Честнее не бывает

– Но я ничего не смыслю в социальной работе, – беспомощно сказал я. – От меня будет больше вреда, чем пользы.

Мелиш взглянул на часы. Я понял, что его мысли заняты следующим пациентом.

– Если племянница говорит, что найдет вам применение, не сомневайтесь: так оно и будет, – терпеливо произнес он. – Ну как, попробуете?

Почему бы и нет? Пожав плечами, я сказал, что поеду в Люсвилл.

Для начала я купил «бьюик» с откидным верхом. Поездка домой далась мне непросто. Добравшись до места, я весь дрожал и обливался потом. Минут пять просидев за баранкой, я заставил себя снова выехать на оживленный проспект, прокатился по Морскому бульвару, а потом снова вернулся к дому по главной улице. На этот раз я не дрожал и не потел.

Сидни пришел проводить меня.

– Через три месяца, Ларри, – сказал он, пожимая мне руку, – ты вернешься. И останешься лучшим специалистом по бриллиантам. Удачи, и да хранит тебя Бог.

Итак, я набил чемодан одеждой и отправился в Люсвилл, не зная, что меня ждет.

Доктор Мелиш может собой гордиться: уж что-что, а обстановку я сменил в полной мере.

Люсвилл находится в пяти сотнях миль от Парадиз-Сити. Оказалось, это крупный промышленный город, всегда окутанный облаком смога. По большей части там перерабатывают известняк. Если вдруг не знаете, из него делают известь, цемент и материалы для строительства дорог. Так уж вышло, что во Флориде это основная промышленная отрасль.

Ехал я не спеша и через два дня добрался до города. Оказалось, я начал нервничать за рулем. Вздрагивал каждый раз, когда мимо проносилась машина. Но тем не менее не останавливался. Переночевал в убогом мотеле. Наконец около одиннадцати я въехал в Люсвилл, совершенно измотанный и весь на нервах.

Едва я оказался в городских предместьях, как на кожу начала оседать цементная пыль. Я тут же почувствовал себя немытым и каким-то шершавым. Пыль запорошила ветровое стекло автомобиля. Солнца не было. Никакое солнце не способно одолеть то цементное облако смога, что висело над городом. По обеим сторонам дороги, ведущей в центр, стояли известковые фабрики. Из-за шума камнедробилок казалось, что вдалеке грохочет гром.

Доктор Мелиш советовал остановиться в «Бендикс-отеле». Сказал, это лучшая гостиница в городе. «Бендикс-отель» располагался в переулке рядом с главной улицей и выглядел весьма печально. Стеклянные двери были покрыты цементной пылью, в фойе стояли продавленные бамбуковые кресла, а стойкой регистрации служил обыкновенный стол. За ним на доске рядком висели ключи.

За столом восседал чудовищно толстый высокий мужчина с внушительными бакенбардами. Казалось, он побывал на поле боя и теперь зализывал раны.

Не суетясь и не выказывая интереса, он записал мое имя в журнал регистрации. Цветной парнишка печального вида, схватив чемодан, проводил меня на третий этаж, в номер с видом на многоквартирный дом. Когда мы поднимались, лифт страшно скрипел, дрожал и дергался. Я уж думал, не доедем.

Четыре стены, потолок, туалет и душ – вот и все, что было в номере.

Ничего не скажешь: смена обстановки.

Люсвилл отличался от Парадиз-Сити, как раздолбанный «шеви», побывавший в руках у пары-тройки хозяев, отличается от «роллса». И это, пожалуй, еще мягко сказано.

Разобрав чемодан, я развесил одежду в шкафу, разделся и принял душ. Вступив с собой в жесткую борьбу, надел чистую белую рубашку и один из лучших своих костюмов. Глянул в засиженное мухами зеркало и почувствовал едва заметный прилив уверенности в себе. По крайней мере, я снова стал похож на человека с положением, пусть слегка измученного, но определенно имеющего вес в обществе. Просто удивительно, как дорогой костюм, белая рубашка и хороший галстук способны изменить облик мужчины. Даже такого, как я.

