Пламя нашей лжи

– У прицепа два колеса спущено, – поясняет он. – Лошадей придется оставить.

К глазам подступают слезы.

– А если пожар доберется сюда?

Он показывает мне баллончик с краской, взятый в гараже. Со стоном я понимаю, что нужно сделать ради спасения лошадей. Всего их у меня три: Стелла, Пистолет и Санни. Последний – привет от соседского жеребца, который четыре года назад сбежал из конюшни и покрыл Стеллу.

Пока Драммер удерживает коней на месте, я рисую краской у них на боках номер своего телефона. Пометив животных, мы с Драммером отпускаем их и смотрим, как они галопом убегают в лес.

– Это я виновата, – шепчу я.

Драммер обнимает меня и утирает мне слезы своей рубашкой.

– Мы все виноваты.

Я чувствую, как стучит его сердце, и шмыгаю носом.

– Никто никогда не узнает.

– Да, не узнает. Где твои ключи?

Достаю их из кармана, после чего мы все – Вайолет, Драммер, Матильда и я – загружаемся в мой «ранглер» и выезжаем на проселочную дорогу.

Мы постоянно кашляем от дыма, небо кажется почти черным. В голове не укладывается, что все это началось с горячих искр от крошечной трубки.

Проселок упирается в шоссе 395, подъехав к которому я бью по тормозам. Двухполосная автострада запружена машинами, направляющимися на юг. Они медленно ползут мимо. Водители с округлившимися глазами и разинутыми ртами напоминают зомби.

Легковушки и пикапы набиты детьми, собаками, кошками в переносках и птицами в клетках. У некоторых на буксире прицепы для лошадей и скота, жилые трейлеры. Багажники пикапов переполнены чемоданами, коробками, ящиками с водой и домашними животными. В одном пикапе едут три поросенка, усыпанные пеплом. В другом – целая семья, сидящая в обнимку и непрестанно кашляющая. Машины не пропускают нас в поток, поэтому я втискиваю капот джипа меж двух седанов и втягиваюсь в колонну, направляющуюся на юг. На телефоны приходит новое сообщение:

В Гэп-Маунтин горят здания между Саммит-авеню и Винди-Пик.

Улицы перекрыты.

Работают пожарные.

Немедленно покиньте город!

– Это же в Стоуни-Ридж! – выдыхает Драммер; его зрачки в широко раскрытых голубых глазах сжались в крошечные точки. – Люк и Мо могут попасть в ловушку!

– Может, сумеем их нагнать? – Я высовываю руку в окно, чтобы предупредить другие машины о маневре, и выворачиваю джип на противоположную полосу. Она пуста – кроме нас никто не едет в сторону пожара. Водитель за нами отчаянно сигналит.

– Боже! – вскрикивает Вайолет на заднем сиденье.

Я изо всех сил выжимаю педаль газа, и мы устремляемся в ту сторону, куда уехали Люк и Мо. Сворачиваем на боковую улочку под названием Сандерс – Люк поехал этой дорогой – и въезжаем прямо в стену дыма. Фары светят вовсю, но дорогу едва видно.

– Закройте окна! – кричит Драммер, потом включает на полную мощность кондиционер в машине. Это помогает очистить воздух в джипе.

– Не нравится мне это! – жалуется Вайолет, упираясь руками в потолок.

В голове проносятся мысли о стариках, живущих в Стоуни-Ридж. Как они выберутся? Мне часто приходится слышать вызовы врачей по отцовской рации. Часть обитателей того района неспособна передвигаться без ходунков, а как минимум один житель не расстается с кислородным баллоном. Я знаю, что у некоторых деменция, многие плохо слышат, а у большинства и мобильных-то нет. Получают ли они вообще оповещения? Успеют отец и пожарные вывезти их? И как быть с детьми, которые, как братишка Люка, остались дома одни? Вдруг кто-то из них погибнет? Это уже будет квалифицироваться как убийство. Черт! Глаза обжигают слезы. Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.

