Тень ушедшего

– Если до этого дойдет, плохо наше дело, – крякнул Давьян. – Нам надо успеть уйти подальше.

– Малакар – большой лес, – утешил его Вирр, – и следы я сумею скрыть. Вывернемся, если они сразу не повиснут у нас на пятках.

Давьян отрывисто кивнул, соглашаясь, но на темный лагерь смотрел без особой надежды. Впрочем, если они сумеют добраться до сиг’нари, выход непременно найдется.

Без дальнейших обсуждений мальчики стали пробираться в обход поляны. Давьян сжимался от каждой подвернувшейся под ногу сухой ветки. Скоро они подобрались к фургону, насколько сочли безопасным, шагов на пятьдесят. Лагерь был одет темнотой: месяц в эту ночь был с ноготок, да и его то и дело скрывали облака. На фоне темного леса очертания фургона, палатки и часового едва проступали.

Вирр глянул на Давьяна, и тот кивнул, стараясь не замечать, как колотится у него сердце. В палатках, должно быть, все уже уснули. Если начинать, то сейчас.

Медленно, пригибаясь, они подобрались к фургону сбоку, с той стороны, куда не смотрел сторож. Толстый сук Вирр приготовил заранее: сжимая его как дубину, он обогнал друга и скользнул за угол фургона. Раздался треск, за ним глухой удар.

Давьян осторожными шагами догнал Вирра, и с полминуты оба стояли, затаив дыхание, – вслушивались, не прозвучит ли из палаток крик тревоги. Все было тихо.

Давьян кивнул Вирру и легкими шагами пошел дальше. Не глядя на бесчувственного часового, он принялся осматривать дверь.

Засов был тяжелым, но простым. Еще раз опасливо оглянувшись на палатки, Давьян ответил на вопросительный взгляд Вирра успокоительным жестом. Пока можно было обойтись без сути.

Чуть дыша, он сдвинул задвижку и снял запиравшую дверь тяжелую балку. Петли были смазаны маслом: напрасно мальчик боялся скрипа. Открыв дверцу, он подтянулся и заглянул в темное нутро фургона.

Снаружи было темно, а внутри – непроглядно. Давьян всматривался, задыхаясь от шедшей изнутри вони. Чтобы не удариться головой, ему пришлось скрючиться вдвое, а потом и встать на колени – чтобы тут же отшатнуться от влажного пятна на полу. Наморщив нос, мальчик уговаривал себя, что это просто вода.

Наконец он рассмотрел примостившегося у дальней стены человека. Когда тот шевельнулся, стало ясно, что пленник не спит, а наблюдает за ним.

Давьян подполз к нему.

– Я тебе помогу, – шепнул он. – Меня прислал Илсет Тенвар.

Последовала долгая пауза, потом пленник снова шевельнулся, и у Давьяна захолонуло сердце: зазвенели цепи. Мгновенно, насколько это возможно на четвереньках, развернувшись, он выглянул наружу. В лагере все еще было тихо.

Выбравшись из фургона, мальчик прокрался к лежащему на земле сторожу и поспешно обшарил его. Когда под рукой звякнули ключи, он выхватил их из кармана солдатского мундира и бросился обратно.

Глаза уже немного привыкли ко тьме, и его потряс вид человека, которого они пытались спасти. Все его лицо было изуродовано синяками и ссадинами, один глаз заплыл, губы были разбиты – и не одним ударом. Запекшаяся кровь из более старой раны стекла от левого виска на шею и разорванную в клочья рубаху. Сквозь дыры виднелись синяки и на теле, а на левой руке тускло поблескивала окова. Дышал пленник с трудом, но за спасителем наблюдал внимательно и, во всяком случае, был в сознании. Пока они рассматривали друг друга, рука Давьяна нащупала сосуд в кармане, пальцы скользнули по грани шкатулки. Мальчик замер. Рядом с браслетом кандалов на правом запястье незнакомца возникло свечение – сразу погасшее, но очень заметное в темноте.

Давьян снова тронул сосуд и нахмурился, но не потому, что шкатулка по-прежнему обжигала пальцы. Опять та же вспышка. Он наклонился ближе и, прежде чем свет погас, кивнул самому себе.

На запястье пленника тонкими линиями была вычерчена та же волчья морда. Несомненно, это тот, к кому его послали.

На кольце висели всего три ключа, а подошел к кандалам уже второй. Замок, громко щелкнув, открылся, и Давьян уловил на лице пленника благодарность, впрочем, сменившуюся болезненной гримасой, едва тот попытался привстать.

– Идти сможешь? – шепнул Давьян.

Пленник кивнул и, держась, похоже, на одной силе воли, пополз к двери. Давьян, морщась от чужой боли, помог ему выбраться из фургона. В лунном свете избитый выглядел еще хуже. Удивительно, как он держался на ногах.

В одной из палаток вдруг вскрикнули. Сердце у Давьяна ушло в пятки.

