На суше и на море. Сатанстое (сборник)

Глава XVI

Он содрогнулся всем телом в смертельном страхе. Он слышал только шум бури среди ночи.

Гурт хотел добраться до мелких островков, лежащих вблизи Олбани, и найти на них спасения в случае, если опасность на льду возрастет еще больше.

Между тем треск льда раздавался все чаще и чаще то впереди, то сзади нас. Он гнал вперед лошадей, зная, что в этом месте реки берега с обеих сторон неприступны.

Берега Гудзона вообще очень крутые и обрывистые, и до самого города Олбани нет долин; река течет среди гор и холмов и поэтому чрезвычайно живописна. Ниже города вид реки совершенно меняется: здесь уже чувствуется влияние морских приливов и отливов, здесь она становится судоходной, главным притоком является Могавк, протекающий между плодородными равнинами, окаймленными с севера и юга крутыми холмами. Весной, когда тают снега, равнины эти заливает водой, и наводнения эти влекут за собой множество несчастий. Предыдущая зима была очень снежная, и теперь воды со всех сторон неудержимыми потоками неслись к морю, сокрушая и разрушая все на своем пути и заливая все низменные места.

В то время как Гурт гнал вперед своих коней, Гудзон с обеих сторон города совершенно вскрылся и теперь нес громадные льдины и целые горы льдин к морю, и от всей этой громадной ледяной равнины, по которой мы ехали еще утром, уже ничего не осталось.

Бубенцы саней Германа Мордаунта все еще слышались близко от нас, но чем дальше мы продвигались вперед, тем чаще и громче трещал лед со всех сторон. Обе девушки сознавали, конечно, грозящую нам опасность, но не жаловались и не малодушничали. Наконец, совершенно выбившись из сил, вороные заметно убавили ход, и Гурт понял, что всякая надежда добраться до города благополучно безвозвратно погибла. Тогда он сам стал сдерживать лошадей, как вдруг страшный треск раздался прямо перед нами, и лед стал вздыматься горой под нашими санями или, вернее, под копытами наших лошадей до высоты десятка футов, образуя подобие двухскатной крыши. Возвращаться назад было поздно. Громко гикнув на своих вороных, Гурт вытянул их со всей силы кнутом, и благородные животные, точно поняв, чего от них требуют, собрав все свои силы, взлетели вверх и, перелетев через трещину в три фута шириной, вынесли сани на ровный лед.

Все это было делом одной секунды; девушки насилу усидели в санях, я сам держался с трудом, только Гурт стоял как вкопанный, не дрогнув и не пошатнувшись. Когда же мы перенеслись через трещину, он сразу натянул поводья и остановил лошадей. Сзади нас все еще слышались бубенцы вторых саней, но из-за ледяной горы мы не могли их больше видеть. Осколки льдин, громоздясь одна на другую, в одну минуту образовали преграду футов в пятнадцать высоты, через которую невозможно было перебраться даже пешком. Но голос Германа Мордаунта долетел до нас:

– Держите к берегу, Гурт! Ради бога, держите к берегу!

Затем, судя по звуку бубенцов, задние сани стали удаляться по направлению к западному берегу; мы все четверо прислушивались к этим бубенцам с чувством скрытой тревоги, а вокруг нас трещал и ломался лед, и, когда бубенцы совершенно замерли вдали, нам показалось, что мы отрезаны от всего живого мира.

Но нельзя было терять времени, следовало немедленно принять какое-нибудь решение: или постараться добраться до западного берега, или же до одного из ближайших островков, лежащих как раз в противоположном направлении. Гурт предпочел последнее и, пустив своих коней шагом, повернул в сторону островка. Чтобы успокоить Аннеке, он заявил, что весьма счастлив, что мистер Мордаунт остался по ту сторону ледяной преграды, так как теперь ему легче будет добраться до берега, чем нам.