Когда мы влетаем в дым, я бросаю взгляд в зеркало заднего вида на Вайолет. Ее блестящие волосы растрепаны, глаза мерцают, будто обсидиан, а на лице застыла гримаса, словно Ви на грани жизни и смерти. Рядом со мной Драммер вытирает ладони о джинсы. Светлые брови нахмурены и нависают над глазами.

Кажется, я первой понимаю, что отношения между нами никогда не станут прежними. Эта тайна, это преступление связывает нас таким тугим узлом, что нам никуда от него не деться. Даже когда мы будем праздновать свадьбу, смотреть, как играют наши дети, или жить в домах престарелых. Поймают нас или нет, все равно это останется с нами до самой смерти. Мы – пять человек на быстро вращающемся колесе. Стоит одному из нас потерять равновесие, и мы все упадем.

Я сразу же клянусь не допустить этого. Я не остановлю вращение колеса. Не дам нам попасть в тюрьму. Спасу Чудовищ.

7 июля

Локализация пожара: 0 %

18:22

Мой джип скачет по грунтовой дороге. Дворники сметают пепел с лобового стекла. Мы вглядываемся в окна, пытаясь отыскать Люка и Мо на квадроцикле, и в салоне стоит тишина. Я уже готова развернуться и поехать обратно, когда ветер вдруг сменяет направление. Дым немного рассеивается, обзор становится лучше.

Я жму на газ и еду на полной скорости. Машину подбрасывает на колдобинах и водопропускных трубах. Все упираются в потолок и цепляются за дверцы, но никто не просит меня ехать медленнее. Надо нагнать Люка и Мо и вывезти их из Гэп-Маунтин. Вокруг сыплются искры, и небо затянуто бурой пеленой. Если это и не ад, то чертовски на него похоже.

– Осторожно! – орет Драммер.

На дорогу, еле передвигая ноги и оглядываясь в замешательстве, выходит медведь. Я бью по тормозам, резко поворачиваю, и на секунду-другую джип встает на два колеса. Я кошусь на Драммера. Он сидит с отвисшей челюстью. Тут джип плюхается на все четыре колеса и останавливается с резким рывком, швыряющим нас сначала вперед, потом назад.

Зверь стоит в считаных дюймах от радиаторной решетки. Маленькая медведица. Наверное, годовалая. Она фыркает на джип и отступает. Я распахиваю дверцу и начинаю отгонять косолапую. Она тут же разворачивается и убегает в лес. Я возвращаюсь на место, держась за грудь. Только тут мне приходит в голову спросить:

– Все пристегнуты?

Слышатся щелчки ремней безопасности и причитания Вайолет:

– О боже! О боже!

Включаю первую передачу и трогаюсь с места.

– Поглядывайте по обочинам: вдруг Люк разбил квадроцикл. Я буду смотреть вперед.

Трясущимися руками переключаюсь на вторую передачу. Мы въезжаем в район, где пожар уже прошел, и замолкаем. Все вокруг черно и обуглено. Оставшиеся крошечные огоньки доедают остатки того, что может гореть. Дорога усыпана дымящимися ветками и мусором. Я включаю полный привод и веду «ранглер» в объезд препятствий, иногда съезжая с дороги.

– Это что, олень? – спрашивает Вайолет.

Я жму на тормоза, и мы все смотрим в ту сторону, куда она показывает. Огонь пронесся с такой скоростью, что спалил олениху с олененком на месте. Мне вспоминается библейская история о женщине, которая оборачивается и превращается в соляной столб. Разве что эта пара больше напоминает горки черного перца.

– Если животные не смогли убежать, то смогут ли люди? – дрожащим голосом спрашивает Вайолет.

