Ясным летним утром

– Может, он взял одну из машин. Я пойду проверю. Слушай, мы доедем до Питт-Сити. Там зайдем в полицию. Это как раз их работа.

Кэрри кивнула. Вик с облегчением отметил, что она уже не кажется напуганной.

– Я соберу вещи Джуниора. А ты заводи машину.

Вик смотрел, как она торопливо возвращается в дом. Он двинулся в сторону гаража, а потом остановился. Его пронзила одна мысль. Он вернулся в спальню Ди Лонга. Шкаф, в котором Ди Лонг держал одежду и свои пожитки, стоял у стены слева от кровати. Вик распахнул дверцы. И увидел три аккуратных костюма и белую униформу, которую Ди Лонг содержал в безукоризненной чистоте. На одной из полок лежала электробритва, подаренная вьетнамцу Виком на прошлое Рождество. Рядом с бритвой лежал фотоаппарат «Кодак», его тоже подарил Ди Лонгу Вик, когда купил себе «Лейку». Два самых ценных сокровища Ди Лонга.

Вик стоял, глядя на оба предмета и чувствуя, как сердце забилось сильнее и чаще. Ди Лонг ни за что не оставил бы эти вещи, если только не случилось нечто из ряда вон выходящее, вынудившее его… но что же могло случиться?

Быстро развернувшись, он стремительными шагами двинулся к гаражу и поднял широкие ворота. Его бело-голубой «кадиллак» и хозяйский фургон «меркьюри» стояли бок о бок. Какое облегчение видеть их. Он сел в «кадиллак». Ключ был вставлен в замок, и он повернул его, опустил ногу на педаль газа, чтобы завести мотор. Раздалось урчанье, но мотор не завелся. Он трижды пытался завести машину, но мотор просто отказывался работать. Он вылез из машины и подошел к местному фургону, попробовал завести его. И снова услышал урчанье, и снова мотор отказался заводиться.

Вик вылез из фургона и вытер вспотевшие ладони о штаны. Затем открыл капот «кадиллака». Он слабо разбирался в машинах, но сразу же увидел, что все свечи зажигания выкручены. Быстрый взгляд под капот фургона подтвердил, что и с ним произошло то же самое. Кто-то снял свечи зажигания с обеих машин, и теперь они обездвижены.

Вик стоял, застыв посреди большого гаража между двумя бесполезными машинами. Он почувствовал, как капля холодного пота покатилась по лицу, и утер ее тыльной стороной кисти. Будь он один, он бы еще поборолся со сложившейся ситуацией, но он непрестанно думал о Кэрри и ребенке и ощущал страх. Что же это творится, спрашивал он себя. Ни Бруно, ни Ди Лонга, ни оружия, ни телефона, а теперь еще и машин нет. Он вдруг вспомнил, что Кэрри там с Джуниором одна. Он вышел из гаража и широкими шагами пересек лужайку.

Кэрри была в спальне, укладывала детские вещи в небольшой чемодан. Она обернулась, когда он вошел, и Вик остановился. Они посмотрели друг на друга. Он заметил, как она оцепенела. Поднесла руку ко рту. Он понял, что, должно быть, выглядит напуганным, постарался взять себя в руки, но без особого успеха.

– Что там? – резко спросила Кэрри.

– У нас проблемы, – сказал он. – Машины выведены из строя. Мы здесь застряли. И я не знаю, что все это значит.

Кэрри тяжело опустилась на кровать, словно у нее отказали ноги.

– А что случилось с машинами?

– Кто-то снял свечи. Ди Лонг не взял с собой фотоаппарат и бритву. Готов поспорить, он не оставил бы их, если только… – Вик умолк, нахмурился, затем присел на кровать рядом с Кэрри. – Не хочу тебя пугать, но, возможно, это серьезно. Я понятия не имею, что происходит, но кто-то побывал здесь… кто-то, кто… – Он резко замолк, поняв, что сказал слишком много.

Кэрри смотрела на него с побледневшим лицом.

– Значит, ты не думаешь, что оружие забрал Ди Лонг?

– Уже нет. Он ни за что не бросил бы камеру и бритву, если бы решил уйти от нас. Я просто не знаю, что думать.

– Но куда же он тогда подевался? И куда подевался Бруно?

– Не знаю.

Кэрри вскочила на ноги:

– Давай убираться отсюда, Вик! – Голос ее немного дрожал. – Немедленно! Я здесь не останусь!