Подъехав к острову, Гурт передал мне вожжи, а сам пешком пошел посмотреть, есть ли возможность выйти на берег; прошло четверть часа, показавшихся нам целой вечностью. Кругом трещал лед и разбивались, налетая друг на друга, громадные глыбы. Мы не могли быть спокойны за свою безопасность; при этом я невольно удивлялся невозмутимому спокойствию, холодной рассудительности и присутствию духа Гурта. Вернувшись, он заявил, что все обстоит благополучно и что беспокоиться пока не о чем, затем отозвал меня в сторону и сказал:

– Корни, я был безумцем, когда пожелал спасти мисс Мэри от какой-нибудь страшной опасности. Вот она теперь налицо, и я боюсь, что она страшнее всякого льва и тигра, но мы не должны с вами терять голову: необходимо во что бы то ни стало спасти этих девушек или погибнуть вместе с ними. Лед идет на всем протяжении; мы с вами, пожалуй, добрались бы до берега, перескакивая с льдины на льдину, но льдины эти каждую минуту разбиваются – ни за одну нельзя поручиться. Как быть с девушками?! Я сильно опасаюсь за судьбу Германа Мордаунта, Корни, и боюсь, что он и его спутники погибли!

– Боже мой! Неужели это возможно? Нет, нет, я не хочу думать об этом! – воскликнул я, невольно протестуя против этой ужасной мысли.

– Дай бог! А теперь, когда вы понимаете всю опасность, Корни, поспешим переправить наших спутниц на остров; одной минуты достаточно, чтобы прервать с ним сообщение, и тогда нам нет спасения! – сказал Гурт.

Но пока мы говорили, между островом и нами выросла целая стена льдин, лошади не могли взобраться на эти почти отвесные ледяные скалы. Пришлось попросить барышень выйти из саней и перевести их пешком через ледяной барьер на остров. Хотя мороза почти не было, но топкая, вязкая, болотистая почва размытого водой острова немного затвердела, что значительно облегчило нам нашу задачу. Оставив двух подруг под деревом, мы вернулись назад на льдину за санями, решив перетащить их на остров на себе. Гурт стал выпрягать лошадей; мало того, он снял с них даже уздечки, затем звонко щелкнул по воздуху кнутом раз, другой и третий, и вороные, почуяв свободу, помчались, как вихрь, по направлению к городу.

– Было бы жестоко, – проговорил Гурт, глядя им вслед, – не дать беднягам возможности спасти свою жизнь. Для нас они теперь бесполезны, в упряжи они были обречены на гибель; теперь же, руководствуясь природным инстинктом, эти умные животные, быть может, выберутся на берег; они умеют плавать. Сани мы перетащим на остров, а если представится возможность, то и на берег; они легкие.

Сани перетащить оказалось не так трудно, как я думал. Мы подтащили их к самому дереву, под которым нас ожидали барышни, усадили их в них, укутали мехами, так как ночь все-таки была свежая, и девушки совершенно успокоились, полагая, что немедленная опасность теперь миновала, так как они чувствовали у себя под ногами твердую почву. Но бедняжки жестоко ошибались. Все острова в этой части Гудзона чрезвычайно низменные, и ежегодно их совершенно затопляет весной, смывает деревья и размывает берега. Чтобы предупредить это размывание, каждый из островов засажен густой рощицей, назначение которой преграждать дорогу плавучим льдинам и задерживать хоть немного воду, но и это мало помогает.

Усадив барышень в сани, Гурт предложил мне отправиться на разведку – посмотреть состояние реки и постараться найти средство добраться до Олбани. За несколько минут мы дошли до конца острова, и Гурт показал мне на огромные массы льдин, скопившихся у острова.

– В них наша главная опасность теперь, – сказал он, – и эта рощица нас не спасет! Такого страшного наводнения, как нынче, я не помню! Видите эту ледяную преграду? Она образовалась оттого, что наш остров и другие преградили им путь; на всем протяжении они, скопляясь и нагромождаясь друг на друга, образовали ледяную плотину. Но поток силен, он каждую минуту может прорвать эту плотину своим сильным напором, и тогда вода в одно мгновение смоет все, что есть на острове. Понимаете теперь? Оставаться здесь нельзя. Каждую минуту мы, может быть, обречены на гибель! Вы, Корни, вернитесь к нашим бедным дамам, а я попытаюсь как-нибудь перебраться по льдинам через пролив, отделяющий нас от соседнего острова, – сказал Гурт, – и посмотрю, что там происходит.

– Мне не хотелось бы пускать вас одного; те опасности, которые вдвоем нетрудно преодолеть, нередко становятся роковыми, когда человек один!