Драммер тянется назад, чтобы коснуться ее, и я замечаю в его глазах слезы. В последний раз я видела Драммера плачущим в тот день, когда от рака умерла его собака. Он ни в какую не признавался себе, что пес болен. В этом весь Драммер: никогда не обращает внимания на творящееся вокруг дерьмо. Но однажды он обнаружил собаку бездыханной на полу в прачечной. Драммер позвонил мне и попросил приехать, и я застала его воющим так, словно его убивают. Я понятия не имела, чем помочь, поэтому предложила вырыть могилу и похоронить пса, но от этого он только разрыдался еще сильнее.

Теперь, глядя, как он поглаживает Вайолет, я понимаю, как надо было тогда поступить: попросту обнять его.

– Спасатели всех вывезут. Не беспокойтесь, – пытаюсь успокоить всех я.

Перед нами уже центр Гэп-Маунтин, а мы все еще не видели и следа Мо и Люка.

– Черт! – вскрикиваю я. – Там мой отец!

Я снова резко бью по тормозам, но спрятать от постороннего взгляда ярко-красный «ранглер» просто невозможно. К тому же это единственная машина на дороге, не принадлежащая пожарным или полиции. Все остальные или уже уехали, или мчатся в противоположном направлении.

Мой отец бежит к нам через два квартала. На лице у него респиратор.

– Глядите! Почта горит! – кричит Драммер.

Я поднимаю голову и смотрю поверх руля. За спиной отца оранжевые языки пламени жадно лижут деревянную обшивку почтового отделения.

Пожарная машина уже на месте, и команда пытается спасти здание и окружающие строения. Должно быть, почта загорелась от искр, потому что основное пламя все еще бушует среди деревьев. Огненный дракон уже поднялся выше десяти метров и раскинулся на мили в ширину, распространяясь, как мы узнаем позже, на три футбольных поля в секунду и разбрасывая искры на милю вокруг.

Когда отец подбегает к машине, я опускаю стекло, и салон тут же наполняется удушливым дымом. Лежащая на полу джипа Матильда начинает лаять.

– Почему ты еще не в Бишопе? – зло спрашивает папа.

– Люк и Мо взяли квадроцикл, чтобы попробовать добраться до дома. Мы не можем их найти, – сквозь слезы отвечаю я.

– Какой дорогой они поехали?

– По Сандерс.

Отец кивает и вызывает по рации заместителей.

– Мы их найдем, – обращается он ко мне. – А вы, ребята, разворачивайтесь и валите отсюда. Живо!

– Пап, подожди… – Я вижу, что от прилива адреналина у него набухли вены и дрожат руки. – Никто… не пострадал?

Он понимает, что я имею в виду. В порядке ли жители Гэп-Маунтин? Никто не погиб?

Отец кладет руки на приоткрытое окно:

– Пока трудно сказать.

Кажется, он знает больше, чем говорит, и я с ужасом думаю, что мы кого-то убили.

– Пап?

Он хлопает ладонью по дверце машины:

– Разворачивайся. Поезжай в Бишоп. Напиши мне, как будешь в безопасности.

С этими словами он убегает навстречу пламени.

Господи, да он сам в опасности! Я сижу, вцепившись в руль и еле дыша, и вдруг ощущаю полную растерянность.

– Черт! Давай, Хан! – Драммер стаскивает меня с сиденья.

Я меняюсь с ним местами, все глубже погружаясь в панику.

– Дыши глубже, – велит он и дает газу.

Машина, скрипя шинами, разворачивается и пускается обратно к шоссе 395.

Пламя добирается до Пайн-стрит в тот самый момент, когда над головой ревет первый самолет, сбрасывающий партию воды, розовой от огнезащитной добавки. Мимо моего джипа громыхают бульдозеры, едущие к лесу, чтобы валить деревья и создавать противопожарные полосы. Я мысленно приветствую пожарных штата, хоть их появление не сулит ничего хорошего. Это значит, что наш пожар разросся и вырвался из-под контроля. Это значит, что затраты на его тушение взлетают до небес прямо на глазах.