Доктор Мелиш дал мне телефон своей племянницы и сказал, что ее зовут Дженни Бакстер. Я позвонил, но мне никто не ответил. Слегка раздраженный, я минут пять походил по комнате, а потом позвонил еще раз. И снова мне никто не ответил. Шагнув к открытому окну, я выглянул на улицу. Там суетилась целая толпа народу: бедного и по большей части весьма неопрятного вида. В основном женщины, бегающие по магазинам. Еще на улице было полно детей, и всем им не помешали бы водные процедуры. Многочисленные машины были покрыты цементной пылью. Позже я узнал, что пыль занимает первое место в списке злейших врагов города, опередив даже скуку, которой пришлось сдвинуться на вторую строчку.

Я снова набрал номер Дженни Бакстер. На этот раз в трубке раздался запыхавшийся женский голос:

– Алло?

– Мисс Бакстер?

– Да.

– Это Лоренс Карр. Ваш дядюшка, доктор Мелиш… – Я помолчал. Она или знает обо мне, или нет.

– Да, конечно. Где вы?

– В «Бендикс-отеле».

– Прошу, подождите часок. Я приеду.

Хоть женщина и не могла отдышаться, словно только что взлетела на шесть лестничных пролетов – а позже я узнал, что так и было, – говорила она звонко и энергично.

У меня не было настроения торчать в унылом номере.

– Может, я сам приеду? – спросил я.

– Да, замечательно. У вас есть адрес?

Я сказал, что есть.

– Тогда приезжайте, когда вам удобно. – Она повесила трубку.

С третьего этажа на первый я спустился пешком. Нервы все еще были ни к черту, и я опасался, что скрипящий лифт меня доконает. Чернокожий паренек рассказал, куда ехать. Мэддокс-стрит находилась в пяти минутах ходьбы. Возле гостиницы был дефицит парковочных мест, так что я решил прогуляться.

Шагая по главной улице, я понял, что все взгляды прикованы к моей персоне. Постепенно до меня дошло, что люди дивятся на мой наряд. На главной улице Парадиз-Сити у дорогого костюма полно конкурентов. Вы попросту обязаны хорошо выглядеть. Здесь же навстречу мне из смога выползали какие-то оборванцы.

Дженни Бакстер была у себя в кабинете: в крошечной комнатушке на шестом этаже ветхого строения без лифта. Я с трудом взобрался по лестнице, чувствуя, как цементная пыль натирает кожу под воротничком. Смена обстановки? Да, Мелиш подобрал мне просто волшебный вариант.

Дженни Бакстер было тридцать три года. Высокая, под шесть футов, смуглая, с неряшливой копной черных волос, собранных в пучок на макушке; казалось, этот пучок может развалиться в любой момент. И худенькая. Я привык к красоткам Парадиз-Сити, и по моим стандартам фигура Дженни была малопривлекательной. Вместо груди – два крошечных холмика, вряд ли способные взбудоражить мужской интерес. Казалось, Дженни недоедает. Одета она была в тусклое серо-коричневое платье. Думаю, сшитое собственноручно: крой был ужасный, и висело оно на ней, как на швабре. Черты лица у нее были приятные. Нос и губы – так вообще замечательные. Но что меня зацепило, так это ее глаза: искренние и проницательные, как у дядюшки. Интересные глаза.

Когда я вошел в комнатку, Дженни заполняла какой-то желтый бланк. Оторвавшись от писанины, женщина внимательно посмотрела на меня.

Я неуверенно топтался в дверях. Что я, черт возьми, здесь забыл?

– Ларри Карр? – Голос у нее был низкий, глубокий. – Проходите.

И тут зазвонил телефон. Указав на единственный свободный стул, Дженни сняла трубку. Ее реплики по большей части состояли из холодных, отрывистых «да» и «нет». Похоже, она была мастерица осадить собеседника и направить разговор в нужное русло.

Наконец Дженни положила трубку, воткнула карандаш в пучок волос, взглянула на меня и улыбнулась. Улыбка превратила ее в совершенно другого человека. Открытая, чудесная, теплая – не улыбка, а сама доброта и дружелюбие.

– Простите. Все звонят и звонят. Значит, хотите мне помочь?

Я уселся.

– Если смогу. – Неужели я говорю серьезно?

– Тогда наденьте что-нибудь попроще.

Я вымученно улыбнулся:

– Простите, я не виноват. Ваш дядюшка меня не предупредил.

Дженни кивнула: