Темное удовольствие

Даника застыла на месте. На мгновение она забыла о своем голоде, и ее захлестнули эмоции. Печаль, огорчение и смущение были самыми сильными. «Вот во что превратилась моя жизнь». Из любимой, защищенной от невзгод дочери она превратилась в спасающуюся бегством женщину, скрывающуюся в ночной темноте. Из уважаемой художницы – в официантку.

– Я несказанно удивлен, но…

– Проверь бумажник перед уходом.

Эти двое приводили ее в замешательство. Ей не стоило даже смотреть на них, она ощущала на себе их пристальные, осуждающие взгляды. Они три раза приходили перекусить в кафе «У Энрике», и каждый раз она получала сильный удар по своей самооценке. И это было странно. Они никогда не говорили грубостей, всегда улыбались и благодарили ее, когда она приносила заказ, но в их глазах светилось нескрываемое отвращение.

Она про себя называла их Братья Птенчики, желая хоть как-нибудь унизить.

«Не привлекай к себе внимания», – подсказал ей здравый смысл. В последнее время это стало ее основным правилом существования.

– Советую больше не воровать еду с тарелок, – резко отчитал ее босс. Энрике был владельцем кафе и по совместительству поваром блюд быстрого приготовления. – А теперь шевелись поживее. Их еда остывает.

– Вообще-то она очень горячая. Они могут обжечься и подать иск в суд. – Тарелки обжигали ее ледяную кожу, она не могла согреться уже несколько недель. Даже сейчас, в душной кухне, она была в свитере, который купила за три доллара девяносто девять центов в лавке дешевых товаров на этой улице. Но, к ее ужасу, тепло, исходящее от тарелок, не согревало.

Конечно, скоро с ней непременно случится что-нибудь хорошее. Разве добро и зло не соблюдают баланс? Когда-то она так думала. Верила, что счастье поджидает за каждым углом. К сожалению, Даника поняла, что это не так.

У нее за спиной, за окнами, откуда открывался соблазнительный вид на центр ночного Лос-Анджелеса, проносились автомобили и прогуливались люди, беззаботно смеясь. Еще совсем недавно и она была такой же.

Даника устроилась в это кафе, работала не покладая рук, потому что Энрике платил ей из-под полы, не требуя номер социального страхования. Только наличными, в обход уплаты налогов. Она могла в любой момент бросить работу и исчезнуть.

Неужели ее мать тоже так жила? И сестра? А бабушка, жива ли она еще?

Два месяца назад они решили отправиться в Будапешт, любимый город ее дедушки. Волшебный город, как он частенько говаривал. Они собирались помянуть его в годовщину смерти и наконец навсегда попрощаться с ним.

И это была самая большая ошибка.

Их похитили и посадили под замок. И похитили самые настоящие монстры. Создания, которых боялся бы сам Бугимен, пугливо заглядывая в шкаф перед сном. Создания, которые иногда выглядели как люди, а иногда – нет. Порой Даника отчетливо видела скрывавшиеся под человеческим обличьем клыки, когти и черепа.

Однако удача улыбнулась ей и ее близким, и они спаслись. Однако Данику снова схватили, но ей опять повезло. Но ее предупредили: «Беги, прячься. Скоро за тобой станут охотиться. И если найдут, тебя и твою семью убьют».

И они обратились в бегство. Решили разделиться, чтобы их было сложнее поймать. И спрятались, стараясь стать как можно более незаметными. Даника сначала отправилась в Нью-Йорк, город, который никогда не спит, пытаясь затеряться в толпе. Однако монстры снова нашли ее, но ей удалось скрыться, и она отправилась в Лос-Анджелес, стараясь заработать денег, чтобы хоть как-то свести концы с концами и оплатить курсы самозащиты.

Сначала она каждый день созванивалась с близкими, пользуясь номерами телефонов проверенных друзей. А затем бабушка Даники перестала отвечать. Больше никаких звонков.

Неужели монстры нашли ее и убили?

В последний раз Даника разговаривала с бабушкой, когда та приехала в маленький городок в Оклахоме. У нее там жили друзья, и ей не следовало так привлекать к себе внимание, но она просто устала от бесконечного бегства. Но даже эти друзья уже несколько недель не видели ее. Бабушка Мэллори пошла на рынок и не вернулась.

При мысли о том, какие страшные страдания могла испытать ее любимая бабушка, сердце Даники сжималось от горя и тоски. Она не могла позвонить маме или сестре, чтобы спросить, знают ли они что-нибудь о судьбе бабушки. Они тоже перестали выходить на связь. Ради их общей безопасности, как сказала мама во время их последнего разговора. Звонки могли отследить, поэтому мобильные телефоны представляли опасность.

Ее глаза защипало от слез, подбородок задрожал. Нет. Нет! Что ты делаешь? Она не могла сейчас думать о своей семье. Слова «что, если» сковывали ее волю.

– Ты долго копаешься, – пробурчал Энрике, отвлекая Данику от мрачных мыслей. – Пошевеливайся. Твои клиенты ждут, и если они откажутся от заказа, потому что еда остыла, тебе придется за нее заплатить.

