И всех их создал Бог

– Но им-то никак не меньше года!

Мистер Рипли пожал плечами и одарил меня бесконечно утомленной улыбкой.

– За временем-то разве уследишь? Так и летит, так и летит.

Я поплелся к машине за обезболивающим для местной анестезии.

– Ну ладно, – буркнул я, наполняя шприц. – Если сумеете их изловить, попробую что-нибудь сделать.

Фермер снял со стены веревочную петлю и направился к дюжему бычку, что-то успокоительно бормоча. Бычок хотел было проскочить мимо, но петля на удивление ловко затянулась у него на морде и роге в точно выбранный момент. Мистер Рипли пропустил веревку сквозь кольцо в стене и туго ее натянул.

– Ну вот, мистер Хэрриот. Быстренько и без неприятностей, верно?

Я промолчал. Все неприятности предстояли мне. Я ведь работал в опасном тылу совсем рядом с копытами, которые, конечно, взметнутся вверх, если моему пациенту придется не по вкусу укол в семенник.

Но куда деваться? Вновь и вновь я анестезировал область мошонки, а копыта нет-нет да барабанили по моим рукам и ногам. Затем я приступил к самой операции – к бескровному разрушению семенного канатика без повреждения кожи. Бесспорно, это много удобнее старого способа с применением скальпеля, и на молоденького теленка тратятся какие-то секунды.

Другое дело – такие великаны. Чтобы захватить большую мясистую мошонку, эмаскулятор приходилось разводить чуть ли не в горизонтальное положение, а потом сжимать – из такой-то позиции! Тут и началось веселье.

После местной анестезии бычок ничего не чувствовал – или почти ничего, но я, тщетно стараясь свести ручки эмаскулятора, испытывал холодное отчаяние: задача казалась непосильной. Однако человеческие мышцы, если хорошенько поднапрячься, творят чудеса. По моему носу ползли капли пота, я пыхтел, жал из последних сил, металлические ручки мало-помалу сближались, и наконец щипцы со щелчком сомкнулись.

Я всегда накладываю их дважды с каждой стороны, поэтому, передохнув, повторил всю процедуру чуть ниже. Когда же было покончено и со второй стороной, я привалился к стене, ловя ртом воздух и стараясь не думать, что это только первый, что остается еще семь…

Прошло много, очень много времени, прежде чем наконец наступила очередь последнего. Глаза у меня вылезли на лоб, рот уже не закрывался, и тут меня осенило. Я выпрямился, встал сбоку от бычка и сказал сипло:

– Мистер Рипли, а почему бы вам самому не попробовать?

– А? – Все это время фермер невозмутимо наблюдал мои потуги, неторопливо выпуская изо рта сизые клубы табачного дыма, но такое предложение явно выбило его из колеи. – Как так?

– Видите ли, это последний, и мне хотелось бы, чтобы вы на опыте поняли, о чем я вам всегда говорил. Вот попробуйте сомкнуть щипцы.

Он немного поразмыслил.

– Так-то так, а кто будет скотину держать?

– Ерунда, – ответил я. – Привяжем его потуже к кольцу, я все подготовлю, и посмотрим, как получится у вас.

На лице фермера было написано легкое сомнение, но я решил настоять на своем и подвел его к хвосту бычка. Потом наложил эмаскулятор и прижал пальцы мистера Рипли к ручкам аппарата.

– Отлично, – сказал я. – Давайте!

Фермер набрал в легкие побольше воздуху, напряг плечи и начал давить на ручки. Ни малейшего эффекта.

Несколько минут я смотрел, как его лицо наливается кровью и из красного становится лиловым. Глаза у него выпучились почище моих, а вены на лбу рельефно вздулись. Вдруг он застонал и повалился на колени.

– Нет, милок, ничего у меня не получится. Зря старался.

– А ведь, мистер Рипли, – я положил руку ему на плечо и ласково улыбнулся, – вы от меня требуете именно этого!

