Темный шепот

«Я знаю, знаю. Столько усилий – и все впустую: мы так и не продвинулись в поисках ларца».

Артефакт? Ларец?

«– Может, пора отдохнуть?

– Может быть. Пока Око не даст нам еще один ключ, мы не поймем, куда двигаться дальше».

Странная фраза. Какое-то око снабжает их ключами? Ключами к чему? И о каком оке идет речь? Может, так они называют Люсьена? Гвен заметила, что у него разные глаза – один голубой, другой карий.

«Будем надеяться, что Гален тоже ничего не нашел. Кроме осинового кола в сердце. В этом я готов ему помочь».

Кто такой Гален? И почему он так важен для них? Эти воины были… странными. Половина из них говорила так, будто сошла со страниц журнала «Средневековье». Остальные больше походили на членов уличной банды. Их связывали дружеские отношения, это было очевидно. Они заботились друг о друге, шутили и смеялись вместе, прикрывали друг другу спину в бою.

Трое мужчин и женщина-воин, Камео, поочередно заглянули в палатку Сабина, воспользовавшись его отсутствием – он разговаривал с Люсьеном. Каждый из них сказал Гвен одно и то же: тронешь его – и тебе несдобровать. Не дожидаясь ее ответа, они исчезали так же стремительно, как и появлялись. Голос этой женщины… Гвен содрогнулась. Каждое сказанное ею слово погружало ее в пучину страданий.

Она довольно долго пробыла в палатке одна и могла бы сбежать. По крайней мере, могла попытаться. Но бескрайняя пустыня, немилосердно палящее солнце, и кто знает, что еще могло встретиться ей… – все это и еще страх удерживали ее на месте.

Хотя Гвен выросла среди ледяных пиков Аляски, она, пожалуй, сумела бы справиться с песком и солнцем. Она надеялась на это. Ее страшило неизведанное. Что, если она наткнется на какое-нибудь жестокое племя? Или стаю оголодавших хищников? Или на очередную шайку мерзавцев?

К тому же однажды она уже рискнула отправиться вслед за своим тогдашним приятелем Тайсоном, – и чем это закончилось? Ее заперли в стеклянную клетку. И все же… Если хоть один из этих воинов дотронется до нее, она пойдет на риск. По крайней мере, можно попытаться. Однако они не трогали ее, держались на расстоянии, и Гвен это радовало. В самом деле. То, что Сабин выполнял свое обещание – не трогать, – было как подарок с небес. Правда.

– Ты в порядке?

Воин по имени Страйдер плюхнулся на удобное кожаное сиденье рядом с ней. Они находились в частном самолете, высоко в небе. Время от времени самолет попадал в зону турбулентности и его начинало мотать из стороны в сторону.

Как ни странно, Гвен это ничуть не тревожило.

Девушка подавила горький смешок. Она шарахалась от каждой тени, а тряска в самолете, которая могла привести к катастрофе, оставила ее равнодушной. Может быть, потому, что она сама умела летать… вроде бы… хотя уже целую вечность этого не делала. А может, по сравнению с тем, что ей пришлось пережить за минувший год, авиакатастрофа казалась детской забавой.

– Ты какая-то бледная, – прибавил он, не услышав ответа. Достав из кармана пакет с конфетами, бросил пригоршню в рот, потом протянул ей.

Она почувствовала дивный аромат корицы, от которого у нее потекли слюнки.

– Тебе нужно поесть.

Что ж, по крайней мере, она не сжималась от страха. Это уже прогресс. Но зачем эти парни постоянно подсовывают ей какую-то несъедобную гадость?

– Нет, спасибо. Я в порядке.

Она еще не вполне оправилась от пирожных, которыми угостил ее Сабин.

Впрочем, Гвен совсем не жалела, что съела их. Этот бесподобный сахарный вкус… ощущение сытости… райское блаженство. Которое длилось всего несколько секунд. Впредь она будет умнее и не станет есть предлагаемую ей пищу. Боги прокляли ее, как и всех гарпий. Она могла есть только то, что украла или заработала. Это было наказание за преступления, совершенные предками. Несправедливо, но что она могла поделать…

Что ж, можно и поголодать.

Гвен слишком боялась возможных последствий, чтобы воровать еду у этих людей. Еще больше она боялась того, что они могут заставить ее сделать ради нескольких бесценных кусочков.

– Ты уверена? – спросил он и отправил в рот еще несколько карамелек. – Они маленькие, но тут этого добра много.

Из всех мужчин лишь он обращался с ней по-доброму. Его ярко-голубые глаза никогда не смотрели на нее с презрением. Или с яростью, которая иногда мелькала в глазах Сабина.

Сабин. Ее мысли постоянно возвращались к нему.

