Маск: Тэйри

«Тогда в чем ты сомневаешься? Твой отец поручится, разве не так?»

«Надо полагать. Иначе почему бы он поставил меня в двусмысленное положение?»

«Значит, все будет в порядке», – уверенно заключила Сьюна.

Миэльтруда отвернулась к окну, скользнув взглядом по Джубалу, будто он был спинкой сиденья.

Через некоторое время Сьюна снова тихо заговорила: «Делается столько омерзительных вещей… Тебе это известно лучше, чем мне».

«Мир таков, каким мы его создали».

«В нашем мире тесно и скучно, – вынесла приговор Сьюна. – Он нуждается в перестройке. Рамус часто об этом напоминает».

«Маск далек от совершенства, не спорю».

«Именно поэтому Рамуса должны призвать!»

Карете, подъехавшей к Траванскому скверу, пришлось остановиться – Парларий[13 - Парларий, законодательное собрание в Визроде, состоит из трех палат с различными подведомственными управлениями – Ландмута, представляющего низшие сословия и средний класс, Конвенции кланов и Совета пяти Служителей народа. «Парларием» называют также величественное старинное здание законодательного собрания у Траванского сквера.] окружила плотная толпа. Водитель наклонился к переговорной прорези: «Стоит ли пытаться ехать дальше, леди Миэльтруда? Нас могут надолго задержать».

Глядя на кишащую людьми улицу, Миэльтруда тихо выругалась: «Придется идти – а то не успеем поговорить с отцом».

Джубал соскочил на мостовую и приготовился галантно помочь девушкам выйти. Миэльтруда и Сьюна взглянули на него, высоко подняв брови, как если бы он встал на руки или проделал какой-нибудь другой цирковой трюк. Покинув карету с другой стороны, подруги направились к Парларию через Траванский сквер. Толпа затрудняла продвижение – девушки юрко лавировали, стараясь быстрее добраться до входа. Джубал, с застывшей на лице полуулыбкой, еле поспевал за ними.

Оказавшись у Парлария, Миэльтруда и Сьюна прошли к боковому входу, обозначенному стилизованными чугунными изображениями приготовившегося к прыжку фера, дохобейского сленджа, грифона, рыбы с четырьмя плавниками и двуглавого крылатого змея (гербами кланов пяти служителей народа – соответственно, Мнейодесов, Имфов, де Кворсов, Анжелюков и Д'Эверов). Два стражника в черных униформах с красновато-лиловыми полосками отдали честь Миэльтруде и Сьюне, но преградили дорогу Джубалу, скрестив церемониальные алебарды.

«Пропустите, – вмешалась Миэльтруда. – Это курьер с депешей, к моему отцу».

Стражники подняли алебарды, Джубал вошел. Девушки вприпрыжку бежали по коридору, и Джубалу ничего не оставалось, как припустить за ними трусцой, что казалось ему унизительным. Они свернули в салон, устланный темно-зеленым плюшевым ковром и освещенный зеленым стеклянным куполом. У длинного белого мраморного стола с закусками и напитками стояли и чинно беседовали человек двенадцать, мужчины и женщины в традиционных парадных одеждах. Поискав глазами среди присутствующих, Миэльтруда обратилась к пожилому человеку, ответившему учтивым жестом и наклоном головы. Миэльтруда подала знак Джубалу: «Где письмо? Я отнесу его отцу – он в фамильной ложе».

«Невозможно, – отрезал Джубал. – Мне неизвестно, насколько вам можно доверять».

Сьюна рассмеялась. Миэльтруда уставилась на нее без всякого выражения, отсутствующим взглядом – Сьюна перестала смеяться. Блондинка сказала Джубалу: «Тогда пойдемте. Может быть, мы его еще застанем».

Она быстро пошла по коридору, задержалась и приказала Джубалу торопиться величественным поворотом головы, на мгновение заставившим ее бледные волосы разлететься подобно юбке кружащейся танцовщицы. Миэльтруда прикоснулась к замку – дверь отодвинулась, и все трое зашли в обшитую деревянными панелями ложу, откуда открывался вид на огромный зал, уже набитый до отказа магнатами Тэйри, их родственниками и друзьями. Разговоры, приглушенные смешки и сдержанные восклицания создавали почти музыкальное журчание, похожее на шум небольшого водопада. В воздухе угадывались запахи цветочных масел из Уэлласа, полированного дерева, тканей и кожаной обивки, испарения тел трех тысяч магнатов и их супруг, их нюхательных порошков, косметических паст, саше, ароматических пастилок.

