Отправиться в Рилаэнс в полнолуние (пятница).
Заставить Сэма побольше рассказать мне о том лете.
Фиби понимала, что ей следовало бы добавить пункт «пройти тест на беременность», но каким-то образом возможность записать эту мысль на бумаге повышала вероятность реальной беременности. Прямо сейчас она не могла думать об этом, но обещала подумать позднее.
Сэм подошел к телефону и набрал номер мобильного телефона, полученный от Эви. Через минуту он покачал головой.
– Этот номер больше не обслуживается.
– А как насчет ее номера в Филадельфии?
– Она не давала его мне.
– Позвони в информационную службу.
Как выяснилось, в Филадельфии и окрестностях не было телефонного номера, зарегистрированного на имя Эви или Эвы О’Тул.
– Проклятие, – проворчал Сэм. – Наверное, она сменила фамилию после замужества. Я понятия не имею, какая фамилия у Элиота.
Он снова снял трубку и набрал номер.
– Привет, мама, – сказал он в трубку. – Послушай, не сможешь ли ты дать мне номер тети Хэйзел. Да, я подожду. Угу… Ага. Нет, мы не забыли. До встречи.
Он повесил трубку.
– Ну вот, кое-что есть. И она напомнила мне о завтрашнем ужине. Оказывается, мы собирались привезти десерт.
Фиби застонала. Она любила мать Сэма, даже преклонялась перед ней и определенно считала, что Филлис имеет право знать о судьбе своей дочери. Но чистый и уютный дом Филлис с ее домашними блюдами немного пугал Фиби. Она помнила разочарованный вид матери Сэма, когда они заявились к ней с двумя пинтовыми ведерками мороженого «Бен и Джерри» вместо свежеиспеченных пирожных. Фиби постоянно казалось, будто в глубине души Филлис считает, что ее сын сделал недостойный выбор, и удивляется, почему он не предпочел женщину, которая умеет готовить. Хуже того, Фиби втайне поклялась, что она изменится и однажды удивит Филлис трехслойным тортом с настоящей сливочной прослойкой и сахарной глазурью. Она ясно представляла этот Торт Искупления, который станет самым вкусным лакомством, которое они когда-либо пробовали.
Фиби смотрела, как Сэм набирает номер своей тети.
– Что ты собираешься сказать? – спросила она.
Он пожал плечами, прислушиваясь к гудкам.
– Ради бога, не говори ей, что мы недавно видели, как ведьма-психопатка пырнула штопором ее дочь!
Сэм закатил глаза.
– Разумеется, нет! – прошипел он.
Хэйзел наконец взяла трубку, и Сэм провел следующие пятнадцать минут в неуклюжих попытках изобразить светскую беседу с многочисленными оправданиями и извинениями. С того давнего лета он не поддерживал никаких контактов с теткой, если не считать рождественских открыток.
– Хэйзел – это полоумная летучая мышь, – не раз говорил он Фиби. – Она пьет, как винная бочка. Моя мама рассорилась с ней как раз перед исчезновением Лизы. Время от времени они разговаривают по телефону, но уже не так, как раньше.
Чем больше Фиби слышала о тете Хэйзел, тем больше этот образ становился похожим на ее собственную мать, хотя она никогда не говорила об этом.
– Ты никогда не рассказываешь о своей матери, – однажды заметил Сэм.
– Мне не о чем рассказывать, – ответила Фиби и пожала плечами. – Мы были не очень близки.
Это еще очень мягко сказано. Но все равно это лучше, чем сказать: «Моя мама была никчемной алкоголичкой, которая чаще вела глубокомысленные беседы с телевизором, чем с другим человеком».
– Они не настоящие, мама, – однажды сказала Фиби, когда застала свою мать за разговором с сыщиками из телевизора.
Мать сердито уставилась на Фиби, встряхнула кубики льда в своем бокале и сказала:
– Кто ты такая, чтобы судить об этом? Ты думаешь, что настоящее – это только то, что можно потрогать?
Она наклонилась и больно ущипнула дочь за руку.
– Ой! – вскрикнула Фиби.
– Если ты так думаешь, то ни черта не знаешь, солнышко.
Фиби не лгала Сэму насчет своей матери, но держала при себе кое-какую важную и болезненную информацию. Например, о том, как умерла ее мать.
Она выбросила эту мысль из головы и сосредоточилась на Сэме, который продолжал мучиться, пробиваясь через дебри разговора со старой алкоголичкой. Фиби покрутила рукой в воздухе, намекая ему, что пора заканчивать, и Сэм кивнул.
– Вот в чем дело, Хэйзел, – сказал он в трубку, – я надеялся, что ты расскажешь мне, как можно связаться с Эви и Элиотом.
Он подождал, потом закусил губу.
– Ее муж? Элиот? – Новая пауза. – Понятно. Ну да, теперь ясно. У тебя есть этот номер?
Сэм что-то нацарапал на листке бумаги, потом поблагодарил тетушку и пообещал чаще звонить ей.
– Итак, – произнес он, когда повесил трубку. – Первая странная новость – Эви не выходила замуж. Вторая – она живет не в Филадельфии, а здесь, в Вермонте. В городе Барлингтон.
– Да, это и впрямь странно. Ты собираешься позвонить ей?
– Я сделаю кое-что получше. Я собираюсь поехать туда и нанести ей братский визит. Посмотреть, как она себя чувствует после того, как ее пырнули штопором. У меня есть ее адрес. – Сэм соскочил с дивана, подхватил ключ и свою поношенную кожаную куртку. – Ты поедешь?
– Еще бы, – отозвалась Фиби и почти опередила его на пути к выходу.
Глава 10
Лиза
7 июня, пятнадцать лет назад
Иногда во время совместных поездок Лиза воображала, будто они скреплены друг с другом и представляют части целого – сиамских девочек-близнецов, связанных вместе там, где ее грудь прижималась к спине Эви. Черная футболка Эви с логотипом «Харлей-Дэвидсон» была мокрой от пота, Эви пыхтела и кряхтела, как будто старинный паровоз: «Думаю, я могу, думаю, я могу, думаю, я могу…»
«Ты можешь, – внушала ей Лиза своим дыханием. – Ты можешь сделать что угодно, пока у тебя есть я».
У Эви не было своего велосипеда, но она была крупнее и сильнее, поэтому Лиза усаживалась за ней и руками обнимала толстую талию кузины. Эви приподнималась на сиденье, работая ногами и крутя педали, плотно обхватив руль и не прикасаясь к тормозам, как бы быстро они ни ехали.
Они мчались по Спрюс-стрит на Мейн-стрит, а Сэмми ехал рядом на своем велосипеде BMX, выкатываясь на бордюры и тротуары и описывая петли.