Когда немцы переправились через французскую Марну, оказалось, что река находится слишком далеко. В конце концов они чрезмерно расширили свои линии снабжения. Фронтовые войска потеряли связь со штабом в Кобленце, находящемся за сотни километров. Армии под командованием Карла фон Бюлова и Александра фон Клюка на мгновение разделились, и ловкие британцы, состоящие из профессиональных солдат, а не зеленых призывников, спокойно двинулись в брешь. В среду, 9 сентября немцы отступили, чтобы избежать обхода с фланга.

План Шлиффена не предусматривал отступления немцев. Не имея плана Б, немцы продолжали придерживаться плана А. Но теперь они реализовали его в замедленном темпе, отказавшись от блицкрига, к которому призывал Шлиффен, но все равно продвигаясь вперед. Чтобы попытаться спасти войну, они мобилизовали свои резервы. 16 сентября Бернхард пришел в тюрьму, чтобы попрощаться со своим другом. После этого с Гёттингенским добровольческим полком его отправили на Западный фронт.

Белл отметил в своем дневнике, что местные газеты теперь хвастались «победами» в местах, мимо которых немцы прошли двумя неделями ранее. В самый пиковый момент, 5 сентября, немецкие войска находились всего в 30 километрах от ворот Парижа. Тогда Союзники[28] оттеснили их к Марне, почти в 100 километрах от Парижа, а затем к реке Эне, в 120 километрах. Там немцы заняли хребет.

Когда прямые атаки не увенчались успехом, обе стороны, словно муравьиные армии, стали рыть траншеи. Из-за этого было трудно стрелять, пока солдаты не высовывались. Но их было легко захоронить артиллерийским огнем, а позже и удушить отравляющим газом. В течение четырех лет линия фронта на Эне оставалась практически неизменной, хотя число погибших в войне возросло до миллионов. Сотни тысяч жизней приносились в жертву ради захвата нескольких километров территории. Затем успехи быстро обращались вспять в результате неизбежной контратаки. Воюющие стороны сражались за то, чтобы увидеть, кто сможет пролить больше крови и остаться в живых.

В один ясный октябрьский день власти перевели Белла в камеру в ауле на верхнем этаже. Это была собственная студенческая тюрьма университета. Несколькими неделями ранее он страдал в одной из худших тюремных камер Германии. Теперь он был в одной из лучших, с картинами, мебелью и прекрасным панорамным видом из окна.

Штайн в своем родном городе Бреслау прочитала в местной газете об аресте друга, «антинемецкого англичанина» [18]. Поначалу это показалось ей глупой шуткой, но на письмо Белл ответил подтверждением – его заключение вполне реально. Она поспешила обратно в Гёттинген и направилась к начальнику полиции, чтобы получить разрешение на свидание. Как она написала: «Помимо моей естественной симпатии к заключенному, в идее “посещения карцера”, вероятно, есть нечто романтическое». Она была дерзкой дочерью известной предпринимательницы из Бреслау (ее отец умер несколькими годами ранее) и привыкла добиваться своего.

Но она была удивлена тем, что произошло дальше. Как только она вошла в тюремную камеру, охранник запер ее вместе с другом. «Белл радостно приветствовал меня, – рассказывала она. – Жест, которым он пригласил меня сесть, превратил грубый деревянный стул в плетеное кресло. Сначала я должна была осмотреть комнату и убедиться, что это не такое уж плохое место для жизни. Он был прав; там было светло и просторно. На одной стене была изображена «Шапка» (Die Mütze), знаменитая гостиница Гёттингена, самый красивый из старинных домов города. Картина была авторства одного из бывших обитателей комнаты. На других стенах было еще больше картин, написанных менее умелыми руками. Мебели было мало; но имелось все необходимое: железная кровать с грубым шерстяным одеялом, два деревянных стула и массивный деревянный стол, заваленный книгами». Белл, писала она, был «полностью доволен своей судьбой и не питал обиды на лиц, ответственных за его арест» [19].

Если читать Штайн между строк, кажется, что она была влюблена в Белла. Но он был слишком джентльменом, чтобы это заметить, а если и замечал, то не обращал внимания. Этого красивого, богатого, обаятельного парня, который до недавнего времени мог свободно путешествовать по миру, женитьба не интересовала.

Пока Белл ждал в своей камере, началась битва при Ипре. Это была северная конечная точка на пути к морю. 10 000 000 солдат столкнулись лицом к лицу. Каждая сторона отчаянно пыталась обойти другую с севера. Морское побережье Ипра было концом пути.

В дневнике Белла отмечался причудливый контраст между миром, находящимся в состоянии войны, и им самим в его живописной маленькой камере, которая, как он писал, выглядела как что-то из тюремной оперы, вроде «Летучей мыши» Штрауса или «Фиделио» Бетховена.