Драммер сворачивает на боковую улицу, ведущую к шоссе, а я продолжаю слать Мо сообщение за сообщением, не получая ответа.

Вайолет лезет с телефона в соцсети и начинает громогласно читать сообщения.

– Прачечной больше нет! – вопит она. – Стоуни-Ридж горит! – Ви задыхается. – Весь район! – Тут она срывается на визг: – Школа!

– Что школа? – кричит в ответ Драммер.

– Школа горит!

– Только не это, – бормочу я. – Мо не переживет.

Мы все знаем, как она любит нашу школу. Она представляла учеников в совете школы, была в совете самоуправления и в танцевальной команде, возглавляла кулинарный клуб.

Вайолет пялится в телефон с широко открытыми глазами и отвисшей челюстью.

– Эй! Мы еще не знаем, правда ли это, – замечаю я. – Перейди на нормальный новостной сайт.

– Вон шоссе! – кричит Драммер.

Он резко сворачивает, чтобы срезать угол, и, не снижая скорости, слетает с откоса на обочину шоссе 395, едва не впилившись в «ниссан». Водитель машины сигналит и не пускает нас. Следующий автомобиль замедляет ход, и Драммер встраивается в поток.

Теперь уже обе полосы едут в одном направлении. Никого не волнует, что левая полоса предназначена для движения на север, а правая – на юг. Все равно все мчатся на юг. Машинам спасателей придется воспользоваться обочиной.

– Ни хрена себе! Вот так апокалипсис! – восклицает Драммер.

На телефон продолжают сыпаться сообщения, которые я читаю вслух с пассажирского сиденья. От последнего у меня земля уходит из-под ног:

Гэп-Маунтин и окрестности – немедленная эвакуация!

Локализация пожара: 0 %.

В квартале Стоуни-Ридж множественные очаги возгорания.

Возможны жертвы.

У меня перехватывает дыхание, а Вайолет заливается слезами. Молчание в джипе напоминает тишину в центре бури. Драммер косится на меня, и между нами проносятся воспоминания: мы детьми бегаем под струями воды из газонного оросителя, устраиваем пикник во дворе, прыгаем на моем потрепанном старом батуте, катаемся верхом, плаваем в Провале. Воспоминания кружатся и вылетают в окно. Все это больше не имеет значения. Наше детство только что лопнуло, как Бэмби под ногой Годзиллы. «Возможны жертвы». Неужели мы и правда кого-то убили?

– Мы сгорим в аду… – стуча зубами, бормочет Вайолет.

Вдруг Драммер резко оборачивается, и его голубые глаза округляются от ужаса.

– Вылезайте все из машины! Быстро! – кричит он.

Мы тоже оборачиваемся. Ветер снова сменил направление, и стена пламени подобралась к дороге. Небо почернело, и нагоняющий нас огонь охватывает машины примерно в миле позади, взрывая бензобаки. Из-за пробки автомобили на шоссе еле тащатся. Огонь движется быстрее. Люди выскакивают и бросаются наутек. Они пробегают мимо моего джипа, таща с собой детей, животных и коробки. Одна женщина несет на руках ягненка.

На мгновение мы замираем, а потом распахиваем дверцы. Матильда воет волком и выскакивает следом за нами. В машине остается только Драммер. Он захлопывает дверцу и снова пристегивается.

– Я съеду с дороги, – говорит он. – Если сумею убежать от огня через лес, встретимся впереди.

– Нет! – кричу я. – Не получится! Ты окажешься в ловушке и погибнешь!

– Нам нужна машина, Хан. Бегите! Я постараюсь встретить вас впереди.

– Не надо! – визжу я.

Он качает головой, заводит двигатель, выруливает из ряда машин, едущих на юг, и скрывается в лесу. Среди деревьев огонь распространяется еще быстрее, чем по шоссе. Пламя перескакивает с ветки на ветку, а искры разлетаются в стороны, создавая мелкие очаги, прокладывающие путь породившему их чудовищу.

