Фокусница

– Слушай, браток, – сказала она, – если вздумаешь дурить, я тебя так вырублю, что все пробки повылетают.

– Дашь хотя бы взглянуть на них перед смертью? – попросил я. – Всю жизнь мечтал стать экспонатом в паноптикуме Рипли[8 - Роберт Рипли (1890–1949) – американский художник-карикатурист, путешественник, собиратель диковин, создатель музеев-кунсткамер «Хотите верьте, хотите нет!» («Believe it or not!»), автор одноименных комиксов и радиошоу.].

– Я тебя предупредила, – отрезала она и вышла из машины.

Я перебрался на водительское место.

– На заднем сиденье спать удобнее, – сказала она, устраиваясь у меня за спиной. – К тому же у меня тут запасной колесный диск. Только попробуй свернуть с трассы – огрею по голове. Телеграмму с предостережением заранее посылать не буду, не рассчитывай.

– Тебя послушать, – ответил я, включив зажигание, – так подумаешь, что ты совсем не сентиментальна. Но если серьезно, пупсик, можешь спокойно доверить мне свою жизнь.

– Доверить? Не раньше чем я сменю шелковое белье на смирительную рубашку.

Судя по всему, через некоторое время она уснула. «Кадиллак» мчался по ночному шоссе. Машина – зверь, одометр только успевал отсчитывать мили. Я думал, что примерно через час она проснется и сменит меня за рулем, но не тут-то было. Она проснулась, только когда автомобиль запрыгал по булыжной мостовой в предместье Орисабы.

– Уже светло, – удивленно ахнув, заметила она. – Это я столько спала?

– Кто-то заливисто храпел мне в ухо, – ответил я, сворачивая на главную улицу. – Если не ты, значит у нас на борту безбилетный пассажир.

– Я не храплю, – холодно сообщила она, и я услышал, как она роется в сумочке. Ну конечно, первым делом надо попудрить носик.

– Не тушуйся, – ободрил я ее. – Со мной тебе нечего стесняться. – Я запарковал машину возле небольшой гостиницы, облицованной розовым камнем. – Мне даже нравится, когда у меня под боком кто-то похрапывает. Ностальгическое чувство.

– Ностальгическое? – переспросила она.

– Ну да, сразу вспоминается жизнь на ферме. – Я поспешно вылез из машины и деловито сказал: – Подожди тут, я схожу договорюсь. Тебе нужен номер или обойдешься ванной и кофе?

– Никаких номеров, – твердо заявила она.

Сперва нужно было извлечь из гостиничных недр управляющего, потом представиться ему… И только тогда меня обожгла мысль, что я совсем рехнулся – оставить ее одну в автомобиле! Однако волновался я напрасно и, выйдя на улицу, обнаружил, что она никуда не делась.

– Договорился, – известил я ее, распахивая дверцу. – Сперва ванна, потом завтрак на веранде. Яйца, фрукты, кофе. Устраивает?

Она вышла из машины с маленьким саквояжем в руке.

– Еще как, – подтвердила она и в первый раз по-дружески мне улыбнулась.

Я почувствовал, что дела пошли на лад.

– Через полчаса жду тебя внизу за завтраком. Отбросим условности и поговорим по душам.

– Мне и одной неплохо, – возразила она. – Я тебя подвезла, и на этом точка, до свидания.

– Не дури, – сказал я, решительно беря ее за руку повыше локтя и подталкивая к гостинице. – Если ты сбежишь, кто заплатит за мой завтрак?

Глава четвертая

По сравнению с другими мексиканскими городами, Орисаба еще ничего. От Мехико едешь все время вниз: через шестьдесят с лишком миль ты спускаешься на шесть с лишком тысяч футов[9 - Около двух километров. В действительности Орисаба находится на высоте 1236 м, Мехико – 2250 м над уровнем моря, т. е. разница около километра.]. И атмосфера существенно меняется. Воздух здесь плотнее, а зной нестерпимее.

Сидя на веранде с видом на площадь под непроницаемыми взглядами низкорослых индейцев в засаленной военной форме, я подумал, что жизнь не такая уж скверная штука. Отмокнуть в горячей пенной ванне, а после с аппетитом позавтракать на свежем воздухе – что может быть лучше!

В дальнем конце площади разместился маленький цветочный рынок. Несмотря на ранний час, индианки принялись за работу – сбрызгивали водой и сортировали всевозможные цветы, составляли букеты. Над площадью плыли густые ароматы, погружая нас в пахучее облако.

– Хорошо, что мы сюда завернули, – похвалил я себя. – Если предчувствие меня не обманывает, нам суждено стать большими друзьями. Когда-нибудь будем вспоминать, как все начиналось.

Мира положила ноги на свободный стул и закрыла глаза: жаркое солнце било ей прямо в лицо. Она переоделась в простое, но элегантное льняное платье, идеально сидевшее на ее точеной фигуре.

– В Веракрусе мы расстанемся, – сказала она не то чтобы очень решительно.

– А нам туда очень надо? – спросил я. – Давай поживем здесь. По вечерам ты будешь рассказывать мне сказки, а если я заскучаю, ты станцуешь.

– Спасибо за соблазнительное предложение, – сказала она, лениво потягиваясь, – но меня оно не прельщает.

– Ты всегда скрываешь свое нутро под твердой фанеровкой? Не пробовала обойтись без нее?

Она открыла глаза и взяла со стола кофейник.

– Нет. Она прочно со мной срослась и не дает трещин.

Мира налила себе еще кофе и перевела взгляд на горы, словно надвигавшиеся на Орисабу.

– Ну и зря, – я пошарил по карманам в поисках сигарет, и, обнаружив, что моя пачка «Честерфилда» пуста, с надеждой взглянул на Миру, – иногда расслабиться не мешает. Ты много теряешь, сестренка.

– Ничего подобного, – ответила она, угощая меня сигаретой из своего портсигара. – У меня нет времени для забав. Я честолюбива.

– Это заметно. Только не надо перегибать палку. Так как, ты сказала, тебя зовут?

Она рассмеялась:

– Мира Шамвей.

Собственно, в подтверждении я не нуждался, ошибки быть не могло. Но убедиться всегда приятно. А учитывая, что мы с ней были уже почти на дружеской ноге, еще и полезно.

– Чудесное имя.

Мимо прошла кучка мексиканских работяг с гитарами. Они пересекли маленькую разбитую площадь и уселись спиной к стене дома напротив. Двое принялись еле слышно что-то наигрывать.

– Как мило. Они споют?

– Споют, если попросишь. А если кинешь несколько монет, то бог знает чего они только не сделают.

Не успел я договорить, как на площадь въехал грузовик, заглушив своим грохотом тихий перебор гитар. Он остановился сразу за входом в гостиницу, и из кузова на землю спустились двое. Один маленький и сморщенный, другой – здоровенный амбал.

Мира резко двинула свой стул назад, как будто намереваясь встать, но передумала и осталась на месте.

– Что, муха укусила? – спросил я, глядя, как эти двое к нам приближаются. – Похоже, у нас нынче слет соотечественников. Если не ошибаюсь, это американцы.

– Тебе только в варьете выступать, – сказала Мира так кисло, что я с удивлением посмотрел на нее.