В пятницу, 23 октября 234-й гёттингенский полк Бернхарда вел отчаянный бой в Западной Фландрии, Бельгия. Герхарт, сын Гуссерля, также был членом полка и через четыре дня написал родителям: «Мои лучшие друзья мертвы или ранены… Вокруг нас сожженные фермы, мертвые коровы, взрывы снарядов» [20]. Бернхард, как слышал Герхарт, вероятно, погиб.

Дальше по немецкой линии молодой австрийский новобранец по имени Адольф Гитлер сражался в составе немецко-баварского полка, хотя по закону немцы должны были депортировать его в Австрию, чтобы он сражался на ее стороне. Как и другие призывники, он почти не понимал, что делает. Враги массово их косили. К концу боя его рота численностью 250 человек была разгромлена. Только Гитлер и еще 41 человек были в состоянии сражаться.

Молодой Гитлер видел, что немцы выдержали бойню, а австрийцы развалились. Человеку, не продумавшему ситуацию, легко могло показаться, что разница носит расовый характер. Межрасовая Австро-Венгерская империя не могла эффективно сражаться вместе. А монорасовые немцы, казалось, могли. На самом деле проблема была не в расе, а в языке. Немцы могли говорить на одном языке, тогда как общение между многочисленными гражданами Австро-Венгерской империи, говорящими на разных языках, было практически невозможно. Но Гитлеру казалось, что ошибка австрийцев заключалась в том, что их завоевания позволили выжить меньшинствам.

31 октября, в канун Дня всех святых, Белл узнал, что Бернхард мертв. В тот день Уинтроп вырезал свое имя на двери камеры в ауле (вы все еще можете увидеть его во время официальной экскурсии по Гёттингену). Аккуратное вырезание широких, глубоких букв заняло много времени. Он не мог сосредоточиться на чтении или письме, но мог излить свое горе на деревянную дверь.

Затем он впал в долгую и глубокую депрессию. «Интерес к миру пропал». Бернхард был, как Белл писал по-немецки, «самым замечательным человеком, которого я когда-либо знал. Я так любил его».

В последующие недели, после того как Рунге унаследовали письма Белла к Бернхарду на фронте, ректор Рунге часто навещал друга своего сына. Штайн писала: «Эти письма показали родителям, как нежно Белл заботился о своем юном друге, поэтому они ответили ему взаимностью, считая его своим сыном» [21]. Но в начале 1915 года власти отправили Белла в новую немецкую национальную тюрьму. Авторитет ректора Рунге действовал в городе, но не в стране.

Январь был очень холодным. Новый сокамерник Белла серьезно заболел. Белл отдал мужчине одеяло и заснул, дрожа, в одном зимнем пальто. В начале февраля он прочитал «Утопию» Томаса Мора об острове с населением 5000 человек, которые нашли способ жить мирно в мире, где идет война. Это потребовало отмены частной собственности и неприкосновенности частной жизни. Несколько дней спустя он узнал, что власти переводят его в лагерь для военнопленных под Берлином под названием Рухлебен. По-немецки это означало «мирная жизнь».

Как и жители «Утопии» Мора, 5000 жителей Рухлебена жили в мире, но им не хватало собственности и уединения. Смогли бы заключенные построить тихий островок культуры в мире, находящемся в состоянии войны?

Профессор

Предо мною меч,

Петля, ружье, отравленная сталь.

Кристофер Марло. Трагическая история доктора Фауста[29]

Новым домом Белла стал ипподром, наспех переоборудованный в лагерь для военнопленных иностранцев. На первый взгляд он выглядел как любой другой концентрационный лагерь: грязный, угнетающий, репрессивный и жестокий.

Рухлебен граничил с рекой Шпрее на севере и улицей, иронично названной Фрайхайт – Свобода, – на юге. Между заключенными и Фрайхайт стояла вооруженная охрана и два неприступных забора. Первоначальные 11 бараков лагеря были построены для лошадей. Барак Белла № 11 находился в юго-западном углу, рядом с казино и помещениями охраны [1]. В каждом бараке было в среднем 27 грязных стойл, в каждом стойле около шести человек на трех двухъярусных кроватях, расположенных у стен. На чердаках над ними, где когда-то хранили сено, в тесных помещениях размещалось еще больше мужчин. Жизнь была неприятно душной, многолюдной и темной. Зимой было холодно, летом – жарко.

Заключенные могли свободно передвигаться по территории лагеря, за исключением случаев, когда охранники запирали их из-за побегов, карантина или в качестве группового наказания. Пешком от одного конца лагеря до другого можно было дойти где-то за десять минут. Постоянно стоял шум, заключенные то и дело спорили. К счастью, у них была боксерская груша. Когда этого оказывалось недостаточно, они надевали перчатки и выходили на боксерский ринг.

