Зверобой

– Тише, девочка, тише! У нас теперь война, и мы должны поступать с нашими врагами так же, как они поступают с нами.

– Это неправда, отец! Я слышала, что говорил Зверобой. Вы должны поступать с вашими врагами так же, как вы хотели бы, чтобы они поступали с вами. Ни один человек не хочет, чтобы враги убили его.

– Во время войны мы должны убивать наших врагов, девочка, иначе они нас убьют. Кто-нибудь да должен начать; кто начнет первый, тот, по всей вероятности, одержит победу. Ты ничего не смыслишь в этих вещах, бедная Гетти, и потому лучше молчи.

– Юдифь говорит, что это нехорошо, отец, а Юдифь умнее меня.

– Джуди не посмеет говорить со мной о таких вещах; она действительно умнее тебя и знает, что я этого не потерплю. Что ты предпочитаешь, Гетти: потерять собственный скальп, который затем продадут французам, или видеть, как мы убьем наших врагов и тем помешаем им вредить нам?

– Я не хочу ни того, ни другого, отец. Не убивай их, и они не тронут нас. Торгуй мехами и заработай побольше денег, если можешь, но не торгуй кровью.

– Ладно, ладно, дитя! Поговорим лучше о том, что ты понимаешь. Ты рада снова увидеть нашего старого друга Марча? Ты любишь Непоседу и должна знать, что он когда-нибудь станет твоим братом, а может быть, и ближе чем братом.

– Это невозможно, отец, – сказала девушка после продолжительного молчания. – Непоседа имел уже и отца и мать. У человека не бывает их дважды.

– Так кажется твоему слабому уму, Гетти. Когда Джуди выйдет замуж, отец ее мужа будет ее отцом и сестра мужа ее сестрой. Если она выйдет замуж за Непоседу, он станет твоим братом.

– Юдифь никогда не выйдет за Непоседу, – возразила девушка кротко, но решительно. – Юдифь не любит Непоседу.

– Этого ты не можешь знать, Гетти. Гарри Марч самый красивый, самый сильный и самый смелый парень из всех когда-либо бывавших на озере. И так как Джуди замечательная кра савица, то почему бы им не пожениться? Он очень ясно намекнул, что готов работать со мной, если я дам свое согласие.

Гетти начала ходить взад и вперед, что служило у нее признаком душевной тревоги. С минуту она ничего не отвечала. Отец, привыкший к ее странностям и не подозревавший истинной причины ее горя, спокойно продолжал курить.

– Непоседа очень, очень красив, отец! – сказала Гетти выразительно и простодушно, чего никогда не сделала бы, если бы привыкла больше считаться с мнением других людей.

– Говорю тебе, дитя, – пробормотал старый Хаттер, не вынимая трубки изо рта, – он самый смазливый юнец в этой части страны, а Джуди самая красивая молодая женщина, которую я видел с тех пор, как ее бедная мать прожила свои лучшие дни.

– Очень дурно быть безобразной, отец?

– Бывают грехи и похуже, но ты совсем не безобразна, хотя не так красива, как Джуди.

– Юдифь счастливее от того, что она так красива?

– Может быть, да, дитя, а может быть, и нет. Но поговорим о другом, так как ты с трудом в этом разбираешься, бедная Гетти. Как тебе нравится наш новый знакомый, Зверобой?

– Он некрасив, отец. Непоседа гораздо красивее Зверобоя.

– Это правда. Но говорят, что он знаменитый охотник. Слава о нем достигла моих ушей прежде, чем я его увидел, и надеюсь, он окажется таким же отважным воином. Однако не все мужчины похожи друг на друга, дитя, и я знаю по опыту – нужно немало времени, чтобы сердце у человека закалилось для жизни в пустыне.

– А у тебя оно закалилось, отец, и у Непоседы тоже?

– Ты иногда задаешь трудные вопросы, Гетти. У тебя сердце доброе, и оно создано скорее для жизни в поселениях, чем в лесу, тогда как твой разум больше годится для леса, чем для посе лений.