Сердце замирает. Дым и пепел разъедают глаза. С неба падают целые головни, рассыпаясь искрами по асфальту. Огонь шагает вперед с неумолимостью терминатора, расшвыривая машины с дороги, точно игрушки. Ему нужны мы. Его создатели.

– Бежим! – кричит Вайолет.

Она тянет меня за рукав, и мы бросаемся вдоль шоссе, стараясь не налетать на машины и более медлительных людей. Матильда бежит рядом со мной, уже задыхаясь от жары.

Ядовитый пепел покрывает толстым слоем волосы и кожу. Мы задираем майки, чтобы прикрыть рты. Под одеждой у нас с Вайолет по-прежнему бикини, но мы уже не те девчонки, которые всего несколько часов назад купались в Провале. Мы – убийцы. «Возможны жертвы». Господи, только не это.

Температура сегодня под сорок, но на черном асфальте и с наступающим на пятки пожаром намного жарче. Страдающая от артрита Матильда начинает прихрамывать и тихонько поскуливать. Ее рыжая шерсть блестит под потемневшим небом, возвращая себе тот красновато-коричневый оттенок, который был у нее в детстве. Я тяну ее за ошейник:

– Давай, девочка!

Матильда чуть виляет хвостом и пытается двигаться быстрее. В извиняющемся взгляде ее темных глаз читается: «Прости, что я постарела».

Я отваживаюсь бросить взгляд назад и вижу, что пожар нас нагоняет. Одна из машин съезжает в кювет, и язык прожорливого пламени проносится прямо над ней.

– Вот черт! – вскрикиваю я.

Ужас переполняет мозг. Я смотрю на Матильду. Она совсем выбилась из сил.

– Нам не удастся убежать! – визжит Вайолет.

– А вот и удастся!

Я подхватываю Матильду на руки, и мы мчимся еще быстрее. Бежать с собакой на руках становится труднее с каждым шагом; от страха кровь по венам течет бешеным потоком. Огонь настигает нас, и горло разрывается от рыданий. Неужели мы вот так и погибнем?

7 июля

Локализация пожара: 0 %

18:55

Я быстро отстаю от Вайолет, потому что Матильда весит под сорок кило, а я пытаюсь бежать с ней на руках, обутая в шлепанцы. Вайолет гневно оборачивается:

– Брось собаку, Ханна!

– Что?! Нет!

Подруга хватает меня за руку, будто клещами. Черные глаза горят.

– Не бросишь – погибнешь!

– Это же моя Мэтти! – пытаюсь вырваться я.

– Она слишком тяжелая. Придется ее оставить.

– Не могу, Ви! Я не могу бросить Матильду! – трясу головой я.

– Ханна! – визжит Вайолет и тянет меня за руку. – Бросай чертову собаку и бежим со мной! Ты мне нужна! – В ее глазах отражается пламя.

– Не могу, – тяжело дыша, хриплю я.

Вайолет смотрит на меня удивленно, даже немного обиженно, потом выпускает мою руку и убегает прочь.

Я ставлю Матильду на землю, беру за ошейник и пытаюсь подбодрить:

– Давай, Мэтти! К ноге!

Приближающееся пламя чуть замедляется, чтобы уничтожить подвернувшийся на пути минивэн, и тут же пускается бушевать снова, когда его языки достигают бензобака и машина взрывается. Я падаю прямо на Матильду, зажимая ладонями уши. Собака взвизгивает, когда я приземляюсь ей прямо на задние лапы.

– Прости! – Я поднимаю ее на ноги.

Рядом с нами застрял прицеп с лошадьми. Животные внутри громко ржут и брыкаются. Владелец машины бежит к ним на помощь.

– Убери собаку! – кричит он. – Сейчас я их выпущу!