Охранники, некоторые из которых безжалостно издевались над заключенными, едва ли улучшали общую атмосферу. Не делали этого и близлежащие военные заводы. Рухлебен находился на промышленной окраине Берлина, где из труб безостановочно валил ядовитый дым. Оружейные заводы приносили своим владельцам огромную прибыль, производя отравляющий газ, чтобы душить солдат в окопах, бомбы для дирижаблей, чтобы сносить жилые дома в Бельгии, торпеды для потопления пассажирских судов в Атлантике и артиллерийские снаряды для поражения Парижа.

Поначалу ситуация была крайне плачевной, поскольку люди, которые в мирной Германии жили счастливо и никого не трогали, внезапно оказались заключенными, вынужденными мириться с плохим питанием и санитарными условиями, постоянным шумом и потерей личного пространства. Но заключенные собрались и приняли групповое решение отбросить уныние и сделать свою жизнь достойной. Лидеры, такие как, например, биолог Майкл Пиз, хотели остаться людьми, построив собственную цивилизацию. Охранники не возражали, возможно потому, что многие хотели нажиться на лагерной экономике. Заключенные, используя инфраструктуру бывшего ипподрома, открывали магазины, устраивали масштабные мероприятия, например театральные и музыкальные представления, и даже организовали собственный университет: в Германии было много британских ученых, потому что они, как и Белл, учились здесь в университетах – одних из лучших в мире.

Если бы вам пришлось оказаться в тюрьме, трудно представить себе лучший вариант, чем Рухлебен. Благодаря тому, что множество талантливых музыкантов было сосредоточено в одном маленьком месте, тюремная жизнь превращалась в подобие бродвейского шоу. Некоторые из музыкантов были гастролирующими профессионалами высочайшего уровня. Другие были в Германии на фестивале Вагнера, как, например, друг Белла великий канадский дирижер Эрнест Макмиллан, который провел большую часть войны в Рухлебене. Когда началась война, немецкая полиция схватила исполнителей, как и остальных «граждан враждебных государств». А значит, Белл слушал концерты известных инструменталистов в самом популярном тюремном музыкальном заведении всех времен.

Тем временем театр Рухлебена ставил роскошные постановки с участием опытных актеров. Майкл Пиз поставил свою пьесу, а Белл построил декорации для пьесы Шекспира «Как вам это понравится». Приезжий высокопоставленный человек написал, что постановка Шекспира в Рухлебене была не хуже любой из городских постановок.

Хотя все они были заключенными, мужчины импортировали иерархию социальных классов из Англии. Те, у кого были деньги на расходы (а именно средства, присылаемые из дома), могли платить другим за приготовление пищи и уборку. Пленные матросы, уже привыкшие к таким обязанностям, были рады подзаработать. Постепенно Рухлебен стал маленьким островком относительного мира и культуры для 5000 избранных, пока Великая война уничтожала миллионы людей.

И все же это был не санаторий. В лагере содержались головорезы и преступники, антисемиты, нападавшие на людей с ножами, и будущие нацисты. Некоторые из «иностранцев» были немцами, но в силу происхождения или места рождения были причислены Германией к «гражданам враждебного государства». Пусть они и застряли в тюрьме, их сердца по-прежнему принадлежали Германии.

В Рухлебене стоял жуткий шум. Разгневанные охранники кричали, угрожая всех расстрелять. На близлежащем поле иногда практиковали обращение с пулеметом, что делало невозможным работу и разговор. Часто случалось воровство; приватность была редкостью.

Заключенные могли отдохнуть в синагоге, библиотеке или в отделении Ассоциации молодых христиан (YMCA). Но для личного времени нужно было арендовать «закуток» – небольшую будку, где до войны игроки делали ставки. Белл спешил занять там место. Зимние месяцы он дрожал в своей неотапливаемой каморке, писал письма, читал книги, например «Фауста» и новейшие исследования в области феноменологии (Эдит Штайн присылала ему последние статьи), и заполнял свои дневники. Среди прочего он был занят пьесой, романом, архитектурными проектами, философией, историей и самоанализом.