– Почему Юдифь гораздо умнее меня, отец?

– Помоги тебе небо, дитя, – на такой вопрос я не могу ответить. Сам бог наделяет нас и рассудком и внешностью. Он дает эти дары тому, кому считает нужным. А ты хотела бы быть умнее?

– О нет! Даже мой маленький разум смущает меня. Чем упорнее я думаю, тем несчастнее чувствую себя. От мыслей нет мне никакой пользы, но я хотела бы быть такой же красивой, как Юдифь.

– Зачем, бедное дитя? Красота твоей сестры может вовлечь ее в беду, как когда-то вовлекла ее мать. Красота только возбуждает зависть.

– Ведь мать была и добра и красива, – возразила девушка, и из глаз ее потекли слезы, что случалось всегда, когда она вспоминала о покойнице.

Старый Хаттер при этом упоминании о своей жене хотя и не особенно взволновался, но все же нахмурился и умолк в раздумье. Он продолжал курить, видимо, не желая отвечать, пока его простодушная дочь не повторила своих слов, предполагая, что отец с ней не согласен. Тогда он выколотил пепел из трубки и, с грубой лаской положив руку на голову дочери, произнес в ответ:

– Твоя мать была слишком добра для этого мира, хотя, может быть, и не все так думают. Красивая внешность не создала ей друзей. Не стоит горевать, что ты не так похожа на нее, как твоя сестра. Поменьше думай о красоте, дитя, и побольше о твоих обязанностях, и тогда здесь, на озере, ты будешь счастливее, чем в королевском дворце.

– Я это знаю, отец, но Непоседа говорит, что для молодой женщины красота – это все.

Хаттер издал недовольное восклицание и пошел на нос баржи через каюту. Простодушное признание Гетти в любви к Марчу испугало его, и он решил немедленно объясниться со своим гостем. Прямота и решительность были лучшими свойствами этой грубой натуры, в которой семена, заброшенные образованием, видимо, постоянно боролись с плодами жизни, исполненной суровой борьбы. Пройдя на нос, он вызвался сменить Зверобоя у весла, а молодому охотнику предложил занять место на корме. Старик и Непоседа остались с глазу на глаз.

Когда Зверобой появился на своем новом посту, Гетти исчезла. Некоторое время он в одиночестве направлял медленное движение судна. Однако немного спустя Юдифь вышла из каюты, как бы желая развлечь незнакомца, оказавшего услугу ее семейству. Звездный свет был настолько ярок, что позволял ясно различать ближайшие предметы, а блестящие глаза девушки выражали такую нежность, когда встретились с глазами юноши, что он не мог не заметить этого. Пышные волосы Юдифи обрамляли ее одухотворенное приветливое лицо, которое казалось в этот час еще прекраснее.

– Я думала, что умру от смеха, Зверобой, – кокетливо начала красавица, – когда увидела, как этот индеец нырнул в реку! Это был очень видный собой дикарь, – прибавила девушка, считавшая физическую красоту чем-то вроде личной заслуги. – Жаль, мы не могли остановиться, чтобы поглядеть, не слиняла ли от воды его боевая раскраска.

– А я боялся, что они убьют вас, Юдифь, – сказал Зверобой. – Очень опасно выбегать из-под прикрытия на глазах у целой дюжины мингов.

– Почему же вы сами вышли из каюты, несмотря на их ружья? – спросила девушка, проявив при этом больше интереса, чем ей хотелось. Она произнесла свои слова с деланой небрежностью – результат врожденной хитрости и долгой практики.

– Мужчина не может видеть женщину в опасности и не прийти к ней на помощь.

Сказано это было совсем просто, но с большим чувством, и Юдифь наградила собеседника такой милой улыбкой, что даже Зверобой, составивший себе на основании рассказов Непоседы очень худое мнение об этой девушке, не мог не почувствовать ее очарования. Между ними сразу установилось взаимное доверие, и разговор продолжался.

