Космическая опера

Губы девушки слегка покривились: «Мэдок Розвин».

Роджер попросил ее объяснить, как в точности пишется это имя, и она не отказалась: «По сути дела, это уэльская фамилия, происходящая из Мерионета, что к западу от Бервинских гор, но от нашего племени уже никого не осталось – я последняя».

Роджер хотел было утешить собеседницу, но к ним подходила короткими резкими шагами леди Изабель: «Роджер, кто твоя подруга?»

Роджер представил их: «Леди Изабель Грэйс – мисс Мэдок Розвин».

Леди Изабель коротко кивнула. Мэдок Розвин сказала: «Рада познакомиться с вами, леди Изабель. Я считаю, что вы задумали чудесный проект, и хотела бы к вам присоединиться».

«Даже так! – леди Изабель смерила девушку взглядом с головы до ног. – Вы выступаете в театре?»

«Не профессионально. Я пою, играю на фортепиано и на гармошке, а также на нескольких забавных инструментах, вроде оловянного свистка».

«К сожалению, в наш репертуар войдут почти исключительно классические шедевры, – самым сухим тоном обронила леди Изабель. – Хотя мы попробуем поставить пару опер раннего декадентского периода».

«Может быть, потребуется развлекать публику в антрактах – или исполнять, время от времени, легкую музыку? Я быстро приспосабливаюсь и могла бы оказаться полезной в самых различных ролях».

«Все может быть, – пожала плечами леди Изабель. – Тем не менее, в труппе почти не осталось вакансий, а на борту космического корабля нет лишних мест. Я могла бы предложить предварительное прослушивание, наряду с шестью другими кандидатками, одаренной обладательнице колоратурного сопрано, заслужившей репутацию безукоризненной исполнительницы ведущих ролей в русских, французских, итальянских и немецких операх. Труппа должна функционировать подобно слаженному механизму, в котором каждый компонент становится неотъемлемой частью целого. Не относящиеся к механизму компоненты – такие, как любители, играющие на гармошке или дующие в оловянный свисток – оказались бы совершенно излишними».

Мэдок Розвин вежливо улыбнулась: «Мне остается только согласиться. Но если вы когда-либо будете рассматривать возможность более непринужденной, развлекательной программы, надеюсь, вы обо мне вспомните».

«Разумеется, в таком маловероятном случае я о вас не забуду. Полагаю, Роджер сумеет с вами связаться, если потребуется».

«Само собой. Благодарю вас за внимание и желаю всяческих успехов».

Уходя, леди Изабель обернулась: «Роджер, сегодня вечером приезжай в Балью – нам нужно поговорить. Пора принимать окончательные решения».

Внезапно осмелев, Роджер взял Мэдок Розвин за руку, и дрожь прикосновения прокатилась приятной волной от пальцев до его плеча: «Знаете что? Пойдемте пообедаем, а потом вы что-нибудь сыграете на свистке».

«Увы, я не взяла его с собой!»

Роджер отвел ее к своему маленькому аэромобилю. Они упорхнули в ресторан на вершине горы – Роджеру еще никогда не приводилось обедать в столь очаровательной компании. Роджер делал десятки экстравагантных заявлений; Мэдок Розвин отвечала точно взвешенным сочетанием веселости, скептицизма и терпимости. Роджер хотел узнать о ней все, что можно было узнать; на протяжении одного быстротечного часа он надеялся возместить долгие годы, бесцельно растраченные в неведении о существовании столь драгоценного и неотразимого существа. История жизни Мэдок Розвин, по ее словам, была непритязательно проста. Ее родители, землевладельцы, занимались сельским хозяйством в сравнительно удаленном районе Уэльса; она посещала начальную школу в селении, состоявшем из нескольких каменных домов, а затем – гимназию в Лланголлене. Когда ее родители скончались, она продала старую ферму, и с тех пор странствовала по свету. Она нанималась на работу то в одном месте, то в другом, не совсем представляя себе, чем она на самом деле хотела заниматься, но ни в коем случае не желая поступиться своей свободой. Роджеру пришло в голову, что именно в этом заключалась и его основная проблема: он не был ленив, у него были недюжинные способности, но его приводила в ужас рутина повседневного труда. А Мэдок Розвин, несмотря на всю ее откровенность, оставалась таинственной личностью – как в глубине сцены, в ней за одним занавесом всегда открывался другой, в ней замечались сполохи необъяснимых эмоций, намеки на тщательно скрываемые стремления и цели.

Сердце Роджера болезненно сжималось – он сознавал, что никогда не поймет ее полностью, что в ней всегда останется недостижимая, запретная тайна. Его первоначальный энтузиазм заметно поблек. Роджер отвез Мэдок Розвин туда, где она остановилась. Он хотел бы, конечно, предложить ей сопровождать его вечером в Балью, но почему-то не посмел.

* * *

За ужином леди Изабель демонстративно не упоминала о Мэдок Розвин. Присутствовал Бернард Бикель, и разговор сосредоточился на выборе участников труппы. «Я настаиваю на том, чтобы у нас был Гвидо Альтрочи! – говорила леди Изабель. – Разумеется, его можно было бы заменить Нельсом Лессингом, причем Лессинг согласился выступать на благотворительных началах, тогда как Гвидо запрашивает устрашающий гонорар – но я отказываюсь идти на компромисс. Нас устраивают только лучшие из лучших!»