На подиум, метрах в пятнадцати от ложи, всходил стройный бледный человек в черно-белой мантии. Миэльтруда помахала ему рукой, но он не заметил. Блондинка подозвала Джубала: «Вот его превосходительство. Если у вас неотложное дело исключительной важности, отнесите ему депешу. В противном случае вам придется ждать до окончания церемонии».

Джубал оказался в трудном положении. Вайдро советовал не действовать опрометчиво, использовать любую ситуацию с выгодой для себя. Нэй Д'Эвер был занят и явно неспособен обсуждать будущее Джубала в духе неторопливой сосредоточенности, полезной для достижения оптимальных результатов. Джубал задумчиво отозвался: «Я подожду». Посмотрев вокруг себя и не находя в ложе отдельного кресла, он присел на длинную скамью с фиолетовыми подушками.

Неприятно пораженная Миэльтруда что-то прошептала Сьюне – обе девушки обернулись, глядя на Джубала. Плохо скрываемое веселье подруги раздражало Миэльтруду необычайно. Плотно поджав губы, блондинка раздраженно уселась на противоположном конце скамьи.

Из-под купола раздался мягкий вибрирующий звон. На подиум взошли еще трое. Все четверо сели в кресла за столешницами из черного дерева с чугунными эмблемами – грифоном, фером, рыбой и двуглавым крылатым змеем. Возбужденное бормотание смолкло, в зале наступила почти осязаемая тишина.

К передней балюстраде подиума вышел предвозвестник Парлария. Широко воздев руки, он принялся декламировать нараспев: «Магнаты Тэйри, мы понесли потерю! Ушел из жизни один из величайших. Мудрость его долгие годы служила нам путеводной звездой, щедрость его была целебным бальзамом и благословением для нуждающихся. О нем безутешно скорбят все тариоты. Великий соборователь естественносущных обрядов произнесет надгробную хвалу: да вознесется монический спектр усопшего сияющей стезей просвещенного неведения! Преподобный соборователь, мы внемлем».

Великий соборователь появился на балконе над подиумом. В одной руке его была хрустальная держава, символизировавшая космос, в другой – сиренево-белоснежное соцветие лулады, напоминавшее о скоротечности бытия.

Согласно древним предписаниям, ритуал продолжался ровно двадцать три минуты. Соборователь провозглашал еретические постулаты, аудитория отвечала правоверными песнопениями-опровержениями. Наконец голоса первосвященника и паствы воодушевленно слились в восходящем гимне, приветствующем растворение усопшего в Рассеянном Спектре Спектров.[14 - Этот обряд и его толкования послужили причиной раскола между первоприбывшими (правоверными) командами двенадцати звездолетов и отступниками с тринадцатого корабля. Отвратительная ересь «неискупимых», потерпевших крушение на четырнадцатом звездолете, фундаментально противоречила истинной Догме. Потомки выживших членов экипажа четырнадцатого корабля, каким-то невероятным образом скрестившиеся с представителями Homo mora, стали предками ваэльского населения Уэлласа.]

Затем великий соборователь возложил себе на голову черно-белую митру и произнес Семь Слов. Воздев соцветие лулады и державу, жрец отступил в тень за балконом.

Предвозвестник Парлария вернулся на подиум и продолжил декламацию: «И вновь я говорю о клане Имфов! Еще не увяли лепестки лулады на могиле, еще не развязались узлы скорби. Но вопреки удару судьбы Имфы не отказываются от беззаветного служения стране. Снова они жертвуют лучшим, благороднейшим из своих сынов! Кто сегодняшний кандидат? Человек, способный внести весомый вклад, достойный представитель касты. Он сознательно выбирает жребий служителя – одинокое бремя неблагодарного труда, бесконечные часы сомнений и поиска, молитв и творческих озарений. Нет, он не отступит, не дрогнет! Я говорю, конечно, о Рамусе Имфе. Ныне он предстанет перед здравствующими трибунами, чтобы поведать о своих стремлениях и надеждах. Долг служителей – оценить достоинства кандидата, его мужество, рвение и прозорливость».

