом закончить, но, поскольку австралиец спас жизнь его спутникам и ему самому, позволив им таким образом и дальше послужить своей компании и своему лидеру Хиро Тоде, он чувствовал, что его долг – попробовать залечить вражду.

– Капитан, – произнес он так тихо, как только мог, чтобы шум двигателей не заглушил его слова, – я понимаю, почему австралийцы ненавидят нас, японцев, и приношу извинения за все сингапурские Чанги, все бирманские железные дороги и все злодеяния. Могу лишь сказать вам правду: все это широко преподается в наших школах и не забывается. Нашему народу стыдно, что эти вещи имели место.

Это правда, зло подумал он. Совершение этих злодеяний было глупостью, даже хотя эти дураки и не понимали, что творят злодеяния, – в конце концов, враги были трусами, большинство из них, и, как овцы, сдавались в плен десятками тысяч, утратив свои права человека, согласно бусидо, нашему кодексу, который гласит, что для солдата нет большего бесчестья, чем сдаться врагу. Несколько ошибок, совершенных горсткой садистов, кучкой необразованных крестьян, служивших охранниками в лагерях, большинство из которых к тому же были тупыми пожирателями чеснока, корейцами, – и все японцы обречены страдать вечно. Это позор Японии. И еще один, самый глубокий позор из всех заключался в том, что наш верховный военачальник не выполнил своего долга и поэтому принудил императора к позору, которым было прекращение войны.

– Прошу принять мои извинения за всех нас.

Скрэггер не мигая смотрел на него. После паузы он просто сказал:

– Извините, но я не могу. С одной стороны, мой бывший партнер Форсайт был первым, кто вступил в Чанги; он так никогда и не оправился от того, что там увидел; с другой – слишком многие из моих друзей, не только военнопленные, лишились жизни. Слишком многие. Я не могу забыть. И более того, я не хочу. Не хочу, потому что, если бы я забыл, это было бы для них последним предательством. Мы предали их в дни мира – какого мира? Мы предали их всех, так я думаю. Извините, но так я чувствую.

– Я понимаю. И все же между нами может быть мир, между вами и мной. Нет?

– Может быть. Может быть, со временем.

А-а, время, подумал Касиги, погружаясь в свои мысли. Сегодня я снова был на грани смерти. Сколько времени у нас осталось, у тебя, у меня? Разве время не иллюзия, а вся жизнь не иллюзия внутри иллюзии? А смерть? Предсмертное стихотворение его почитаемого предка-самурая выразило все это совершенно:

Что – облака,
Если не оправдание?
Что – наша жизнь,
Если не бегство от смерти?

Этим предком был Ябу Касиги, даймё Идзу, и болван, и сторонник Ёси Торанаги, первого и величайшего из сёгунов клана Торанага, которые, от отца к сыну, правили Японией с 1603 по 1871 год, когда император Мэйдзи наконец уничтожил сёгунат и поставил вне закона весь класс самураев. Но Ябу Касиги в их роду помнили не за его верность своему повелителю и не за мужество, проявленное в битве, – как помнили его знаменитого племянника Оми Касиги, который сражался за Торанагу в великой битве при Сэкигахаре: Оми оторвало руку, но он продолжил вести солдат за собой в атаку, которая сломила сопротивление противника.