– Я вижу, что слова у вас не расходятся с делом, Зверобой, – продолжала красавица, усаживаясь у ног молодого охотника. – Надеюсь, мы будем добрыми друзьями. У Гарри Непоседы хорошо подвешенный язык, и он хоть и великан, а говорит гораздо больше, чем делает.

– Марч – ваш друг, Юдифь, а о друзьях нельзя говорить дурно у них за спиной.

– Мы все знаем, чего стоит дружба Непоседы. Потакайте только всем его причудам, и он будет милейшим парнем в целой Колонии, но попробуйте пойти ему наперекос, тут уж ему с собой не совладать. Я не слишком люблю Непоседу, Зверобой, и, говоря по правде, думаю, что он отзывается обо мне не лучше, чем я о нем.

Последние слова она произнесла с затаенной горечью. Если бы ее собеседник лучше знал жизнь и людей, он мог бы заметить по отвернувшемуся личику, по нервному постукиванию маленькой ножки и по другим признакам, что мнение Марча далеко не так безразлично для Юдифи, как она утверждала. Читатель со временем узнает, чем это объяснялось – женским тщеславием или более глубоким чувством. Зверобой порядком смутился. Он хорошо помнил злые слова Марча. Вредить товарищу он не хотел и в то же время совершенно не умел лгать. Поэтому ему нелегко было ответить.

– Марч обо всех говорит начистоту – о друге, как и о враге, – медленно и осторожно возразил охотник. – Он из числа тех людей, которые всегда говорят то, что чувствуют в то время, как у них работает язык, а это часто отличается от того, что он сказал бы, если бы дал себе время подумать. А вот делавары, Юдифь, всегда обдумывают свои слова. Постоянные опасности сделали их осмотрительными, и проворные языки не пользуются почетом у их костров.

– Смею сказать, язык Марча достаточно проворен, когда речь заходит о Юдифи Хаттер и о ее сестре, – сказала девушка, вставая на ноги с видом беззаботного презрения. – Доброе имя молодых девушек – излюбленный предмет беседы для людей, которые не посмели бы так свободно разевать рот, если бы у этих девушек был брат. Мастер Марч, вероятно, любит злословить на наш счет, но рано или поздно он раскается.

– Ну, Юдифь, вы относитесь к этому слишком уж серьез но. Начать с того, что Непоседа не обмолвился ни одним словом, могущим повредить доброму имени Гетти…

– Понимаю, понимаю, – взволнованно перебила Юдифь, – я единственная, кого он жалит своим ядовитым языком. В самом деле, Гетти… Бедная Гетти! – продолжала она более тихим голосом. – Она стоит выше его коварного злословия. Бог никогда не создавал более чистого существа, чем Гетти Хаттер, Зверобой.

– Охотно этому верю, Юдифь, и надеюсь, что то же самое можно сказать о ее красивой сестре.

В голосе Зверобоя чувствовалась искренность, которая тронула девушку. Тем не менее тихий голос совести не смолк и подсказал ответ, который она и произнесла после некоторого колебания:

– Вероятно, Непоседа позволил себе какие-нибудь грязные намеки насчет офицеров. Он знает, что они дворяне, а он не может простить ни одному чело веку, если тот в каком-нибудь отношении стоит выше его.

– Он, конечно, не мог бы стать королевским офицером, Юдифь, но, по правде говоря, почему охотнику на бобров не быть таким же порядочным человеком, как губернатор? Раз уж вы сами заговорили об этом, то, не отрицаю, он жаловался, что такая простая девушка, как вы, слишком любит красные мундиры и шелковые шарфы. Но это в нем говорила ревность, и, я думаю, он скорее горевал, как мать может горевать о собственном ребенке.

Быть может, Зверобой не вполне понимал все значение своих слов, которые он произнес очень серьезно. Он не заметил румянца, покрывшего прекрасное лицо Юдифи, и понятия не имел о том, какая жестокая печаль немедленно заставила эти живые краски смениться смертельной бледностью. Минуты две прошли в глубоком молчании; только плеск воды нарушал тишину; потом Юдифь встала и почти судорожно стиснула своей рукой руку охотника.