– Ну, если хотите, пошли вместе посмотрим, что отделяет тот остров от восточного берега реки, вода или лед. Если лед, то вы как можно быстрей вернетесь к барышням, чтобы перевести их на тот остров, а я постараюсь найти тем временем удобное место для их переправы. Признаюсь, Корни, мне не нравится вид этой ледяной запруды, и я положительно опасаюсь за участь наших дорогих спутниц!

Мы собирались разойтись, как вдруг раздался страшный треск, более ужасный, чем все услышанные нами до этого момента. Как обезумевшие кинулись мы к тому месту, где ледяная запруда сломала, как щепку, большую старую иву, росшую у берега, и теперь медленно, но неудержимо надвигалась вперед на остров, давя и сокрушая все на своем пути.

– Надо бежать с этого острова, бежать, не теряя ни минуты! – крикнул Гурт, и мы побежали что было сил к тому месту, где оставили сани. Каков же был мой ужас, когда саней не оказалось, и вся эта низменная часть острова была уже покрыта мелкими движущимися льдинами. Я готов был кинуться по ним в реку, чтобы догнать какой-то уносимый льдинами предмет, который я в первый момент принял за сани. Когда крик отчаяния заставил нас обоих обернуться совсем в другую сторону, Мэри Уаллас вышла из-за дерева и, протягивая Гурту руки, молила его не оставлять ее.

– А Аннеке! Где Аннеке? – крикнул я, не помня себя.

– Она не захотела выйти из саней. Я ее умоляла, просила, говорила, что вы обязательно вернетесь, но она не послушала!

Не слушая дальше, я кинулся вперед, перескакивая с одной льдины на другую, и вскоре увидел перед собой сани, которые медленно уносились вниз по реке. Но льдины шли здесь такой сплошной массой, что я, как по мосту, добежал до саней. Аннеке, спрятавшись в меха, на коленях молила Бога о своем спасении в каком-то экстазе. Когда она очнулась и увидела меня возле себя, то сразу спросила о Мэри Уаллас и успокоилась, услышав, что Гурт возле нее и что он не отойдет от нее ни на минуту. Я показал ей даже в тумане на их силуэты в тот момент, когда они вместе перебирались через пролив, отделявший этот остров от соседнего островка.

– Последуем за ними, – сказал я, – переправа еще возможна, и с того острова мы достигнем берега!

– Идите, Корни, спасайтесь сами! Вы – единственный сын, единственная надежда ваших родителей!

– Аннеке! Возлюбленная моя! Что вы говорите? Неужели вы думаете, что я оставлю вас, уйду без вас? Ведь вы тоже единственный ребенок у вашего отца! Разве вы забыли о нем?

– Нет, нет! Бежим, Корни, помогите мне выбраться из саней. Я пойду за вами хоть на край света, лишь бы только не причинить горя моему бедному отцу!

С этого момента она ни на минуту не падала духом. Не знаю, как описать то, что было дальше. Я почти не сознавал, что со мной; единственная мысль у меня была – спасти эту девушку; я совершенно забыл о себе. Мы бежали, перескакивая по льдинам через тот пролив, через который несколько минут тому назад переправились Гурт и Мэри, и очутились наконец на восточном берегу соседнего острова, рассчитывая таким же путем добраться с него до берега, но, увы, нас от него отделяла вода, несшаяся поверх льда, и на мой зов никто не откликался. Вдруг я ясно расслышал звук бубенцов; ближе и ближе, наконец в пятидесяти шагах от нас промчались сани. Кони неслись, как стрела, очевидно обезумев от страха. Я узнал эти сани и лошадей. Это были сани Германа Мордаунта. В них не было никого. Лошади кидались из стороны в сторону, сани, проносясь мимо нас, зацепившись за льдину, опрокинулись, затем снова перевернулись и понеслись дальше.

– Неужели есть еще, кроме нас, и другие несчастные в эту ночь на реке?! – воскликнула Аннеке.

Я ничего не ответил, но едва замерли вдали бубенцы, как до меня ясно донесся звук человеческого голоса. Мне показалось, как будто кто-то издали звал меня по имени. Аннеке это тоже показалось. Голос этот послышался мне как будто с противоположного, западного, берега реки, южнее от нас, но в следующий же момент все эти звуки заглушил страшный шум и треск немного выше острова.

Обхватив за талию свою спутницу, я быстро зашагал по направлению голоса; стараясь достигнуть западного берега, я заметил ледяную глыбу, которую несло по гладкой ледяной поверхности реки впереди целого ряда льдин менее значительной величины, которых несло течением. Эти мелкие льдины подвигались и как будто срастались с глыбой, выраставшей у нас на глазах с такой быстротой, что она грозила превратиться в запруду, попав в более узкое место пролива, где бы она задержалась. Мне подумалось, что если бы нам удалось взобраться на эту глыбу настолько высоко, чтобы вода не могла добраться до нас и затопить, как затопила она острова, то мы могли бы найти на ней довольно надежное временное убежище. Почти неся Аннеке на руках, я устремился к этой глыбе быстро, потому что до нас доносился страшный шум со стороны ледяной преграды, защищавшей остров со стороны течения; с минуты на минуту она должна была уступить напору воды.

Добравшись до ледяной глыбы, мы взобрались на первые ее уступы не без труда, но вскоре крутизны стали так опасны, что мне приходилось взбираться первому, затем подтягивать за руки Аннеке. Пока у меня хватало сил, я продолжал подыматься все выше и выше, и наконец мы вынуждены были присесть и перевести дух, чтобы собраться с новыми силами. В это время до моего слуха донесся опять какой-то странный шум, я привстал, нагнулся вперед и увидел, что река прорвала ледяную плотину, и теперь ее вода неслась на нас бешеным потоком с неудержимой силой и быстротой.

Глава XVII

Сердце мое трепещет от радости при виде радуги в небесах. – Так было, когда я был ребенком, так будет и когда я буду старцем, или же я предпочитаю умереть.

Если бы мы остались еще хоть пять минут на самой реке, наши счеты с жизнью были бы закончены. Теперь, сидя на одном из высоких уступов ледяной глыбы, мы смотрели, как мимо нас несся пенящийся поток, и я видел, как в нем, кружась и вращаясь, пронеслись сани Гурта, а за ними другие, запряженные парой гнедых, обезумевших и выбившихся из сил, рвавшихся и бившихся среди пены потока, стараясь освободиться от своей закладки. Минуту спустя страшный, душу раздирающий крик, крик агонии коня огласил воздух.

– Что это? – спросила Аннеке.

– Крик какой-нибудь ночной птицы, вероятно! – ответил я.

Между тем и наш плавучий остров тоже несло течение, правда, медленно, потому ли, что нас задерживали песчаные мели в проливе, или потому, что нашу льдину прибило к береговому льду и трение мешало ей, при ее большой тяжести и глубине, двигаться с той же быстротой, как окружающие ее маленькие льдины; я решил, что нам нужно как можно скорее добраться до западной оконечности нашего плавучего острова, чтобы воспользоваться первой возможностью перебраться на береговой лед, а оттуда – на берег.

Отдохнув немного, Аннеке заявила, что готова идти дальше; мы находились по меньшей мере на высоте тридцать футов над водой, весь наш плавучий остров представлял собой сплошной хаос на ребро поставленных льдин, по которым далеко нелегко было добраться до его западного края, не говоря уже о том, что держаться на ногах на этом скользком льду было крайне трудно. К счастью, на мне, поверх ботинок, были одеты мокасины из оленьей шкуры, а на Аннеке были фетровые сапожки, иначе мы никак не могли бы двигаться по ледяным скатам и уступам. Мы уже добрались до самого края нашей плавучей глыбы, как вдруг, подхваченная встретившимся на пути водоворотом, она закружилась и через некоторое время очутилась на другой стороне острова, с которого мы только что ушли. Вместо того чтобы опять повторить мучительную попытку перебраться на другую сторону глыбы, я предложил на этот раз спуститься на нижнюю, плашмя лежавшую на воде льдину и подождать, когда нас течением прибьет достаточно близко к берегу.

На середине реки течение было настолько сильное, что разносило все на своем пути, но, к счастью, наша льдина держалась стороной и, как я думаю, была настолько глубока, что задевала своим основанием за дно, что и давало ей по временам вращательное движение, и вообще она двигалась медленно. Наконец я заметил, что наша глыба поворачивается как раз той стороной к берегу, где была та льдина, на которую мы с Аннеке только что спустились.