Бернард Бикель одобрительно кивнул: «Если бы только таких, как вы, было больше!»

Роджер поморщился: «Если бы мне поручили заняться этим делом, я привез бы на другие планеты голографические записи лучших исполнений. Почему нет? Подумайте – насколько это было бы проще и дешевле!»

Леди Изабель покачала головой: «Записям всегда чего-то недостает, они никогда не передают вдохновляющую жизненную силу сиюминутного исполнения музыки настоящими мастерами».

«Их было бы вполне достаточно для зевак в глухих закоулках Галактики», – проворчал Роджер.

«Мы и так уже почти во всем полагаемся на машины, Роджер! Если даже в музыке мы будем обходиться механическим воспроизведением, пора поднимать белый флаг и поставить крест на будущем цивилизации!»

«Допуская, что классическая опера необходима для цивилизации», – пробормотал себе под нос Роджер.

«Прошу прощения?»

«Я просто-напросто хотел бы обратить внимание на огромную экономию средств, возможную в случае использования трехмерных видеозаписей».

«В один прекрасный день, молодой человек, – вмешался Бернард Бикель, – вы оцените по достоинству мудрость и отвагу леди Изабель. Что такое несколько жалких долларов по сравнению с воодушевлением непосредственного присутствия при исполнении шедевра идеально сработавшейся группой знаменитых мастеров-виртуозов – а именно такое воодушевление, такое ощущение присутствия при сотворении музыкального чуда мы стремимся создать!»

Роджер мог бы выдвинуть дальнейшие возражения, но промолчал и слушал, пока леди Изабель и Бернард Бикель обсуждали преимущества Кассандры Праути по сравнению с Нелли Млановой, а также неоспоримый сценический инстинкт Ругера Мандельбаума, осложнявшийся полнотой, в связи с которой исполнение им некоторых ролей представлялось невозможным. Блитца Сёрнер недостаточно хорошо владела итальянским, но никто из ныне живущих певиц не понимал лучше, чем она, произведения выдающихся декадентов. Бикель предложил назначить режиссером-постановщиком Андрея Сцинка. Леди Изабель согласилась. И так далее, и тому подобное – на протяжении двух часов, пока Роджер рисовал ложкой круги на скатерти.

«В отношении одного кандидата не может быть никаких расхождений во мнениях, – заявила леди Изабель. – Нашим дирижером будет сэр Генри Риксон! Без него гастроли невозможны».

Роджер оторвал взгляд от скатерти – что, если невероятным усилием воли он мог бы повергнуть дух сэра Генри Риксона в ад на полгода, пока леди Изабель не потеряет интерес к своей фантастически расточительной увеселительной поездке?

Бернард Бикель задумчиво нахмурился: «Сэр Генри Риксон – или Зиберт Хольгенесс».

«О да, конечно! Я о нем забыла, – призналась леди Изабель. – Кроме того, нельзя пренебрегать чудесным молодым гением, Джарвисом Эйкерсом». Роджер вернулся к изучению скатерти. Даже если бы он нашел способ похитить сэра Генри Риксона и бросить его на необитаемом острове, нейтрализовать еще полдюжины дирижеров было не под силу.

Наконец леди Изабель огляделась в поисках племянника: «Так что же, Роджер? Что нам с тобой делать?»

«Ну, предположим… – замялся Роджер. – Я не отказался бы от каюты на „Фебе“».

«Совершенно исключено! – отрезала леди Изабель. – У нас и так мало места, как я уже объяснила сегодня твоей знакомой, Мэдок Розвин».

Роджер ничего другого и не ожидал: «Думаю, вам по меньшей мере следовало бы вызвать мисс Розвин на прослушивание. Она в высшей степени талантлива».

«Не сомневаюсь. Кстати, кто эта молодая особа, Роджер? Ты завязал с ней какую-то связь?»

«Никаких связей, тетушка! Просто я знаю, что она хорошо разбирается в музыке, и…»

«Полно, Роджер, не говори о том, чего не понимаешь».

* * *

На следующий день Роджер снова обедал в компании Мэдок Розвин. Судя по всему, ей нравилось быть в обществе Роджера и, выходя из ресторана, она взяла его под руку.

Они летели над океаном в аэромобиле. Роджер неожиданно выпалил: «Мы знакомы всего два дня, но у меня такое чувство, будто мы знаем друг друга… честно говоря – два дня».

Мэдок Розвин рассмеялась: «Роджер, ты мне нравишься. С тобой легко и беззаботно. Ты ничего от меня не требуешь… Когда ты уходишь, мне тебя не хватает».

Роджер нервно глотнул воздух и решил галантно принести себя в жертву: «К чертовой матери космическое турне! Я предпочел бы остаться с тобой. По сути дела… давай поженимся!»

Мэдок Розвин печально покачала головой: «Если из-за меня ты пропустишь чудесную космическую экспедицию, ты станешь меня ненавидеть. Возможно, не сразу – но мало-помалу ты начнешь раздражаться и нервничать, и в конце концов не сможешь меня выносить. Я видела, как это бывает с другими… Ни в коем случае не хочу препятствовать твоим планам. Отправляйся в космос, а я буду жить, как прежде».

«Если бы только тетушка Изабель не была такой упрямой старой каргой! – страстно воскликнул Роджер. – Мы могли бы полететь вместе!»

«О, Роджер! Это было бы чудесно! Но этому не бывать».

«Бывать! Вот увидишь! Я все устрою!»