Четвертая обезьяна

– Прости, я утром не успел справиться в календаре, какое сегодня «слово дня», – парировал Нэш. – Вон в то устройство. Похоже на машинку для считывания кредитных карт.

– Понял, понял, Эйнштейн. – Портер сунул карту в устройство и снова нажал кнопку. На сей раз панель осветилась ярко-голубым светом, и они начали подниматься.

Дверцы лифта открылись, и они вышли на площадку, от которой отходили коридоры. Застекленные полы позволяли любоваться просторным атриумом этажом ниже. В конце коридора справа дверь была открыта; рядом с ней стоял полицейский в форме.

Портер и Нэш подошли к нему, показали жетоны и зашли внутрь.

Открывающийся вид захватывал дух.

Пентхаус занимал весь северо-восточный угол здания. Внешние стены были стеклянными от пола до потолка; за ними имелся еще и внутренний дворик. Вокруг них раскинулся город; вдали виднелось озеро Мичиган.

– Когда мне было пятнадцать, – сказал Портер, – я жил не на таком просторе.

– В этой гостиной поместится вся моя квартира, – вздохнул Нэш. – После сегодняшнего дня придется, наверное, сдать жетон и заняться недвижимостью. Скоро я тоже стану магнатом!

– Вряд ли тебе сразу удастся подняться на такую высоту, – предупредил Портер. – Возможно, вначале придется пройти заочный курс обучения в Интернете.

Нэш достал из кармана две пары латексных перчаток, одну пару протянул Портеру, вторую надел сам.

В пентхаусе уже работала бригада экспертов-криминалистов. Пол Уотсон издали заметил их и поспешил навстречу. Он работал возле огромного, от пола до потолка, стеллажа с книгами у противоположной стены.

– Если здесь и была борьба, то признаков нет. В жизни не видел такой чистой квартиры! Холодильник забит продуктами под завязку. В мусорной корзине я нашел квитанцию двухдневной давности. Мы затребовали распечатку телефонных переговоров, но не думаю, что там что-то удастся выяснить. Мне удалось определить последние десять входящих звонков; все они от ее отца.

– У нее здесь наземная линия связи?

Уотсон пожал плечами:

– Может, она прилагается к такой квартире.

– Скорее всего, папочка провел. При наземной линии не сошлешься на то, что связи нет или не слышно звонков, – заметил Нэш.

– А как насчет исходящих? – спросил Портер.

– Три номера. Сейчас мы их проверяем, – ответил Уотсон.

Портер начал осматривать квартиру; туфли скрипели на деревянном полу.

В кухне он увидел шкафчики вишневого дерева и темные гранитные столешницы. Все бытовые приборы из нержавеющей стали – плита «Викинг», трехкамерный холодильник. В гостиной стоял большой угловой бежевый кожаный диван. Он казался таким уютным, что мучительно было даже смотреть на пухлые подушки. Напротив дивана расположился телевизор «Самсунг» с диагональю восемьдесят дюймов, не меньше.

– Четыре-ка, – заметил Нэш.

– Что такое «четыре-ка»?

– Телевизор с ультравысоким разрешением. В четыре раза больше пикселей, чем у стандартных телевизоров эйч-ди.

Портер только кивнул. У него дома до сих пор стоял самый обычный телевизор-«кубик» с диагональю экрана девятнадцать дюймов. Он отказывался заменить древний прибор плоской панелью, ведь тот еще работал. Раньше делали технику на совесть: его телевизор долго не ломался.

В гостиной имелся и рабочий уголок с большим дубовым письменным столом. Эксперт копировал файлы с большого, двадцатисемидюймового моноблока iMac.

– Что-нибудь нашли? – спросил Портер.

Эксперт покачал головой:

– Все выглядит вполне обычно, ничего из ряда вон… Как только вернемся, проанализируем ее личные файлы и активность в соцсетях.

Портер прошел в спальню. Постель застелена очень аккуратно. Никаких плакатов на стенах, только несколько картин.

– Как-то это неправильно.

Нэш выдвинул несколько ящиков комода; в каждом лежала идеально сложенная одежда.

– Ага. Больше похоже на дом из рекламы или из плохого сериала. Если здесь живет пятнадцатилетняя девчонка, она самый аккуратный ребенок на свете.

На ее прикроватной тумбочке стояла единственная фотография в рамке: женщина лет двадцати пяти – двадцати восьми. Струящиеся темные волосы, ярко-зеленые глаза… Портер таких в жизни не видел.

– Ее мать? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Да, наверное, – отозвался Уотсон.

Мать Эмори стояла на ступеньках планетария Адлера.

– Толбот сказал, что она умерла от рака, когда Эмори было всего три года, – заметил Портер, разглядывая фотографию. – Рак мозга, ну надо же!

– Если хотите, я наведу справки, – живо предложил Уотсон.

Портер кивнул и поставил фотографию на место.

– Да, может, мы что-нибудь и выясним.

– Кровать прямо по струнке застелена, – заметил Нэш. – Вряд ли девочка заправляла ее сама.

– Я до сих пор не убежден, что девочка здесь живет.

Ванная поражала воображение – сплошной гранит и известковый туф. Две раковины. В душе можно было устраивать вечеринки; Портер насчитал не меньше шести насадок с дополнительными форсунками, встроенными в стены.

Он подошел к раковине, потрогал ее зубную щетку.

– Еще влажная, – заметил он.

– Сейчас уберу в пакет, – сказал Уотсон. – Вдруг понадобится ДНК. Передайте мне ту щетку тоже.

К спальне примыкала еще одна малая гостиная. Стены были уставлены стеллажами, которые ломились от книг – Портеру показалось, что там больше тысячи томов. Книги были самые разные, от Диккенса до Дж. К. Роулинг. На большом мягком анатомическом кресле посреди комнаты лежал раскрытый роман какого-то Тада Макалистера.

– Может быть, она все-таки живет здесь, – сказал он, беря книгу. – Этот роман вышел несколько недель назад.

– А ты откуда знаешь? – удивился Нэш.

– Хизер тоже его купила. Она большая поклонница этого типа.