– Тогда ваша печень пострадает еще сильнее.
Работница весело засмеялась и ушла. Ни капли силы воли, подумала Индия, глядя ей вслед. Здешний рабочий класс все больше ее изумлял. Жалкие гроши, зарабатываемые тяжелым трудом, они тратили на спиртное, сласти и вредную для организма пищу, которую называли вкусняшками: холодец, бекон, маринованные огурчики и подобное. Взять ту же миссис Бернс, принесшую свою туберкулезную дочку. Тощая, бледная малышка сосала конфету с бренди.
– Вашей дочери необходима полноценная пища. Прежде всего молоко и овощи, – сказала Индия, взяв со стола принесенные цветные иллюстрации.
Миссис Бернс как-то странно посмотрела на нее:
– Миссус, я знаю, как выглядит морковка.
Индия покраснела и отложила картинки.
– Вы даете ребенку молоко?
– Редко. Когда денег наскребаем, – ответила миссис Бернс. – А мой старик не жалует зелень.
– Но если вам хватает на конфеты с бренди, должно хватить и на молоко, – заметила ей Индия.
– Бросьте, миссус. Моя бедняжечка любит эти конфетки. Помню, бабка мне говорила: «Позволь себе немного того, что любишь, и будешь счастлива».
Молоко гораздо полезнее. Шпинат и каша – тоже. Индия не уставала это повторять своим сегодняшним пациентам. Это она переняла от профессоров, работавших в Королевской бесплатной больнице. Правда, результатов их увещеваний она почти не видела.
Индия присела к столу, чтобы сделать запись в историю болезни последней пациентки, но дверь приоткрылась, и Элла сообщила:
– К вам еще одна девица. Мисс Эмма Майло. Я просила ее прийти завтра, но она малость не в себе.
– Что с ней?
– Мне не говорит. Слышала, что здесь появилась женщина-врач, и требует, чтобы вы ее приняли.
– Хорошо. Я приму ее. А потом мы отправимся по домам. – Индия склонилась над историей болезни.
– Мисс, к вам можно? – через несколько минут услышала она.
Индия подняла голову. У двери стояла рыжеволосая девушка лет восемнадцати, если не меньше.
– Садитесь, – сказала Индия, кивнув на стул возле стола Гиффорда. – На что жалуетесь, мисс Майло?
Мисс Майло молча теребила завязки маленького шелкового ридикюля.
– Мисс Майло!
– Мне нужно… что-то, чтобы не было детей. Я слышала, у докторов есть такие снадобья и разные штучки. – Глаза девушки были полны мольбы. – Я подумала, раз вы женщина, вы мне поможете. – Эмма потупила взор. – Пожалуйста, мисс, помогите, – прошептала она.
– Боюсь, я не смогу вам помочь, – с сожалением ответила Индия. – Это кабинет доктора Гиффорда, а он противник противозачаточных средств. Я не согласна с его точкой зрения, но у меня связаны руки. Если у вас есть интимные отношения и вы не хотите забеременеть, их необходимо прекратить.
– И всего-то? – горько усмехнулась девушка.
– Мисс Майло, я…
– Спасибо, – пробормотала она, стремительно вскочив со стула.
На мгновение Индия увидела другую убегающую девушку – не Эмму Майло, а Би Маллинс, сестру Хью. У двери Эмма Майло обернулась, чтобы еще раз взглянуть на Индию, но Индия видела только Би: бледную, запачканную кровью, с немым укором в глазах. Усилием воли Индия прогнала видение. Она ничем не могла помочь этой рыжеволосой. Ничем. Еще на собеседовании Гиффорд ясно изложил свои взгляды на противозачаточные средства. Он считал их аморальными и потворствующими распутному поведению низших слоев, а потому никогда не прописывал. Индия мысленно окрестила его динозавром. Она хотела возразить и сказать, что нежелательные беременности еще более аморальны, поскольку лишь умножают нищету и убожество, но была вынуждена прикусить язык. Кроме работы у Гиффорда, других предложений ей не поступало.
То был ее первый компромисс и, как теперь она поняла, далеко не последний.
Индия тяжело привалилась к спинке стула. Ее взгляд бродил по противоположной стене, увешанной наградами и грамотами доктора Гиффорда. Профессор Фенвик и декан ни разу не обмолвились, что ей придется идти на компромисс с совестью. Сколько еще таких случаев будет в ее медицинской практике? Четыре? Десять? Тысяча? Стала ли она более нравственной, отказав Эмме Майло в противозачаточном средстве? Гиффорд, который месяц лжет Элизабет Адамс. Кто он? Гуманист, стремящийся облегчить участь пациентки? Или убийца?
– Прошу прощения, Конфуций, вы готовы идти домой?
В дверях снова стояла Элла.
– Да, конечно. – Индия тряхнула головой, прогоняя мысли, потом торопливо собрала бумаги. – Дома допишу.
Она очень устала и мечтала поскорее снять ботинки с распухших ног и съесть тарелку супа. Она погасила свет, спустилась по лесенке, прошла по коридору и уже хотела уйти, но увидела, что Элла одна убирает приемную. Индия взялась ей помогать. Через какое-то время входная дверь открылась. Явился доктор Гиффорд в вечернем костюме.
– Как справились? – спросил он.
– Отлично, – ответила Индия. – Приняли всех, кто записывался на сегодня.
– И впрямь отлично! – воскликнул Гиффорд, пробежав глазами регистрационный журнал. – Пятьдесят четыре пациента. Неплохо для первого дня, доктор Джонс.
– Благодарю вас, сэр.
– Я всего на минутку. Надо бежать. Обедаю с епископом. Вас не затруднит запереть дверь?
Индия так устала, что не знала, хватит ли ей сил повернуть ключ в замке. Но Гиффорду твердо ответила «да». Он простился с обеими женщинами и собрался уйти. Тут кто-то отчаянно забарабанил в дверь.
– Слышу! Сейчас открою! – крикнула Элла.
На крыльце стоял мальчишка-подросток.
– Вы можете пойти со мной? Нужна помощь. Ребенок застрял! – выпалил он.
Индия застонала. Супу придется обождать. Соображая, какие перевязочные материалы захватить с собой, она спросила мальчика:
– В чем застрял ребенок? В сливной трубе? В дымоходе?
– Нет! Не там! Он застрял у ма внутри! Не хочет выходить! Мисс, ей совсем плохо! Вы обязательно должны пойти.
Он чуть не плакал.
– Вы ведь справитесь без меня? – спросил Гиффорд.
– Конечно, доктор Гиффорд.
Индия открыла саквояж, проверила содержимое и убедилась, что часть ее запасов на исходе.
– Элла, у нас есть марля? И хлороформа у меня на донышке. Он тоже найдется?