Дело о наезде

– Ответьте мне на один вопрос, Скотт, у вас есть деньги?

Вопрос был настолько неожиданным, что какой-то миг я с удивлением смотрел на Эйткена.

– У меня есть двадцать тысяч долларов, – ответил я наконец.

На этот раз удивился он.

– Двадцать тысяч? Совсем недурно, а? – Он даже прищелкнул языком. На моей памяти он впервые выглядел таким веселым. – Похоже, я вас так перегрузил, что вам некогда было их истратить?

– Да нет, – ответил я. – Просто большая часть этих денег досталась мне по наследству.

– Я вам объясню, почему я задал этот вопрос, – сказал он. – Мне надоело гнуть спину на какого-то дядю. Я хочу перебраться в Нью-Йорк и открыть там самостоятельное дело. В ближайший месяц управлять «Международным» придется вам. Я вам буду говорить, что надо делать, но иногда решение придется принимать с ходу, консультироваться со мной будет некогда. Мне ни к чему, чтобы вы звонили сюда каждые полчаса и спрашивали, как сделать это и как сделать то. Я дам общую установку, а уж действовать будете сами. Если увижу, что вы справились, получите возможность, за которую любой занятый в нашем бизнесе отдал бы все на свете: если вы согласитесь вложить деньги в дело, будете моим компаньоном. Это значит, что Нью-Йорк будет на вас, а я буду пока продолжать заниматься «Международным». И тогда мы оба сможем зарабатывать хорошие деньги. Ну как?

– Господи, ну конечно! – Я выпрямился. Как сильно колотится сердце! – Вы можете рассчитывать на меня, мистер Эйткен.

– Ну ладно, посмотрим. Пока что ваша задача – справиться с «Международным». Справитесь – я вас беру. Не справитесь – разговора не было. Ясно?

Не успел я как следует обдумать, какая передо мной открывается возможность, мы перешли к обсуждению завтрашнего заседания. Но позже я понял: такое выпадает раз в жизни. Это запросто позволит мне подняться на порядок выше, перейти в класс Эйткена, а там, рано или поздно, – полная самостоятельность! С двадцатью тысячами долларов на кону, с возможностями, какие открывает Нью-Йорк перед молодым предприимчивым рекламщиком, и с поддержкой Эйткена это действительно был случай, за который любой в нашем бизнесе отдал бы все на свете.

Я просидел у Эйткена два с половиной часа. Мы изучали протоколы предыдущих заседаний, потом обсуждали задачи на новую неделю. Благодаря Пэт у меня с собой были все необходимые бумаги. Она не упустила ничего, и это произвело на Эйткена большое впечатление. Наконец примерно в половине двенадцатого в комнату вошла высокая худая женщина в черном шелковом платье – это, как я потом выяснил, была его экономка миссис Хэппл – и прервала наше бдение.

– Пора вам немножко и отдохнуть, мистер Роджер, – сказала она, и по глазам ее было ясно, что никаких возражений она не потерпит. – Доктор Шульберг велел вам ложиться спать не позднее одиннадцати, а вы уже пересидели лишних полчаса.

Я ожидал, что Р. Э. пошлет ее к черту, но этого не случилось.

– Ох уж мне эти лекари! – не глядя на нее, проворчал он и оттолкнул от себя бумаги. – Ладно. Забирайте эту макулатуру, Скотт.

Я начал складывать бумаги в папку. Эйткен продолжал:

– Что ж, придется целый месяц со всем этим мириться. Как только заседание правления окончится, звоните мне. Будьте осторожны с Темплменом. От него в любой момент можно ожидать пакостей. А завтра вечером снова приезжайте сюда. Я хочу знать, как вам удастся утрясти вопрос со счетом Вассермана. Это дело ни в коем случае нельзя проморгать, и «Прекрасное мыло» тоже.

Я заверил его, что все сделаю как надо, пожелал ему спокойной ночи и с облегчением вышел из комнаты.

Подойдя к лифту, я нажал на кнопку, но ответного сигнала не было. Наверное, кто-то внизу забыл захлопнуть дверцу шахты. Я пошел вниз по лестнице.

Внизу я увидел площадку, на которую выходило несколько дверей. Одна из них была широко распахнута, и лившийся из нее свет прямоугольником высвечивал бело-зеленый ковер.

Ковер на ступеньках был такой толстый, что я не слышал собственных шагов. Поэтому, наверное, их не услышала и она.

Она стояла перед большим, в полный рост, зеркалом и любовалась собой. Чуть склонив голову набок, она приподнимала с плеч длинные каштановые волосы. На ней были забавные короткие штанишки, которые кончались чуть выше колен. А ноги босые.

Более очаровательного создания я не встречал за всю свою жизнь. Ей было года двадцать два, а скорее всего, двадцать. Это была сама молодость, красота и свежесть, и все в ней, от длинных блестящих волос до маленьких босых ног, манило и будоражило.

Я увидел ее и почувствовал, как во мне вспыхнула искра, которая словно разожгла костер: меня всего обдало жаром, голова пошла кругом. Во рту вдруг пересохло, горло сдавило, а сердце рванулось в галоп.