Дожидавшийся их снаружи Вирр побледнел при виде изуродованного незнакомца, но заговорил о другом.

– Нас заметили, – торопливо прошептал он, когда на первый крик отозвались другие. – Надо уходить.

Давьян в отчаянии смотрел на друга.

– Далеко не уйдем.

– Попробуем.

Время как будто замедлилось: подхватив незнакомца под руки, они неуклюже бежали к лесу, а солдаты выскакивали из палаток с мечами наголо.

В душе Давьян не сомневался, что все кончено. Будь они одни, может, и затерялись бы в лесу. Но с раненым на руках их мигом поймают.

Избитый пленник повис на плече у Давьяна, потому что Вирр, бросив его, обернулся лицом к набегающим солдатам. Он простер вперед руки; из них змеями рванулись вперед ослепительные белые нити. Поддерживая раненого, Давьян завороженно смотрел, как вспыхивают голубыми огоньками щупы на запястьях солдат.

Он не вполне понимал, что задумал Вирр: догмы оставляли ему немного возможностей – но, несмотря даже на панику, невольно восторгался. Давьян всегда знал, что у его друга могущественный дар, но впервые видел его в полной силе. Такого выброса сути мальчику видеть еще не доводилось.

И все напрасно. Последняя надежда рухнула, когда светящиеся нити ударились в невидимую преграду, окружавшую солдат. Значит, у кого-то из них имелась ловушка – устройство, расщеплявшее суть вокруг себя. Вирр был бессилен против нее.

Солдаты стояли в нескольких шагах, когда вся поляна вспыхнула белым светом и толчок от взрыва повалил Давьяна наземь.

Задохнувшись от удара, он лежал ничком, глотая воздух и силясь понять, что случилось. Неужели Вирр попробовал что-то еще, что-то новое? Первый его удар был силен, но этот сильнее вдесятеро, если не в сотню раз.

Перед глазами прояснилось. Солдаты уже шевелились, вставали на ноги, оглушенные, но на вид невредимые. Давьян не сразу разглядел за их спинами человека, закутанного в плащ такой черноты, что он выделялся в ночном мраке. Черный на миг замер, наблюдая.

Потом сделал движение.

Он скорее скользил, чем шагал. У Давьяна кровь застыла в жилах; некто двигался бесшумно, но при его приближении мальчик ощутил зловещую угрозу, от которой ноги налились свинцом. Солдаты почувствовали то же самое и развернулись спиной к мальчикам. Теперь Давьян не видел их лиц, но тяжелое дыхание слышал даже на расстоянии.

Какой-то частью сознания Давьян отметил, что, кроме этих испуганных вздохов, кругом не слышно ни звука. Ни шорохов ночных зверьков, ни стрекота кузнечиков и комариного звона. Казалось, мир затаил дыхание.

Черный, сливаясь с темнотой, тек к ним. Его рука взметнулась, будто выхватила что-то из воздуха, и в ней внезапно засветилось нечто длинное и тонкое, почти такое же смутное, как его фигура. Кинжал – узнал Давьян. Страх сковал его, перехватил горло, не давал даже вскрикнуть – от ужаса или предостерегая.

Существо – Давьян не решился бы назвать его человеком, – продолжало приближаться и уже добралось до первого из солдат. Не замедляя движения, оно взмахнуло рукой. Взмах был небрежным, почти презрительным.

Солдат беззвучно упал, из вскрытой яремной вены брызнула кровь. Тело повалилось на траву с глухим стуком.

Этот звук вырвал из оцепенения остальных солдат;

двое принялись нашаривать мечи, а третий дрожащей рукой выставил вперед длинную узкую ловушку, как щит против зла. От страха у него закатывались глаза, в темноте блестели белки. Все по-прежнему молчали, словно боялись криком привлечь к себе внимание врага.

Эта сцена казалась нереальной. Давьян все еще не мог шевельнуться и не сумел отвести глаз, когда от кинжала погиб следующий солдат – его булькающий последний вздох был страшен в тишине. Третий успел вслепую замахнуться, но его меч замер в воздухе, будто натолкнувшись на кирпичную стену. Он погиб, как и двое других.

Было уже ясно, куда направляется существо. Оно чуть отклонилось от цели, чтобы избавиться от солдат, но двигалось к мальчикам.

Упал последний дезриелит. Все заняло не больше десяти секунд; тень плыла с непостижимой быстротой. Она повернула к Давьяну, до которого уже оставалось совсем немного. Фигура под плащом выглядела человеческой, а лицо скрывал черный капюшон. А вот нож был бестелесным: в нем билась тьма – эфирная сталь раз за разом сменялась прозрачным черным стеклом.

«Ша нашен тэл. Эриен дес ту нашен тэл».

Шипящий голос твари был низок, холоден и гневен. В нем звучал древний ужас, а от слов у Давьяна поплыла голова.

Волоски на загривке встали дыбом: из-за спины ударил мощный разряд.