Ухо востро

– Баум? – крикнул он. – Ты, надеюсь, ничего с ним не обсуждал?

– Пока нет, – негромко ответил Шелли. – Но если ты не дашь треть, Марта пойдет к Бауму.

– Чтобы он согласился на треть? Да никогда в жизни!

– Согласится, если узнает, что ты проворонил сделку. Баум тебя на дух не переносит. Ведь так, Эйб?

– Слушай, ты, старый жулик, – рыкнул Эйб, подавшись вперед. Казалось, его глаза вот-вот прожгут полковника насквозь. – Ты меня на понт не бери! Чтобы Баум дал тебе треть? Ага, размечтался! Кого ты вздумал обмануть?

– Эйб, давай не будем спорить, – примирительным тоном сказал Шелли. – Ты знаешь Марту. Ей нужна треть. Она предложит нашу идею всем крупным барахольщикам – ты, повторюсь, не единственный. Кто-нибудь да согласится. Для начала она сходит к Берни. Дело-то нешуточное. Добыча потянет на два миллиона долларов. Даже четверть этой суммы – уже очень неплохо. А в твоем случае – еще и безопасно. Но нам нужна треть, Эйб. Или так, или мы пойдем к Берни.

Эйб понял, что его загнали в угол.

– Ох уж эта Марта, – недовольно сказал он. – Терпеть не могу обжор. Есть в таких женщинах что-то неприятное.

– Что ты так переживаешь за ее аппетит? – На губах Шелли играла очаровательная старомодная улыбочка. Очевидно, он понимал, что добился своего. – Ну так что? Будет нам треть или нет?

Эйб свирепо взглянул на него:

– Да, будет. Ворюга, вот ты кто.

– Не волнуйся, Эйб, – сказал Шелли. – Все мы неплохо заработаем. Да, и еще одно…

Эйб с подозрением нахмурился:

– Теперь еще что?

– Марте нужна какая-нибудь безделушка. Браслет или часы. Что-нибудь броское. Разумеется, на время. Без такой вещицы дело не выгорит. Помнишь, ты обещал…

– Временами я думаю, что пора мне к мозгоправу, – заметил Эйб. Отомкнул ящик стола, достал плоский продолговатый футляр. – Но только с возвратом, Генри. Без шуток.

Открыв футляр, Шелли одобрительно взглянул на платиновый браслет, усыпанный бриллиантами.

– Не будь таким подозрительным, Эйб. Так ты и самому себе верить перестанешь. – Шелли убрал футляр в карман. – Милая вещица. Дорогая?

– Восемнадцать тысяч долларов. И мне нужна расписка. – Эйб нашел клочок бумаги, что-то на нем нацарапал и толкнул его в сторону Шелли.

Тот, поставив подпись, встал на ноги.

– Пойду повидаюсь с Джонни Робинсом.

– Если бы не Марта, я бы за это не взялся, – сказал Эйб, пристально глядя на собеседника. – У этой бочки с лярдом мозги что надо.

– Именно так, Эйб, – кивнул Шелли. – Именно так.

– Вы, главное, поймите, мистер, – сказал мне Барни, когда бармен наполнял кружку в пятый раз, – я, бывает, чуть приукрашиваю свои рассказы. Сам писал бы книжки, если бы орфография не хромала… Хотя, по правде, я и писать-то не умею. Так что случаются в моих историях поэтические, так сказать, вольности. Уж не обессудьте. Может, все немного не так было. Я как пивка выпью, так позволяю мозгам размяться. Полет фантазии, ну и так далее. Детальки всякие, местный колорит… – Почесав пузо, он взглянул на меня. – Сами понимаете, других разминок у меня не бывает.

– Вы продолжайте, – сказал я. – А я послушаю.

Отхлебнув, Эл поставил кружку на стол.

– Значит, мистер, вот у нас Эйб Шульман, а вот – Генри Шелли. Пора рассказать и про Марту. Они с Генри спелись, когда Марта вышла из тюрьмы. Но жениться не стали, нет. Марта знала, что Генри – ловкий аферист. А Генри было известно, что Марта лучше всех работает по брюликам. Поймите правильно: сама она ничего не воровала. А вот организация краж и ограблений – это по ее части. Дело в том, что она была чертовски толстая. Такая толстая, что не смогла бы и куклу у младенца украсть. Зато умная, и Генри это ценил. Марта только что отсидела пять лет. За решеткой она, конечно, настрадалась. Больше всего на свете она любила предаваться обжорству, а в тюрьме, сами знаете, чем кормят. Значит, вышла она на волю, сбросив восемьдесят фунтов, и поклялась, что отныне никогда – повторяю, никогда не вернется в клетку. Они с Генри встретились в дешевом мотеле недалеко от Лос-Анджелеса, по случаю. Оба слыхали друг о друге. За время отсидки Марта кое-что придумала и решила предложить Генри партнерство. Тот, выслушав ее речи, разве что не запрыгал от восторга. Разумеется, обоих интересовали только наличные. А кто лучше всех умеет превращать товар в деньги? Конечно, Эйб Шульман.

Теперь нужно было найти парочку ребят помоложе. Марта надумала привлечь к делу свою племянницу; звали ее Джильда, а фамилию не помню. Ее отец – брат Марты – обожал оперы Верди. Ну, вы знаете, это композитор. Когда девчонка появилась на свет, папаша как раз вернулся домой с какой-то треклятой оперы. Потому-то и назвал дочку Джильдой.

– «Риголетто», – подсказал я.

Уставившись на меня, Эл почесал брюхо и глотнул еще пива.

– А мне почем знать? В итоге, значит, Джильда устроилась воздушной гимнасткой в какой-то захудалый цирк. Зарабатывала гроши. А Марта, как вышла из тюрьмы, решила, что от племянницы может быть польза. Для работы на верхних этажах воздушная гимнастка – самое то. Девчонке эта мысль понравилась. – Эл умолк, рассматривая свой бокал, а потом продолжил: – А сейчас опишу Марту. Толще женщины я в жизни не видел. Да, у этих старых коров из Нью-Йорка жирку хватает, но Марта – уже другая весовая категория. Чемпионка среди обжор. Отложив нож с вилкой, тут же принималась за конфеты и пирожные с кремом. И так по кругу. Весила, думаю, под триста фунтов, плюс-минус. Квадратная блондинка, на тот момент – пятьдесят четыре года. И такая башковитая, что в одном ее мизинце ума было больше, чем в целом Генри.

Давайте-ка глянем, что получается. Значит, Марта придумала, как украсть бриллианты. Все организовала. Велела Эйбу найти еще одного исполнителя, помоложе. Эйб всегда поддерживал связь с заезжими гастролерами, а Марта не хотела, чтобы о ее затее прознали местные хищники. Не ровен час, тоже решат поживиться.

Она, в отличие от Генри, вела счет деньгам. Потому-то и взяла на себя финансовую сторону всей операции. Генри знать не знал, что у Марты есть капиталец, двенадцать тысяч долларов заначки. И она решила инвестировать их в дело, чтобы все было как положено.

Сняла трехкомнатный «люкс» в гостинице «Плаза» на Бей-Шор-Драйв. Не самый роскошный, но неплохой. Пентхаус. Для Джильды – самое то. Ее хлебом не корми, дай шикануть на халяву. Да и Генри остался доволен. Любил жить на широкую ногу, как и положено по его полковничьей легенде. Тем более что бесплатно.

Пока Генри беседовал с Эйбом, Марта сидела на террасе пентхауса. Под зонтиком, чтоб на солнце не сгореть. В руке – шоколадка с мятной начинкой. А прямо перед Мартой – Джильда. Разлеглась на надувном матрасе и нежится на солнышке в чем мать родила…

Марта Шелли, известная в криминальных кругах как Толстуха Гуммрих, двумя пальцами извлекла из коробки шоколадную конфету, с умилением посмотрела на нее и отправила в рот.

– Ты бы прикрылась, пигалица, – велела она, разглядывая коричневую спину Джильды. – Генри вот-вот вернется. И что он подумает?

Девушка лежала на животе, опустив голову на скрещенные руки. Поболтав в воздухе стройными ножками, она напружинила ягодицы, хихикнула и сказала:

– Знаю я, что он подумает. Но кому какое дело? Он же у вас совсем старенький.

– Что ты, мужиков не знаешь? Старенький не старенький, а на уме всегда одно и то же, – заметила Марта. – Прикройся, говорю!

Перевернувшись на спину, Джильда скрестила ноги и уставилась в небо сквозь солнечные очки.

Ей было двадцать пять лет. Волосы густые, длинные, цвета спелого каштана. Глаза большие, зеленые, обрамленные длинными черными ресницами. А лицо… На девушку с таким лицом обернется любой мужчина. Интересное лицо, озорное. Не то чтобы красавица, но очень даже ничего. Кожа загорелая, а фигура – просто блеск. И ни единой полоски от бикини. Джильда предпочитала загорать нагишом.

– Сколько можно есть? – спросила она, нахально выпятив грудь. – Все жуете и жуете… брр!

– Речь не обо мне, а о тебе! – отрезала Марта. – Прикройся! А не то Генри расстроится. Он человек старомодный.

Поболтав ногами в воздухе, Джильда хохотнула.

– Вот смешно! Видели синячище у меня на заднице? От вашего Генри остался. Такого огромного у меня давно не было. Гляньте-ка… – Перекатившись на живот, она продемонстрировала синяк.

Марта сдавленно хихикнула.

– Ну, может, не такой уж он старомодный. Но ты все равно прикройся, милая. Не ровен час, Генри сорвется с поводка. А проблемы нам не нужны.

Скорчив рожицу, Джильда сдернула со стула пеньюар, набросила его на талию и спросила:

– Что за проблемы? Я думала, все улажено.