Семь раз отмерь

– Что ты сказала? – переспросил он, усаживаясь.

– Ну, Том, я подумала, было бы неплохо посоветоваться с ней перед нашим путешествием, – начала Кэрролл, глядя куда угодно, но только не на него.

Лепски издал звук, похожий на грохот камнепада.

– Значит, чтобы подмаслить ее, ты прихватила мою бутылку «Катти Сарк»?

– Да, Том, и я прошу прощения. Я куплю тебе другую бутылку. Обещаю.

Это было настолько неожиданно, что Лепски распустил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Ладно. И что же произошло?

– Она достала свой хрустальный шар и вроде бы вошла в транс. – Кэрролл закрыла глаза руками и протяжно, обессиленно вздохнула; не только Лепски в их семье любил порисоваться. – Мне действительно показалось, что несчастная старуха была немного навеселе.

– Погоди-ка… Она достала свой хрустальный шар до того, как получила мою «Катти Сарк», или после?

– Ну, ей действительно требуется немного стимулировать себя, прежде чем она сможет видеть будущее.

– Стало быть, она осушила полбутылки?

– Чуть больше чем полбутылки. В любом случае она наговорила кучу чепухи. Она сказала, чтобы мы ни при каких условиях не ездили в путешествие. Она сказала, я должна отменить все свои заказы и остаться дома. Она сказала, нам встретятся по пути опасные люди, а еще женщина по имени Катерина, от которой произойдет много бед. Насчет имени она была не вполне уверена. Она сказала, что видит не очень ясно. Хрустальный шар затуманился.

Лепски фыркнул так, что мог бы напугать даже бизона:

– Могу себе представить! Я бы и сам затуманился, если б опрокинул залпом больше полбутылки скотча.

– Я немного переживаю, Том. В прошлом Мехитабель всегда оказывалась права. Как думаешь, стоит нам ехать? Может, отменить путешествие?

Лепски вспомнил, как от его сегодняшнего хвастовства у Биглера с Джейкоби уши сворачивались в трубочку. Да они засмеют его, если он откажется от роскошного тура по Европе. И чем он оправдается? Он поднялся и подошел к Кэрролл, нежно потрепал ее по плечу:

– Забудь, детка. Старая пьянчужка перебрала. Она просто старалась удержать тебя дома. А то кто еще подарит ей бутылку «Катти Сарк»?

– Но я в самом деле переживаю, Том. Что за женщину по имени Катерина она имела в виду? И опасных людей, которых мы встретим? Я все спрашивала и спрашивала ее, но она просто сидела, стонала и трясла головой.

Лепски снова потрепал Кэрролл по плечу:

– Забудь! Нас ждет лучший отпуск в нашей жизни! Давай, детка, брось, забудь об этой старой алкашке. Мы с тобой оторвемся по полной! – Заметив, что Кэрролл расслабилась, он с надеждой улыбнулся, а потом спросил: – Так что у нас на ужин?

Эд Хэддон расплатился за такси перед скромным мотелем на скоростном шоссе, ведущем в центр Вашингтона. Он был облачен в темный деловой костюм весьма консервативного вида, в руке держал портфель. Остановившись перед террасой, ведущей к главному входу в гостиницу, он не увидел того, к кому приехал на встречу, поэтому двинулся по дорожке, направляясь в холл.

– Эд!

Негромкий окрик заставил его остановиться и пристально посмотреть на пожилого священнослужителя, который сидел на террасе и улыбался ему. Этому священнику на вид было под семьдесят, у него было круглое румяное, лицо, редкие седые волосы и благодушная улыбка, которая так подкупает детей и престарелых леди. Роста святой отец был среднего, сложен крепко – тело человека, который любит поесть. На носу у него красовались очки с полукруглыми стеклами. От него буквально веяло добротой и христианским духом, как от святого.

Хэддон оглядел его с подозрением, а потом проговорил жестко и холодно:

– Это вы ко мне обращаетесь?

Священник засмеялся: приятный, мягкий смех, способный ободрить верующих.