Нужно было не упустить удобный момент. Я предупредил Аннеке. Впереди нас только что прибило к берегу громадную плоскую льдину; так как мы, то есть наша глыба плыла за ней следом, то я предполагал, что мы пристанем к этой большой льдине, частично загородившей пролив, или же, во всяком случае, коснемся ее. Лед нашей льдины был очень толстый, и поэтому мы ничем не рисковали, подойдя даже к самому ее краю. Несколько раз мы подходили совсем близко к береговому льду, но каждый раз наша льдина немного уклонялась, так что между нами и прибрежным льдом оставалось водяное пространство в шесть-семь футов. Я, конечно, мог бы перескочить, но Аннеке была не в состоянии этого сделать. Милая девушка поняла это и, ласково взяв меня за руку, сказала:

– Как вы видите, Корни, мне не судьба спастись! Но вы могли бы без меня добраться до берега. Зачем нам погибать обоим? Спасайте хоть себя!

Видя, что Аннеке совершенно потеряла надежду на свое спасение, а наша льдина как будто начинала удаляться от берега, я в минуту отчаяния принял безумное решение поставить все на карту и спасти ее и себя или погибнуть вместе с ней. Схватив ее на руки, как ребенка, я выждал удобный момент и перескочил вместе со своей драгоценной ношей на крошечную льдину, проходившую между нашей льдиной и береговым льдом; едва коснувшись ее ногой, я перескочил с нее на береговой лед в тот момент, когда она, под нашей тяжестью, начала погружаться в воду. Собрав остаток сил, я двумя-тремя громадными прыжками пробежал по береговому льду и наконец, совершенно изнемогая, почувствовал, что коснулся ногой твердой земли.

Теперь я невольно оглянулся назад и содрогнулся при виде того, на что я отважился. Послужившую нам мостом льдину уже несло течением, наполовину перевернув ее, а ледяная скала, где мы нашли спасение от затопившей остров воды, медленно, но неудержимо приближалась к середине реки, где ей предстояло неминуемое крушение. Увидев это, я горячо возблагодарил Бога за наше спасение, а Аннеке, опустившись на колени, молилась с умилением и слезами. Я подождал, когда она закончила, и затем помог ей взобраться по крутому скату берега Гудзона.

Остановившись, чтобы перевести дух после этого тяжелого подъема, мы посмотрели на реку, которая отсюда была видна на большом протяжении. Вся она представляла собой какой-то хаос льдин, обломков и бурлящего, пенящегося потока, стремительно несшегося к морю. Целый лес льдин – и среди них в одном месте, в том самом проливе, где мы были недавно с Аннеке, неслась какая-то большая темная масса, это был целый дом, снесенный наводнением. Затем следовал сорванный мост, а немного дальше несло течением между льдин крупное судно.

Было уже очень поздно и следовало найти какой-нибудь приют на ночь для Аннеке. Я решил выйти на большую дорогу, шедшую вдоль всего берега реки, и идти по направлению к Олбани. Минут через десять мы вышли на дорогу. Аннеке была очень утомлена, она едва передвигала ноги, но не жаловалась и шла, опираясь на мою руку, покорно следуя за мной.

Не успели мы пройти небольшое расстояние по большой дороге, как я услышал мужской голос; мне показалось, что то был голос Дирка. Я остановился и, к неописуемой радости, увидел его в нескольких шагах от нас. Я крикнул что было сил, и в ответ на мой крик раздался громкий, радостный возглас Дирка, узнавшего нас. Когда он подбежал к нам, то был страшно взволнован; никогда еще я не видел его в таком состоянии.

– Все твои спутники целы и невредимы? – спросил я не совсем решительно, опасаясь услышать, что-нибудь ужасное о седоках саней Германа Мордаунта.

– Все, слава богу; погибли только сани и лошади! Но где же Гурт Тэн-Эйк и мисс Мэри Уаллас?

– Они на том берегу; нас разлучили льдины, и они выбрали то направление, тогда как нас прибило сюда! – Я сказал это, главным образом, желая успокоить тревогу Аннеке; сам же далеко не был так уверен в их спасении. – Расскажи нам, как вы сами спаслись? – спросил я.

