И все они – создания природы

– Они уже несколько дней квелыми были, тело набирали хуже остальных. Но ели вроде бы ничего, вот я и не хотел вас беспокоить.

– Но теперь-то что?

Он ответил, помолчав.

– Вид у них какой-то другой. Задние ноги вроде как отнимаются, ну, и несет их… А один издох. Так вот мне и тревожно стало.

Как и мне. Невыносимо тревожно. Слишком уж это было похоже на чуму свиней. В первые годы моей практики эти два слова жгли меня огнем, хотя для нынешних выпускников ветеринарных колледжей они – звук пустой.

Примерно двадцать лет чума свиней была моим пугалом. Всякий раз, вскрывая издохшую свинью, я трепетал при мысли, что вот сейчас наткнусь на роковые кровоизлияния и «бутоны». Но еще больший трепет вызывала мысль, что я не сумею распознать болезнь и из-за моей небрежности вспыхнет эпидемия.

Правда, в этом смысле чума свиней была легче ящура, но принципы действовали те же. Если я провороню симптомы, больные свиньи могут пойти в продажу и с рынка попасть на разные фермы, разделенные десятками миль. И каждая такая носительница инфекции перезаразит неизлечимой болезнью своих здоровых соседок. Тогда вмешается министерство сельского хозяйства и его специалисты добросовестно проследят источник эпидемии до Хэрриота, ветеринара, который положил ей начало, допустив непростительную небрежность.

Кошмарный страх охватывал меня снова и снова, потому что в отличие от ящура чума свиней была тогда очень распространенной болезнью и подстерегала нас буквально за каждым углом. Иной раз я принимался мечтать, какой безоблачно счастливой стала бы моя жизнь, если бы эта проклятая хворь вдруг исчезла. И вспоминая, сколько из-за нее натерпелись все мои ровесники, я чувствую, что нынешним ветеринарам, пожалуй, следовало бы каждое утро вскакивать с постели и пускаться в ликующий пляс, распевая во все горло: «Ура! Ура! Ура! Нет более чумы свиней!!!»

Лайонел повел меня в дальний конец двора и угрюмо указал на последний загон.

– Они там.

Я перегнулся через перегородку и меня обдала волна ледяного отчаяния. Десяток четырехмесячных поросят – и практически у всех одинаковые роковые симптомы.

Все худые, словно бы облезлые, уши снаружи багровые, походка шаткая, а по обвисшим хвостикам стекает жидкая струйка поноса. Я измерил температуру у трех-четырех. Около сорока одного градуса!

Классическая картина, прямо-таки из учебника, но Лайонелу я ничего не сказал. Собственно говоря, это запрещалось правила—ми: сначала мне предписывалось проделать сложнейший ритуал.

– Откуда они у вас?

– В Хавертоне купил, на рынке. Упитанные все были, бойкие, как на подбор. – Он подтолкнул носком резинового сапога трупик в углу – Один вот уже сдох..

– Да… Лайонел, я должен его вскрыть, посмотреть, что там у него внутри. – Голос у меня стал устало-надтреснутым, опять мне предстояло мучительно вертеться на бессмысленной карусели. – Только схожу к машине за ножом.

Вернувшись со специальным скальпелем, я перевернул мертвого поросенка на спину и вскрыл брюшную полость. Сколько раз я уже проделывал это в таком же напряжении?

Руководства рекомендуют начинать поиски от места перехода подвздошной кишки в слепую. Но, вскрывая кишку, соскребая слизь с ее стенок, я не находил ничего, кроме кровоизлияний и небольших некротических пятен, темно-красных или желтоватых.

Иногда неопровержимые доказательства обнаруживаются только в прямой кишке, и я все резал и резал ножницами петлю за петлей, но без особых результатов.

Ну, вот опять! Я не сомневался, что поросенок погиб от чумы, но сказать об этом фермеру не имел права: прерогатива заключительного диагноза принадлежала министерству, и я обязан был ждать подтверждения оттуда.

В почках и мочевом пузыре тоже были кровоизлияния, но нигде ни единой типичной язвы.

Я откинулся, не вставая с корточек.

– Мне очень жаль, Лайонел, но я обязан сообщить об этом, как о возможном случае чумы.

– Эх, черт, скверная штука, верно?

– Да… очень. Но пока министерство это не подтвердит, нам остается только ждать. Я возьму материал для анализа и отправлю в Суррей, в лабораторию.

– И подлечить их вы не можете?

– Боюсь, что нет. Болезнь вирусная. И лечения от нее не существует.

– Ну, а остальные-то как? Она прилипчивая?

До чего мне не хотелось отвечать! Но умалять опасность не имело смысла.

– Да, и очень. Вам нужно будет принять все меры предосторожности. Перед загоном поставьте ящик с дезинфицирующим средством и, выходя оттуда, непременно наступайте в него. Но лучше будет воду и корм давать им снаружи – обязательно после всех остальных, а к ним не входить вовсе.

– Что, если и другие перезаразились? Сколько их подохнет?

Еще один страшный вопрос. Справочники указывают на смертность от 80 до 100 %, но мой собственный опыт, говорил – все, сколько есть.

Я глубоко вздохнул.

– Лайонел, выздоравливают они очень редко.

Он медленно обвел взглядом новые бетонные загоны, поросят, сосущих матерей, привольно бродящих по двору боровков. Я почувствовал, что должен сказать хоть что-то.

– Впрочем, может быть, я и ошибся. Подождем ответа из лаборатории. А пока давайте им вот эти порошки. Подмешивайте в корм или растворите и вливайте.

Я уложил петли кишки в багажник, потом обошел свинарник, записывая его обитателей по категориям. Ибо меня поджидало еще одно тяжкое испытание – предстояло заполнить анкеты. Анкеты – мой вечный крест, чумная же анкета являла собой жуткое розовое полотнище с тесными строчками вопросов с обеих сторон – общее число маток, хряков, молочных поросят, боровков. И да смилуется небо над тем, кто напутает в счете!

Дома я весь вечер мучился над розовым ужасом, а потом занялся совсем уж кошмарным делом – упаковкой кишки для отправки на анализ. Министерство снабжало нас на этот случай особой тарой. На первый взгляд она состояла из куска волнистого картона, нескольких кусков пергамента, моточков мохнатой веревочки и листа оберточной бумаги. Однако, приглядевшись повнимательней, вы обнаруживали, что картон складывается в небольшую квадратную коробку. Инструкция категорически требовала уложить кусок кишки длиной в три фута во всю длину на пергамент, затем завернуть края пергамента внутрь и обмотать веревочкой.

Однако тут была одна загвоздка. К упаковке прилагались две черно-красные карточки с надписью: «Материал для анализа. Срочно!», а под ней – пунктиры для адреса фермы, где обнаружена болезнь, и еще много для чего. По краям обеих карточек имелись отверстия, через которые предлагалось продернуть концы веревочки, обвивавшей кишку, и только после этого закрыть коробку. Вторая карточка прикреплялась снаружи.

Я добросовестно произвел все требуемые операции, в заключение продел веревочку сквозь дырки в наружной карточке, обернул коробку в бумагу, завязал ее, и почувствовал, что у меня не осталось никаких сил. Подобные процедуры всегда выматывали меня куда больше самого сложного отела.

И вот тут-то, глядя остекленевшими глазами на два конверта, адресованные в министерство и в его филиал, – а также на готовую к отправке картонку, я обнаружил, что первая карточка безмятежно покоится на столе.

– Сто тысяч чертей! – взвыл я не своим голосом. – Всякий раз так! Всякий раз я про нее забываю!

Хелен, видимо, решила, что со мной припадок – во всяком случае, она опрометью вбежала в аптеку, где я готовил посылку.

– Что с тобой? – испуганно спросила она.

Я виновато повесил голову.

– Извини, пожалуйста. Опять эта чертова чума свиней.

– Только успокойся, Джим! – Она посмотрела на меня с некоторым сомнением. – И если можно, не кричи так, детей разбудишь.

В мрачном молчании я распаковал коробку, вдел веревочку в карточку, снова запаковал… Сколько раз я проделывал это, и с какой ненавистью! Да, подумал я со злостью, для тихого вечера нет занятия приятней!

Я отвез посылку на вокзал, отправил ее, вернулся домой и попробовал найти утешение в одной из моих ветеринарных Библий – «Практической ветеринарии» Юдолла. Но даже она не принесла мне утешения. Выводы этого светила только подкрепляли мои собственные подозрения. Правда, будучи американцем, болезнь он называл «свиной холерой», но в остальном описывал именно ту картину, которую я наблюдал у поросят Лайонела. Он рекомендовал инъекции сыворотки здоровым свиньям в качестве превентивной меры, но я уже прибегал к этому средству – и безрезультатно. Не хватает мне еще впустую тратить деньги Лайонела именно тогда, когда они будут ему особенно нужны.

Ответ я получил через два-три дня: министерство не подтверждало наличия чумы свиней на указанной ферме. В тот же день мне позвонил Лайонел.