Я оттаскиваю Матильду с дороги. В ушах гудит, жар начинает обжигать кожу. Мужчина открывает дверь прицепа, и четыре лошади, оборвав привязи, вырываются наружу. Они несутся галопом вдоль шоссе, брыкаясь и со ржанием перепрыгивая брошенные на пути вещи. Одна из них сбивает с ног женщину, и люди вокруг начинают кричать остальным, чтобы береглись. Слезы оставляют дорожки на покрытом пеплом лице владельца, который тут же срывается с места и пускается вдогонку за лошадьми.

Матильда лижет мне руку.

– Бежим! – я хватаю ее за поводок и тяну за собой.

Порыв ветра швыряет прямо в нас сноп искр. Пепел состоит из сгоревших химикатов, машин и зданий, фотографий, пластмассовых игрушек и тел животных и людей. Мы вдыхаем его, впуская в себя, и меня охватывает приступ кашля.

Я изо всех сил тяну поводок Матильды, заставляя ее бежать. Она ускоряет шаг, но из-за перегрева надолго ее не хватает. Мы трусим вдоль желтой разделительной линии шоссе, но недостаточно быстро. Я – Дороти, она – Тотошка, и мы просто хотим домой. Из горла бедной Мэтти вырываются стоны, и я представляю себе, какую боль причиняет ее пораженным артритом лапам бег по такой твердой поверхности.

Огонь нагоняет нас, и я пытаюсь снова взять Матильду на руки, но она сопротивляется. Я не могу удержать брыкающуюся собаку. Люди пробегают мимо нас, и большинство даже не глядит в нашу сторону. Вокруг царит паника.

Мы преодолеваем еще полмили, после чего Матильда останавливается и ложится на асфальт. Она смотрит мне в глаза и виляет хвостом, словно прощаясь.

– Нет… – шепчу я, чувствуя, как ком подступает к горлу. – Давай… Ты сможешь…

Я пытаюсь поднять собаку, но она отказывается вставать. Она сдалась. Огонь приближается, и когда он будет совсем рядом, мне придется бросить Матильду. Меня сотрясают рыдания. Я прижимаюсь лицом к шерсти, вдыхая знакомый собачий запах сквозь вонь дыма.

– Я люблю тебя, Матильда.

Она виляет хвостом и прижимается мордой к моей шее.

Рев пламени приближается, становится невыносимо жарко. Слезы высыхают, не успев упасть на землю.

Вдруг сквозь шум крови в ушах я слышу рокот двигателей, поднимаю голову и замечаю огромный пузатый пожарный самолет. Я утираю слезы и смотрю, как он снижается. Десятки людей останавливаются и задирают головы.

Самолет подлетает к краю пылающего ада и сбрасывает несколько тонн огнетушащей смеси. Розовая, словно жвачка, жидкость гасит ближайшие языки пламени и покрывает машины и дорогу на пути пожара. Вокруг меня раздаются радостные крики.

Пожар беснуется и атакует смесь, но не может ее победить. Я ловлю ртом воздух, изумленно глядя на эту картину. Наступление пламени на юг сорвано, и на сердце становится легче. Пожарные выиграли для нас время. Они спасли мою собаку.

Я уговариваю Матильду идти, и она неохотно поднимается. Пройдя несколько метров, я замечаю в багажнике брошенного пикапа детскую тележку. Мысленно возблагодарив владельца, достаю тележку и помогаю Матильде забраться внутрь, а потом, взявшись за ручку, качу ее за собой и присоединяюсь к остальной толпе зомби, ковыляющих в сторону Бишопа. Позади нас бушует пожар, обозленный устроенной ему западней, и его западная кромка дотягивается до бескрайних лесов, с ревом устремляясь в сторону Йосемитского национального парка.

Те, чьи машины не сгорели, возвращаются, и на дороге возобновляется движение. Наверное, мы напоминаем колонну беженцев: половина на колесах, половина бредет на своих двоих по обочине, таща на себе все, что только можно: детей, продукты, фотографии и домашних животных. Водители, у которых в машинах еще есть свободное место, останавливаются и предлагают подвезти семьи с маленькими детьми.