Предвозвестник сделал паузу, шагнул вперед, торжественно поднял указательный палец: «Поистине, непогрешимы лишь туманные вихри Невыразимой Сути! Следовательно, чтобы занять вакантное место пятого служителя, Рамусу Имфу достаточно единоличного призвания. Если же мнения всех четырех здравствующих трибунов сойдутся в том, что сегодняшняя кандидатура омрачена каким-либо изъяном, пусть даже несущественным, бремя сие возложат на другого, более достойного отпрыска Имфов. Служители погружены в глубокое раздумье. Уже сейчас они взвешивают „за“ и „против“. Уже сейчас они спрашивают себя: „Достоин ли Рамус Имф стать пятым служителем народа?“ Или они вынуждены будут с сожалением настаивать на выдвижении еще более безупречной кандидатуры? Предстань перед Советом служителей, Рамус Имф! Назовись, поясни свои принципы и побуждения, выслушай решения трибунов!»

Из центрального прохода под ложами вышли три человека – один чуть впереди и двое, в ритуальных одеждах, справа и слева от него. Они шествовали медленной церемониальной поступью так, как это делалось с незапамятных времен – за коротким шагом одной ноги следовал длинный шаг другой. Приблизившись к возвышению, сопровождающие застыли в позах почтения и трепета.

Первый, Рамус Имф, решительно поднялся на подиум. Повернувшись к притихшей аудитории, он молчал примерно минуту, неподвижно глядя вдаль – впечатляющая фигура, высокая, непреклонная, величественно красивая. Безукоризненный наряд его соответствовал скорее моде, нежели традиции. Темно-желтые панталоны без единой морщинки погружались в черные сапоги, отороченные серебряной филигранью. На отвороте сливово-красного камзола красовалась чугунная фигурка дохобейского сленджа Имфов – других кульбрасов он не носил. Фалды туго обтягивающего плечи, но широко открытого на груди черного сюртука свободно развевались. Высокий черный дафф[15 - Дафф: высокая шляпа в форме усеченного конуса от пятнадцати сантиметров до полуметра или даже шестидесяти сантиметров в высоту. Женщины, носящие этот головной убор, нередко оживляют его цветами, прикрепленными к тулье, каскадом сушеных перьев морского павлина или изощренными сооружениями из разноцветных лент. Мужской дафф, как правило, не нуждается в украшениях – только иногда на нем поблескивает едва заметный серебряный кульбрас.] подчеркивал благородство и без того величавой персоны. Черные кудри, выбивавшиеся из-под полей даффа, обрамляли обширный лоб, ноздри горбатого носа гордо раздувались, широко расставленные черные глаза блестели, как стеклянные, уголки полных чувственных губ опустились.

Рамус стоял не далее, чем в пятнадцати метрах от Джубала, изучавшего внешность кандидата с величайшим вниманием: невероятное стечение обстоятельств!

В зале никто не бормотал и не шаркал ногами, никто даже на кашлял. Джубал, сидевший на краю подушки, напряженно наклонился вперед. Миэльтруда и Сьюна тоже застыли, завороженно глядя на Рамуса, но лица их отражали разные эмоции. Служители народа неподвижно сидели за столешницами, как каменные статуи – глаза их смотрели в пространство, их чувства невозможно было угадать.

Рамус Имф повернулся лицом к Совету. Два поручителя, сопровождавшие кандидата, выпрямились и произнесли в унисон: «Мы из клана Имфов, высшей касты. Перед вами Рамус Имф, наш первоизбранник, лучший из лучших. Мы ходатайствуем о его призвании на службу народу».

«Ходатайство учтено, – отозвался Нэй Д'Эвер, отныне старший из служителей. – Рамус Имф, нас известили о вашем присутствии».

Поручители провозгласили, снова в унисон: «Кандидат изложит свои принципы. Внемлите и судите!» Одновременно развернувшись на каблуках, они промаршировали к левому и правому углам подиума.

Нэй Д'Эвер, стройный пожилой человек с ухоженной серебристой шевелюрой, серебристо-серыми глазами и тонкими, иронически кривящимися губами, произнес: «Мы благодарны клану Имфов за жертвы, принесенные во имя общего блага – сперва трагически погиб один из нас, Рохад, теперь родовитый Рамус спешит восполнить потерю. Да будет известно, что стать членом Совета пятерых непросто! Рассмотрение кандидатуры – не пустая формальность. Судьба Тэйри в наших руках, мы обязаны принимать правильные решения. Поэтому я предлагаю кандидату изложить свои взгляды так, чтобы мы могли подвергнуть их всесторонней оценке».