– Неужели настолько хорошо получилось, Эд? – спросил он.

– Господи! – Хэддон шагнул вперед и уставился во все глаза. – Это ты, Лу?

– Кто же еще? Недурно, значит?

Хэддон снова вытаращил глаза, а потом поднялся на террасу.

– Это действительно ты?

Святой отец кивнул и похлопал по сиденью стула рядом с собой.

– Боже милостивый! – сказал Хэддон. – Просто чудесно! Ну ты и артист!

– Да, можно так сказать. На данный момент это моя лучшая работа. Я получил твое сообщение. Значит, сделка состоится?

Хэддон сел, все еще глазея на святого отца. С Лу Брейди он выгодно сотрудничал последние десять лет. Брейди был лучшим в мире похитителем произведений искусства, и, что еще важнее, он ни разу не попадался, и у полиции на него не было ничего.

Помимо того, что Брейди умело вскрывал любые замки, он был еще и мастером перевоплощения. Только посмотреть на него сейчас: толстый благодушный старик – никому и в голову не придет, что ему всего-то тридцать пять и он строен, словно стебель спаржи. Кожа у него на лице как будто резиновая: несколько тампонов в рот, и вот его худощавое лицо стало пухлым. А надев стеганый жилет, он сделался солидным. Собственноручно изготовленный парик превратил его голову в лысую, с редкими белыми волосками. Хэддон видел его в разных образах, но этот был самым удачным: старый, толстый, добродушный служитель церкви.

– Лу, ты просто чудо, – сказал Хэддон. – Я серьезно!

– Конечно. Я знаю. Так мы двигаемся дальше?

– Да. Кендрик нашел покупателя.

Брейди скорчил гримасу:

– Этот жирный педик? Почему не Эйб? Я бы предпочел работать с Эйбом.

– Эйб сейчас на мели. У Кендрика возникла одна проблема, но до этого мы еще доберемся.

– У меня тоже проблемы, – сказал Брейди. – Вчерашний день я провел в музее. Охрана там такая, что проще пролезть в мышиную задницу.

Хэддон бросил на него испытующий взгляд:

– Это тебя тревожит?

– Слушай, Эд, вероятно, нам предстоит самая сложная операция из всех, за какие мы брались. Я полагаюсь на тебя. Музей кишит копами и охранниками, хуже того, там еще и пять говнюков из КГБ. В музее я был в другом гриме. Мне пришлось проходить через металлоискатель. Металлоискатель засек мои ключи от машины – настолько он чувствительный. И там была огромная очередь из людей, которым пришлось оставлять все, что у них с собой было, в фойе: сумки, зонтики, трости, портфели и все прочее. Это отнимает время. Причем все эти повышенные меры безопасности не отпугивают публику – наоборот, прибавляют ажиотажа. Теперь, эта икона, на которую ты нацелился. Она в стеклянной витрине под сигнализацией. Стоит тронуть стекло, и сработает сирена. Вокруг толстый канат, который не подпускает зевак ближе чем на два фута. Стоит тронуть канат, и появляется охрана. Притворившись, что хочу рассмотреть икону поближе, я прижался к канату, и на меня окрысились два крутых охранника. Поверь мне, это трудное дело.

– А предположим, что нет ни сигнализации, ни охранников, Лу, сможешь ты вскрыть витрину?

Лу хихикнул:

– Замок там для дураков. Смогу, конечно.

– Значит, отрубим сигнализацию. Я уже все подготовил. Дело назначим на вторник. За пятнадцать минут до твоего прихода два городских электрика будут заниматься своей работой. С ними я уже договорился. Питающие музей электрические кабели проложены в подвале. Все, что требуется от этих двух электриков, – поднять крышку люка и перерезать кабель. Когда в музей валит целая толпа, кто станет обращать внимание на двух парней в униформе? Хорошо, допустим, кто-то из охраны сунет свой нос. Но мои люди с ним справятся. Они оба те еще ловкачи, и у них будет фальшивое разрешение. Считай, сигнализация выведена из строя. Пока что все складывается недурно?