Он покорно кивнул.

– Ну ничего, – сказал я. – Теперь вы поняли, о чем я говорил. Простая, легкая работа превратилась в очень трудную только потому, что телята успели вырасти. Если бы вы меня вызвали, когда им было три месяца, я бы справился с делом в один момент, ведь так?

– Что верно, то верно, мистер Хэрриот. Ваша правда. Я дурака свалял и уж больше такого не допущу.

Я про себя возгордился. Особой изобретательностью я не блещу, но во мне крепло убеждение, что я нашел-таки способ пронять мистера Рипли.

От восторга силы мои удесятерились, и я благополучно закончил операцию. Шагая к машине, я упивался собственной находчивостью и совсем уж захлебнулся самодовольством, включив мотор, потому что фермер наклонился к окошку.

– Спасибо вам, мистер Хэрриот, – сказал он. – Вы меня нынче утром кое-чему научили. Когда приедете в следующий раз, будут вам новенькие ворота, и к таким зверюгам я вас тоже больше звать не буду. Уж ручаюсь вам.

Сколько же времени прошло с того утра? Ведь было это еще до моего ухода в армию. Но теперь я вновь свыкался с гражданской жизнью и вновь ощутил вкус многого, казалось бы прочно забытого. Впрочем, когда затрезвонил телефон, я ощущал вкус, которого никогда не забывал, – дивный вкус обеда, приготовленного Хелен.

Воскресный обед включал традиционный ростбиф и йоркширский пудинг. Жена как раз положила на мою тарелку солидный ломоть пудинга и теперь поливала его мясным соусом неописуемого аромата. После типичного для ветеринара воскресного утра, занятого метаниями с фермы на ферму, я готов был съесть быка, и мне пришло в голову, как приходило уже не раз, что, доведись мне знакомить какого-нибудь иностранного гурмана с достоинствами английской кухни, я бы непременно угостил его йоркширским пудингом.

Бережливые фермеры в самом начале обеда набивали животы своих чад и домочадцев ломтями йоркширского пудинга под мясным соусом, пуская в ход лукавую прибаутку: «Кто больше пудинга съедает, тот больше мяса получает!» Последнее не вполне соответствовало истине, но само блюдо – божественно. Положив в рот первый кусочек, я предвкушал, как Хелен, когда я очищу тарелку, вновь ее наполнит говядиной, картошкой и утром сорванными у нас на огороде горохом и красной фасолью.

И вот тут в мои блаженные размышления врезался пронзительный звук телефона. «Нет, – сказал я себе твердо, – обеда мне ничто не испортит. Самый неотложный случай в ветеринарной практике как-нибудь да подождет, пока я не покончу со вторым блюдом».

Тем не менее трубку я взял трепетной рукой, а раздавшийся в ней голос вверг меня в мучительную тревогу. Мистер Рипли! О господи, только не это! Только не в Ансон-холл по ухабам и рытвинам! Ведь сегодня все-таки воскресенье.

А голос гремел мне в ухо. Мистер Рипли принадлежал к тем, кто был убежден, что по телефону обязательно надо кричать, иначе на таком расстоянии могут и не услышать.

– Ветеринар, что ли?

– Да. Хэрриот слушает.

– Так вы что, с войны вернулись?

– Вернулся.

– Ну так вы мне сию минуту требуетесь! Одна моя корова совсем плоха!

– А что с ней? Что-нибудь срочное?

– Да уж! Ногу сломала, не иначе!

Я отодвинул трубку от уха: мистер Рипли еще повысил мощность звука, и голова у меня гудела.

– Но почему вы так думаете? – спросил я, чувствуя неприятную сухость во рту.

– Так она же на трех ногах стоит! – проревел фермер. – А четвертая болтается вроде!

Черт, симптом самый зловещий. Я печально взглянул через стол на мою полную тарелку.

– Хорошо, мистер Рипли, я приеду.

– Сию минуту, а? Тянуть не будете?