Рядом со мной тормозит синий пикап, набитый рыболовным и туристским снаряжением. Водитель высовывается в окно:

– Подвезти?

Я оборачиваюсь и вижу небритого парня в бейсболке. Ему сильно за двадцать, и в Гэп-Маунтин я его вроде бы не встречала. Он взмок от жары, а машина покрыта тонким слоем пепла. Он показывает взглядом на мою собаку:

– Кажется, ему не очень удобно.

– Ей, – на автомате поправляю я.

Лапы Матильды широко расставлены, и она с трудом удерживает равновесие в игрушечной тележке. Представив себе, как я тащу ее всю дорогу до Бишопа, я вдруг чувствую невероятную усталость. Ноги болят, в горле першит, и возникает такое чувство, будто адреналин сочится прямо из пяток. Я смотрю в глаза незнакомцу. На вид он не опасен.

– Вы из Гэп-Маунтин? – спрашиваю я. – Эвакуируетесь?

– Нет, я живу в Бишопе. Как раз возвращался домой с рыбалки, когда начался пожар. Вот… Сейчас спущу термосумку на пол и освобожу место.

– Хорошо, спасибо.

Я помогаю Матильде забраться в тесный салон. Она с громким вздохом плюхается на пассажирское сиденье и наотрез отказывается подвинуться, поэтому я в конце концов сажусь в середине. Водитель закидывает красную тележку в кузов пикапа, занимает свое место, и мы трогаемся. В кабине тесно, и его нога едва не касается моей. Он косится на мое бикини, проглядывающее сквозь мокрую от пота футболку, потом снова переводит взгляд на дорогу. Я скрещиваю руки на груди, чувствуя, как пылают щеки.

– Меня зовут Джастин, – говорит он с легкой улыбкой.

– А я Ханна. Спасибо, что подобрали нас.

Я смотрю на бардачок – а вдруг там пистолет? Меня разбирает истерический смешок. Так и представляю себе заголовок: «Убитая девушка пыталась сбежать от пожара».

– Рад познакомиться, Ханна. Все в порядке? Вот, попей. – Он тянется мимо меня, касаясь моей руки, и поднимает с пола фляжку. – Сегодня набрал воды, но пока не пил. Клянусь!

– Спасибо. – Не знаю, верю ли я ему, но пить хочется так сильно, что мне уже все равно.

Я жадно пью, потом наливаю немного в ладонь для Матильды. Вода проливается на сиденье. Я бросаю виноватый взгляд на Джастина:

– Простите…

– Это всего лишь вода, – улыбается он. – У тебя красивая собака.

Я глажу мохнатую голову Матильды:

– Самая лучшая. Только уже старенькая.

Он качает головой, словно считает такое положение дел несправедливым, и я вдруг чувствую, что не могу сдержать слез. Украдкой утираю глаза и пытаюсь дышать размеренно.

– Можешь поплакать, – подмигивает Джастин. – Я никому не скажу.

Приборная доска машины передо мной расплывается от слез. На часах восемнадцать минут восьмого. Сейчас лето, поэтому на улице еще светло. Небо висит над нами сплошной завесой кружащегося пепла. Горло пересохло, и я кашляю, не в силах остановиться. Мне дурно. Телефон снова пищит, выдавая новое оповещение, от которого у меня холодеет в животе:

Район Стоуни-Ридж полностью перекрыт.

Работают пожарные и врачи.

Неконтролируемые пожары представляют угрозу для жизни.

Не возвращайтесь домой!

Господи, надеюсь, Люк и Мо в безопасности. Хорошо, что Джастин включает погромче радио, играющее кантри, и остаток пути до Бишопа мы едем молча.

– Где тебя высадить? – спрашивает он, когда мы выезжаем на Норт-Мейн-стрит.

– У «Холидей инн».

Он находит гостиницу и останавливается у тротуара перед главным входом.