Замерев на месте, я стоял в полутьме и смотрел на нее. Никогда еще я не встречал женщину, которую желал бы так страстно; иначе почему так громко стучит в висках кровь, почему так бешено колотится сердце?

То ли она инстинктивно почувствовала, что на нее смотрят, то ли ей просто надоело любоваться собой, во всяком случае, она шагнула в сторону, и дверь захлопнулась.

Еще секунд десять я завороженно глядел на закрытую дверь, потом машинально пошел вниз и через один пролет оказался в холле. И только там я остановился, достал платок и вытер вспотевшее лицо.

Из гостиной вышел Уоткинс.

– Сегодня теплая ночь, – сказал он, буравя меня хитрым, проницательным взглядом. – Вы без шляпы?

Я сунул платок в карман.

– Без шляпы.

– Вы на машине, сэр?

– Да.

Я сделал движение в сторону парадной двери. Он предупредительно открыл ее.

– Доброй ночи, сэр.

Я что-то буркнул в ответ и вышел в теплую тихую тьму. Как хорошо, что сейчас надо будет ехать, держаться за баранку!

Ее отделяло от Эйткена лет тридцать пять, не меньше, но что-то подсказывало мне, что она ему не дочка и не любовница. Что-то внутри говорило мне, что она ему жена, и от этой мысли меня затошнило.

II

В ту ночь я спал плохо – от разных мыслей пухла голова. Я думал о предложении Эйткена – такой случай, безусловно, выпадает раз в жизни. Я думал о предстоящем заседании правления – орешек, который необходимо разгрызть.

«Международное Тихоокеанское агентство» имело пять директоров. Четверо из них были банкирами, они полностью доверяли Эйткену и в вопросах политики фирмы всегда шли ему навстречу. Пятый же – юрист Селвин Темплмен – считал себя крупным знатоком рекламного дела и поэтому часто вмешивался в работу Эйткена. Завтра тягаться с ним придется мне, и эта мысль не доставляла никакого удовольствия.

Еще одна проблема – счет Вассермана. Джо Вассерман возглавлял крупнейшую на побережье фирму по изготовлению телевизоров. Он принадлежал к числу наиболее важных наших клиентов, платил большие деньги – и прекрасно это знал. Время от времени он грозился, что расторгнет с нами контракт и передаст всю рекламу, а вместе с ней и деньги другому агентству. Но пока нам удавалось его удержать. Он был одним из немногих, с кем всегда имел дело лично Эйткен. Теперь эта обязанность ложилась на меня, и это тоже не доставляло мне удовольствия.

Наконец, меня мучила мысль о том, что, по всей вероятности, в течение целого месяца хозяином в «Международном» буду я. Это значит, что под моим началом будут работать сто пятнадцать мужчин и женщин, а в любое время рабочего дня мне могут позвонить, написать или обратиться со своими проблемами лично двести три клиента нашего агентства, ни секунды не сомневаясь, что я мгновенно отвечу на любой их вопрос. Раньше это меня не особенно беспокоило – я знал, что, если захожу в тупик, всегда можно обратиться к Р. Э. и предоставить искать выход из лабиринта ему. Собственно, я мог поступить так и сейчас, но его мнение обо мне резко бы упало. В конце концов, человек со сломанной ногой вправе рассчитывать на то, что тревожить его будут только в самом крайнем случае.

Короче говоря, и эта мысль доставляла мне мало радости.

За окном светила луна, с легким шелестом накатывался на берег океан, а я лежал в постели, окруженный, казалось, совершенно неразрешимыми проблемами. И вдруг я понял, что лежу в темноте без сна вовсе не из-за них, – у меня перед глазами стояла любующаяся собой в зеркале жена Роджера Эйткена.

Вот почему я не мог заснуть! В сознании еще и еще раз проигрывалась виденная мною картина: она – сама свежесть и красота – поднимает с белых плеч густые каштановые волосы, тонкая рубашка обтягивает изящную грудь. Такая невыразимо желанная, но, увы, жена Роджера Эйткена. Эта картина не давала заснуть, меня знобило, словно в лихорадке.

Почему Эйткен женился на ней – ведь она годится ему в дочери? А она, она-то почему вышла за него замуж? Уж конечно не по любви, какая же девушка полюбит такого человека, как Р. Э.?

Только не думайте, что я не пытался отогнать эти мысли. Наоборот, я всячески старался не думать о ней. Она, говорил я себе, жена Р. Э. и потому должна быть для меня святыней. Она предназначена не для меня. Я сумасшедший, что вообще вот так о ней думаю. Но ничего не помогало. В эту ночь я спал плохо – никак не мог выбросить ее из головы.

Утром я приехал на работу в начале десятого. У самого лифта столкнулся с Пэт. Лифт был переполнен, и нас прижали к стенке. Мы только молча улыбались друг другу – вокруг было слишком много ушей.

Как только мы выбрались из лифта, я рассказал ей о предложении Р. Э.

– Ой, Чес, как это здорово! – воскликнула она. – Я всегда удивлялась, почему он не перебирается в Нью-Йорк. Подумать только – ты будешь там за главного!

– Еще ничего не решено. Я могу все завалить здесь, и тогда вся затея лопнет.