Дирк рассказал в коротких словах, как после многократных неудачных попыток высадиться на берег они решили перейти по льдинам на берег. Дирка оставили сторожить лошадей, а мистер Мордаунт старался перевести на берег миссис Богарт, но, увидав их в страшной опасности, Дирк бросил все и кинулся их спасать. Все они очутились в воде, которая, к счастью, в этом месте была не глубокая, так как внизу под водой был еще лед. Лошади, предоставленные сами себе, испуганные треском льда, понесли и скрылись в тумане. Мужчины вынесли миссис Богарт на берег, недалеко от того места, где мы встретились; поблизости было жилье, где их приютили. Миссис Богарт уложили в теплую постель, а мужчины переоделись в сухое платье и отправились на поиски нас.

Придя на ферму, мы застали Германа Мордаунта, который при виде дочери положительно обезумел от радости; такие минуты не поддаются описанию; но когда он немного успокоился и Аннеке тоже, то со слезами на глазах стал благодарить меня.

– Я знаю, – сказал старик, – что после Бога я вам обязан вторично жизнью моей дочери! Я желал бы, чтоб Небу было угодно – впрочем, теперь уже поздно… Ну, да мы найдем, может быть, другой способ… Простите, бога ради, Литтлпейдж, я сам не знаю, что говорю, но поверьте, что если я не нахожу слов поблагодарить вас, то оказанной вами мне услуги не забуду, пока жив!

О времени нашего пребывания у добрых фермеров, приютивших всех нас в ту ночь, рассказывать нечего: они постарались устроить нас как можно лучше, угостили горячим кофе и утром снарядили свою телегу, чтобы отвезти нас в город. А когда мы хотели деньгами отблагодарить их за все эти услуги, они наотрез отказались принять их. Говорят, что все американцы корыстны, но на всем протяжении колоний не найдется ни одного человека, который взял бы деньги за подобного рода услугу.

Мы прибыли в Олбани около десяти часов утра, и когда при дневном свете взглянули на реку, вся она уже вскрылась, и только кое-где плыла одинокая, запоздалая льдина, острова же все до единого были под водой, так что трудно было даже определить место, где они находились. Вся нижняя часть города Олбани была затоплена; но это обстоятельство не повлекло за собой никаких несчастий с людьми, потому что американцы дорожат жизнью и заблаговременно принимают меры против всяких несчастных случаев.

Подъезжая к дому Германа Мордаунта, мы услышали, что нас окликнули. Это был Гурт Тэн-Эйк, который махал шапкой в воздухе и, сияя от радости, бежал к нашим экипажам.

– Мистер Герман Мордаунт, – воскликнул он, тряся его за руку, – мне кажется, что вы воскресли из мертвых, и вы тоже, миссис Богарт, и вы, мистер Фоллок! А вот и Корни и мисс Аннеке. Ах, какое счастье! Какое счастье, что все здоровы. Мисс Мэри Уаллас чуть жива от страха, при малейшем шорохе она вздрагивает, боясь услышать дурную весть!

Едва договорив эти слова, он кинулся в дом, и спустя минуту Мэри и Аннеке были в объятиях друг у друга. Миссис Богарт мы проводили до ее дома, затем все возвратились к Мордаунтам.

Гурт, с его знанием местности и многолетним опытом, сумел избежать тех страшных опасностей и затруднений, какие пришлось пережить нам. В тот момент, когда он с мисс Мэри добежал до края последнего, ближайшего к берегу острова, громадная льдина врезалась между островом и берегом; не долго думая, он схватил Мэри за руку и перебежал вместе с ней, как по мосту, на берег. Правда, пока они бежали, вода залила сверху льдину, но это было не страшно. Очутившись на берегу, Гурт стал звать нас, приглашая последовать его примеру, и голос, который, как нам показалось, звал меня, был его голосом. Не получив ответа, он вернулся за нами по льдине на остров, но, не найдя нас, уже с опасностью для жизни вернулся обратно к Мэри Уаллас. Не видя пользы оставаться больше на берегу, он вместе с Мэри пошел по направлению к Олбани, и около полуночи они были как раз напротив города, по ту сторону реки.