– Мы не можем отсюда убраться! – сказал Вик. – До шоссе пятнадцать миль. Солнце припекает. Мы не пройдем столько с Джуниором.

– Я здесь не останусь! Мы пойдем! Что угодно, лишь бы не оставаться здесь! Ты понесешь Джуниора. Я возьму его вещи. Я ни минуты здесь не останусь!

Вик поднялся, все еще сомневаясь, но затем пожал плечами:

– Это будет адская прогулка. Ну да ладно. Идем. Нам нужно какое-нибудь питье. Я наполню термос. Еще через час солнце просто раскалится.

– Мне плевать… поторопись, Вик!

Он пошел в кухню и наполнил термос ледяной кока-колой. Сунул в карманы рубашки две пачки сигарет. Прошел в кабинет и взял чековую книжку и три стодолларовые купюры, которые всегда держал на всякий случай. Все это он убрал в карман брюк, после чего вернулся в спальню.

– Ты, пожалуй, надень панаму. А я возьму зонтик, чтобы прикрыть Джуниора, – сказал он. – Прихвати свои драгоценности, Кэрри. Мы…

Он осекся, когда Кэрри вдруг сдавленно вскрикнула.

Она смотрела на его ноги, и в лице ее не было ни кровинки.

Вик проследил за ее пристальным взглядом и посмотрел на свои белые туфли.

Правая вдоль внутреннего края была запачкана красным… этот красный узнавался безошибочно.

Во время своих хождений по территории ранчо он где-то наступил в лужу крови.

Глава вторая

Чтобы понять происходившее в «Пустоши», необходимо вернуться на три месяца назад, в тот день, когда Солли Лукас, адвокат из Лос-Анджелеса, сунул в рот дуло автоматического пистолета и снес свою лысую макушку.

Солли Лукас защищал в суде гангстеров и как адвокат снискал сомнительную репутацию, зато все знали, что он большой умник и просто нутром чует фондовый рынок. Когда он покончил с жизнью, ему было шестьдесят пять. Последние тридцать лет он был адвокатом и консультантом по инвестициям у одного из самых прославленных преступников со времен Аль Капоне – человека, известного под именем Большой Джим Крамер.

Крамер, которому теперь было почти шестьдесят, начинал свою карьеру в криминальном мире в качестве телохранителя Роджера Тохи[1 - Роджер Тохи – один из братьев Тохи, чикагских мафиози ирландского происхождения. Банда «Ужасных Тохи» занималась в 1930-е годы бутлегерством и игорным рэкетом, принципиально не открывая на своей территории публичных домов. Аль Капоне положил глаз на их владения, желая как раз устроить там бордели, но банда Тохи весьма успешно противостояла гангстерам Аль Капоне. (Здесь и далее примечания переводчика.)]. Он медленно, через кровопролития, дорос до босса мафии, был избран членом «Корпорации убийств»[2 - «Корпорация убийств» – неофициальное название нью-йоркской преступной группировки 1920–1940-х годов, созданной мафией для совершения заказных убийств среди своих же для предотвращения войн между мафиозными кланами.] и в итоге сделался той железной рукой, что правит профсоюзами хлебопеков и молочников: человек, сколотивший в конце концов состояние в шесть миллионов долларов, которому при этом хватало ума платить налоги с части своих доходов.

Хотя в Федеральном бюро расследований знали, что Крамер – крупный преступник, криминальный вице-король и именно он стоит за некоторыми из громких ограблений банков, ему ни разу не смогли предъявить обвинение. Федералам так и не удалось превзойти хитроумие Крамера, дополненное блистательным адвокатским умением Лукаса напускать туману.

Отметив свой пятьдесят пятый день рождения, Крамер решил завязать с рэкетом. Боссу мафии всегда нелегко бросать бизнес. Обычно в тот момент, когда он собирается выйти из игры, появляется какой-нибудь молодчик с пистолетом, и тут боссу мафии конец, однако Крамер был не дурак. Он знал об этом. У него в кубышке было припрятано шесть миллионов. Он расстался с двумя из них, чтобы купить себе безопасность и спокойствие в будущем. Эти два миллиона так хорошо смазали петли на двери выхода, что он стал одним из очень немногих крупных мафиози, которому удалось покончить с криминальной деятельностью и уйти на покой в комфорте, безопасности и безвестности.