Ей хотелось швырнуть в него тарелками, но в голове вовремя прозвучал сигнал: «Не обращать внимания!» – и потому она улыбнулась и бодро привстала на цыпочки, ее старые кеды противно заскрипели. Гордо вскинув голову и распрямив плечи, она направилась к столику, чувствуя, как внутри все сжимается от ужаса. Оба мужчины мрачно следили за ней. Они определенно принадлежали к среднему классу, судя по недорогой одежде и простым стрижкам. Их грубую кожу покрывал темный загар, и они вполне могли сойти за строительных рабочих. Если так, то они пришли сюда не сразу после работы. На их футболках и джинсах не было ни пятнышка.

У одного в зубах была зажата зубочистка, и он быстро перекатывал ее из одного уголка рта в другой, движения ускорялись по мере ее приближения. Руки Даники дрожали от усталости, но она смогла поставить тарелки перед каждым мужчиной, не уронив еду им на колени. Завиток чернильно-черных волос выскользнул из ее хвоста и скользнул по виску.

Выпрямившись, она убрала непослушные завитки за уши. До поездки в Будапешт у нее были длинные светлые волосы. После Будапешта она остригла их до плеч и покрасила в черный цвет, чтобы изменить внешность. Еще одно преступление монстров.

– Простите за картофель фри. – Несмотря на явное отвращение к ней, эти мужчины давали щедрые чаевые. – Я не собиралась его съесть, просто хотела поправить на тарелке. – Боже, раньше она никогда не лгала.

– Не беспокойтесь, – ответил Птенчик номер один, не в силах скрыть раздражение в голосе.

«Только не отказывайтесь от еды. Пожалуйста, не отказывайтесь от еды». Она не могла позволить, чтобы ее лишили части заработка.

– Принести вам что-нибудь еще?

Их чашки были полны, поэтому она не стала их забирать.

– У нас все есть, – ответил Птенчик номер два. И снова в вежливых словах прозвучало неприкрытое раздражение. Он расправил бумажную салфетку и разложил на коленях.

Она заметила татуировку в виде крохотной цифры 8 на внутренней стороне его запястья. Поразительно. Если бы кто-нибудь предложил ей пари, Даника поставила бы большие деньги на то, что эта цифра напоминала ей темноволосую женщину с торчащим из-за спины окровавленным топором.

– Хорошо, позовите меня, если что-нибудь понадобится. – Она выдавила из себя улыбку, понимая, что похожа сейчас на дикого волчонка. – Надеюсь, вам понравится еда. – Она уже собиралась уходить.

– Когда у тебя перерыв? – резко спросил Номер два.

Ах, что теперь? Он хотел узнать, когда у нее перерыв? Зачем? Даника сомневалась, что он интересовался этим из романтических побуждений, потому что на его лице по-прежнему читалось легкое отвращение.

– У меня, гм, нет перерыва.

Он положил в рот кусочек картошки, прожевал, а затем облизнул жирные губы.

– А как насчет того, чтобы сделать перерыв сегодня вечером?

– Простите. Не могу. – «Продолжай улыбаться». – Меня ждут другие заказы. – Ей следовало добавить: «Возможно, в другой раз». Пожалуй, это легкое ободрение смягчило бы его, когда пришло бы время платить по счету. Но слова застряли у нее в горле. «Иди, иди, иди».

Она отвернулась. Ее улыбка погасла. Шесть торопливых шагов, и она оказалась рядом с Джилли, другой официанткой, чья смена выпала на этот вечер. Она стояла около стойки с напитками, наполняя три пластиковых стаканчика содовой. И хотя Даника должна была отправиться к другим клиентам, о чем сообщила незнакомцам, ей нужно было время, чтобы прийти в себя.

– Да поможет мне Бог, – пробормотала она, уперлась ладонями в барную стойку и наклонилась вперед. К счастью, отсюда ее не видели клиенты.

– Не поможет. – Джилли, шестнадцатилетняя девушка, сбежавшая из дома, для незнакомых – восемнадцатилетняя, устало, но с участием взглянула на Данику. Они обе работали по четырнадцать часов в сутки. – Думаю, он уже забыл о нас.

Пессимизм, исходящий от столь юного создания, выглядел удручающе.

– Я отказываюсь в это верить. – Похоже, она становится заправской лгуньей. Даника тоже не верила, что Богу было до них дело. – Ведь было же у нас в жизни что-то удивительное. – «Да. Точно».

– Самое удивительное, что произошло со мной, – это то, что Братья Птенчики снова сидят за твоим столиком.

– Ты шутишь? Они улыбаются тебе так, словно ты Сахарная Фея, и ухмыляются при виде меня так, словно я Злая Волшебница с Запада. Не понимаю, что я им сделала и почему они снова пришли именно ко мне.

Когда они снова уселись за ее столик, Даника испугалась, что снова окажется во власти кошмара, из которого недавно вырвалась. Но она ни разу не заметила у незнакомцев дьявольских черт и в конце концов успокоилась.

Джилли расхохоталась:

– Хочешь, чтобы я их прирезала ради тебя?