«Глубокоуважаемые служители! – заговорил Рамус Имф. – С нетерпением жду возможности приложить все мои способности к решению проблем, стоящих перед страной. Игнорировать эти проблемы больше невозможно – они требуют безотлагательного внимания. Я готов полностью посвятить себя их устранению! Благополучию Тэйри угрожает катастрофа!»

Младший служитель, Амбиш де Кворс – крупный мужчина с тяжелой челюстью и выдающимся животом – не замедлил прервать его: «Мы служим народу. Кроме того, мы представляем интересы благородных семей Визрода, то есть имеем дело с реальностью, а не с педантичными абстракциями. Мы давно знаем друг друга, каждому из нас хорошо известно, чем занимались в прошлом другие, чью сторону они занимали, когда возникали конфликты, и чего им удалось добиться. Некоторые предлагают дерзкие, беспрецедентные методы изменения существующих условий – я бы назвал их даже опрометчивыми и безответственными. Каково ваше мнение по этому вопросу?»

Миэльтруда вздохнула и пренебрежительно повела рукой, будто отмахнувшись от назойливой мухи: «Амбиш, несносный тиран! Вечно прет напролом, как валун, сползающий по леднику!»

Сьюна с горячностью отозвалась: «Линаика рассказывала о его привычках – представить себе невозможно! Каждый день придерживается одного и того же расписания с точностью до секунды. И навязывает свой невыносимый режим Линаике – чтобы во всем, видите ли, был порядок!»

«Сомневаюсь, что он поддержит Рамуса», – с сухой издевкой обронила Миэльтруда.

«Пренеприятнейший субъект! – вынесла приговор Сьюна. – Все равно, какая разница? Твой отец проголосует „за“, и дело в шляпе».

«Если отец всерьез задумал сыграть свадьбу, почему бы он стал вставлять Рамусу палки в колеса?»

Рот Сьюны странно покривился, щека дернулась: «Послушаем, что он скажет».

«Грядущее загадочно, – говорил Рамус Имф. – Дорога в будущее усеяна препятствиями, а забывать о препятствиях часто опаснее, чем их преодолевать. Как избежать опасностей? Необходимо применять наилучшие известные средства. Разрешите мне пояснить свою точку зрения следующим образом: если некто пытается справиться с задачей „А“ и убеждается в том, что метод „Б“ не позволяет найти решение, становится ясно, что следует испробовать метод „В“, а если и он окажется бесполезен, требуется найти другое средство, еще более радикальное».

«Что, если применение средств „В“, „Г“ и „Д“, даже если оно позволит решить задачу „А“, приведет к возникновению новых проблем, более многочисленных и трудноразрешимых, чем первоначальная?» – спросил Амбиш де Кворс.

«Наш долг состоит в том, чтобы учесть все возможные последствия и рассчитать приемлемый уровень риска», – не смутился Рамус.

«Позволю себе выразиться откровенно, – поднял голову Амбиш. – Вам не удалось заслужить репутацию человека терпеливого. Государственный деятель не должен безотчетно поддаваться влечению к нетрадиционным концепциям только потому, что они отличаются новизной. По моему мнению, задача первостепенной важности состоит в обеспечении соблюдения традиций. Предположим, новым членом Совета пятерых станет реформатор, поддерживающий поспешные и радикальные преобразования. В руках такого человека сосредоточится огромная власть. Будучи моложе остальных служителей, он может их пережить и воспользоваться правом единогласно поддерживать новые кандидатуры с тем, чтобы принципиально изменить политику Совета и предпочитаемую его членами систему ценностей. В связи с этим я хотел бы, чтобы вакантное место занял человек старше вас, уже продемонстрировавший благоразумие и сдержанность. Я не могу призвать вас на службу, хотя и не испытываю к вам никакой личной неприязни».

Рамус Имф принужденно поклонился. Усмехнувшись, Миэльтруда заметила: «Характер у Рамуса взрывоопасный, это правда. Амбиш не придумывает воображаемые жупелы».

У Сьюны от волнения перехватило дыхание: «Теперь, как никогда, ему нужно сохранять спокойствие. Рамус, Рамус, не подведи самого себя!»