С четырьмя миллионами долларов и Лукасом в качестве консультанта по инвестициям Крамер не боялся будущего. Он купил себе шикарную виллу в Парадиз-Сити неподалеку от Лос-Анджелеса и обосновался там, чтобы наслаждаться светской жизнью на заслуженном отдыхе. Еще будучи боссом мафии, Крамер женился на певице из ночного клуба, Хелен Дорз, стройной большеглазой блондинке, выглядевшей моложе своих лет, которая приняла его таким, какой он есть, – не из-за денег или власти, а потому что имела несчастье влюбиться в него.

Но стоило Крамеру отойти от своей криминальной деятельности и подельников, как он превратился в чрезвычайно добродушного человека, который великолепно играет в гольф, умело – в бридж, умеет пить, не пьянея, и которого общество Парадиз-Сити, не имевшее ни малейшего понятия о его прежней жизни, приняло как состоятельного, удалившегося от дел бизнесмена, и он снискал в этом обществе большую популярность. Общество Парадиз-Сити приняло и Хелен, теперь немного располневшую и слегка выцветшую, но все еще обладавшую зажигательным вокалом: она могла сесть за фортепьяно и сымпровизировать несколько песенок немного risquе[3 - Зд.: двусмысленный, не вполне приличный (фр.).], но никогда не опускавшихся до вульгарности и оживлявших вечера в кантри-клубе, если те становились скучноваты.

Иногда Крамер, оставаясь один, когда Хелен отправлялась в Лос-Анджелес за покупками или гольф отменялся из-за дождя, тосковал по тем временам, когда он был гангстерским боссом. Но хотя ему было очень жаль утраченной власти, он ничего не предпринимал в этой связи. Он был чист, а это большая редкость для человека с таким криминальным прошлым, как у него. ФБР так ни разу его и не прижало. Денежки, пускаемые Солли в оборот, приносили отличный ежегодный доход. А сам Крамер был, как он непрестанно напоминал себе, вышедшим из дела счастливчиком.

Несмотря на твердое решение держаться подальше от любого рэкета, Крамер посвящал часть свободного времени разработке планов блистательных ограблений, похищений или налетов на банки. Эти планы, продуманные до последней детали, помогали коротать время и были для него сродни шахматным задачам. Он мог выбрать банк «Чейз нэшнл» в Лос-Анджелесе и разработать план, следуя которому пять человек смогли бы войти в банк и выйти из него с миллионом долларов. Как-то дождливым вечером, пока Хелен трудилась над своей petit point[4 - Разновидность очень мелкой вышивки крестиком (фр.).], он набросал проект похищения дочери одного техасского миллиардера с выкупом в несколько миллионов долларов. Эти криминальные задачи не только развлекали его, но и держали в тонусе мозг. Он не собирался воплощать свои планы. И он ни разу не признался Хелен, о чем размышляет долгими часами, погружаясь в молчание и глядя на мерцающий в камине огонь. Если бы она узнала, какие мысли время от времени посещают его, то пришла бы в ужас.

В то утро, когда Солли Лукас застрелился, Крамер провел одну из лучших своих партий в гольф. Они с партнером отправились в клубный бар и заказали по двойному джину и по рюмке лаймового ликера.

Когда Крамер с жадностью опустошил бокал, его окликнул бармен:

– Мистер Крамер, вам звонят из Лос-Анджелеса.

Крамер поднялся, зашел в телефонную кабину и закрыл дверь. Он взял трубку, жизнерадостно напевая себе под нос. Пение быстро оборвалось. Эйб Джейкобс, старший делопроизводитель Солли Лукаса, сообщил ему новость осипшим, срывающимся голосом.

– Застрелился? – повторил Крамер и вдруг ощутил нехватку воздуха.

Он знал Солли тридцать лет. Он знал его как блистательного, хотя и не отличающегося щепетильностью адвоката с безошибочным чутьем на деньги, но еще он знал его как легко теряющего голову сластолюбца и отчаянного, азартного игрока. Лукас не стал бы лишать себя жизни, если бы не достиг дна финансовой пропасти. Крамер ощутил, как на лбу проступает холодный пот. Ему вдруг стало до тошноты страшно за свои четыре миллиона.

Потребовалось две недели сосредоточенных изысканий, чтобы понять, почему Солли покончил с жизнью. Судя по всему, у него было четыре важных клиента… и один из них – Крамер. Каждый доверил ему значительную сумму денег.