Она поискала его взглядом. Он развалился в кресле неподалеку, глаза его были закрыты, ресницы отбрасывали тень на высокие скулы. На нем была камуфляжная форма, на шее поблескивала серебряная цепочка, запястье охватывал мужской кожаный браслет (Гвен почему-то показалось, что он подчеркнул бы это слово – мужской). Во сне его лицо казалось расслабленным. Как оно могло быть одновременно суровым и полным мальчишеского обаяния?

Это была загадка, которую Гвен хотелось бы разгадать. Может быть, если она найдет ответ, ее перестанет тянуть к нему. Она и пяти минут не могла провести без того, чтобы не задаться вопросом – где он, что делает. Сегодня утром, например, Сабин собирал вещи, готовясь к отъезду, а она представляла себе, как ее ногти вонзаются в его спину, как она впивается зубами в его шею. Не с целью причинить ему боль, а чтобы доставить удовольствие себе!

За прошедшие годы у нее было несколько любовников, но подобные мысли никогда прежде ее не терзали. Она была нежным созданием, черт побери, даже в постели. Это он и его плевать-мне-на-все-кроме-победы-в-моей-войне пробуждали в ней… тьму. Ничего удивительного.

Она должна была бы преисполниться отвращением к тому, что он сделал, перерезав человеку горло. Ну, или, по крайней мере, должна была закричать, остановить его, протестовать, однако какая-то часть ее, та самая темная половина, зверь, от которого она не могла избавиться, знал, что должно произойти, и радовался этому. Она хотела, чтобы этот человек умер. Даже теперь в глубине души была благодарна Сабину. За восхитительно жестокий способ свершения акта правосудия.

Это была единственная причина, по которой она добровольно села в этот самолет. Самолет, летевший не на Аляску, а в Будапешт. И еще, почтительная сдержанность, которую демонстрировали все воины. Ах да, и, конечно, пирожные. Нет, не стоит поддавать ся этому сладкому искушению. Или все же…

А может, пора уже вести себя как взрослая девочка и стянуть одно пирожное, пусть даже рискуя быть наказанной. Она давно этого не делала, и в отсутствие практики ее навыки слегка заржавели, но теперь, когда ее выпустили из клетки, муки голода обострились, стали просто нестерпимыми. Ее тело слабело. Кроме того, если воины попытаются остановить ее, она начнет действовать, даст им отпор. И отправится наконец домой.

Если решаться, то сейчас. Очень скоро у нее не останется ни сил, ни ясности мыслей, чтобы стащить хотя бы упавшую крошку, не говоря уже о полноценной пище. И уж конечно, у нее не будет сил сбежать. Хуже всего было то, что ей приходилось бороться не только с голодом, но и с отчаянным желанием погрузиться в сон.

На нее не было наложено проклятие, обязывающее ее постоянно бодрствовать, но сон на глазах у всех противоречил кодексу поведения гарпий. И тому была веская причина! Погрузившись в забытье, она становилась беззащитной перед нападением. Или похищением. Сестры Гвен не особенно придерживались правил, но эту заповедь они соблюдали неукоснительно. И она не нарушит ее. Больше не нарушит. Она и без того уже навлекла на них позор.

Однако без еды и без сна ее здоровье быстро ухудшится. Вскоре гарпия возьмет верх, заставляя ее сделать хоть что-то для своего спасения.

Гарпия. Они были неразделимы, но Гвен считала себя и свою половину двумя различными сущностями. Гарпии нравилось убивать, а ей – нет. Гарпия предпочитала темноту, а Гвен – свет. Гарпия наслаждалась хаосом, а ей больше по душе был покой. Нельзя ее выпускать.

Гвен обвела глазами самолет в поисках вожделенных пирожных. Ее взгляд остановился на Амане. Он был самым сумрачным из воинов и за все время, что Гвен находилась среди них, не произнес ни слова. Он сидел в самом дальнем от нее кресле, сгорбившись, прижав руки к вискам и издавая стоны, словно его пожирала невыносимая боль. Рядом с ним сидел Парис, мужчина с яркими голубыми глазами и бледной кожей – воплощение соблазна, подумала Гвен. Он задумчиво смотрел в иллюминатор.

Напротив расположился Аэрон, с ног до головы покрытый татуировками. Он тоже почти все время молчал. Эти трое явно хлебнули лиха. «А я-то думала, это мне пришлось нелегко. Что же с ними случилось? И знают ли они, где пирожные?»

– Гвендолин?

Она вздрогнула, голос Страйдера отвлек ее от размышлений.

– Да?

– Ты все еще здесь?

– О, прости.

Он о чем-то спрашивал?

Самолет снова тряхнуло на воздушной кочке.

Прядь светлых волос упала Страйдеру на лоб, и он нетерпеливо откинул ее назад. В воздухе снова запахло корицей. У Гвен заурчало в животе.

– Знаю, есть ты не будешь, – сказал он, – но, может быть, тебя мучает жажда? Хочешь что-нибудь выпить?

Да. Пожалуйста, да.

– Нет, спасибо, – ответила она, сглотнув слюну.