К середине 1915 года Рухлебен мог похвастаться новыми бараками и улучшенной сантехникой, здесь проводились спортивные лиги, спектакли и академические лекции. Жизнь среди интернированных организовывалась самостоятельно. Все проистекало исключительно из изобретательности и ресурсов заключенных. Например, интернированный по имени Альберт Кампс открыл в Рухлебене почтовое отделение с собственными марками и сотрудниками. Вскоре рухлебениты сформировали собственное общество, настоящую Маленькую Британию на самом неожиданном аванпосте империи. На Бонд-стрит Белл мог начать день с покупки обуви, а затем купить мыла, вилку, новую книгу и даже смокинг, если бы захотел. Рядом с парикмахерской располагался кинотеатр «Рухлебен», название которого было профессионально нанесено по трафарету на стену деревянного здания. Там, судя по фотографии, сделанной Беллом, он мог посмотреть новейший фильм Матта и Джеффа «Кухонный переполох» (Mess Kitchen), который, как и обещала реклама, был «тот еще фильм!». Бонд-стрит не была похожа на лондонский Вест-Энд, но для тюрьмы была просто поразительной. Заключенные с капиталом перепрофилировали деревянные здания, пригодные для игроков на скачках, импортировали товары и продавали их своим сокамерникам. Охранники нашли способ урвать долю.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Следует отметить, что «окончательное решение еврейского вопроса» было утверждено позже, 20 января 1942 года на Ванзейской конференции – собрании высших нацистских чиновников и СС. – Здесь и далее, если не указано иное, прим. науч. ред.

Книга Адольфа Гитлера «Моя борьба» (Mein Kampf) входит в федеральный список экстремистских материалов, распространение, хранение и производство которых запрещено в соответствии с законодательством Российской Федерации. – Прим. ред.

Нагорски Э. Гитлерленд. М., 2023.

Здесь и далее авторский курсив. – Прим. ред.

Нет ничего сложнее начала (нем.). – Прим. пер.

Э. Гуссерль – У. П. Беллу (18.09.1919) // Гуссерль Э. Избранная философская переписка. М., 2004. С. 194.

Аула – актовый зал в академии или университете. – Прим. пер.

Персонализм – философская доктрина, которая отказывается подчинять личную субъективность чему-либо еще. – Прим. автора.

Гаврило Принцип (1894–1918) – сербский националист, убивший эрцгерцога Франца Фердинанда, состоял в дружественной «Черной Руке» организации – «Младе Босне», которая была менее религиозно ориентированной и придерживалась идей республиканизации с центральной ролью сербов в объединении балканских славян.

Вид на четыре церкви (нем.).

«Как вам это понравится» – известная комедия Уильяма Шекспира, описывающая сюжеты сельской жизни. В центре истории – путешествие по Арденскому лесу.

Агадирский кризис – один из политических кризисов между Германией и Францией по вопросу контроля над султанатом Марокко. В 1911 году французская армия полностью оккупировала Марокко, из-за чего Германия ответила подводом нескольких военных кораблей к берегам султаната. Результатом стала дипломатическая договоренность о передаче Марокко под французский протекторат. Германия получила часть Французского Конго, а все ведущие державы Европы начали активную подготовку к большой войне.

Британия сыграла ключевую роль в дипломатическом давлении на Германию во время Агадирского кризиса.

Картезианство – направление в философии, которое восходит к рационалистическим идеям Рене Декарта

Опыт (в философском смысле) – познавательный процесс восприятия окружающего мира, все, что можно познать органами чувств.

Согласно Зигмунду Фрейду, все люди переживают так называемый эдипов комплекс – сексуализированное влечение к родителю противоположного пола.

Некоторый энтузиазм, с которым военно-политическая элита Российской империи была готова вступить в войну, скорее указывал на обратное: считалось, что Германия не сможет выдержать войну на два фронта, особенно в сражениях на Восточном фронте с многомиллионной российской армией.

В результате массовых истреблений колониальной армией Германии было уничтожено 80 % людей племени гереро и 50 % племени нама.

Первое использование газа во время боевых действий принадлежит французам, которые применяли в 1914 году гранаты со слезоточивым газом для штурма позиций противника. Первым летальным использованием газа было применение немцами хлора в битве при Ипре – 22 апреля 1915 года.

Антисемитизм в германской армии был силен, но еще сильнее в это время он проявлялся в Российской империи, в которой существовала черта оседлости, а под конец войны начались массовые депортации евреев.

Те, кто совершает геноцид (фр.). – Прим. пер.

Вильгельм Толме Рунге (1895–1987) – немецкий физик и инженер, разработчик радиолокационных систем.

Вист – карточная партнерская игра со взятками.

«Никомахова этика» в переводе С. Васильченко.

Разница между геноцидом в Намибии и военными преступлениями Германии в Бельгии колоссальна: около 100 000 жертв в первом случае и около 10 000 во втором. Военные преступления Германии в Бельгии не квалифицируются международными организациями как геноцид.

Джефри Чосер (1340/1345–1400) – английский поэт, один из создателей английского литературного языка.

Япония также требовала передать ей полный контроль над немецкой колонией в Китае – Цзяо-Чжоу.

Здесь и делее с заглавной буквы (Союзники) указан военный альянс стран, вступивших в Первую мировую войну против Германии, а со строчной (союзники) – военный альянс сил антигитлеровской коалиции.

Перевод Е. Бируковой.

Вы ознакомились с фрагментом книги.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги

10 форматов

<<1 2 3

На страницу:

Перейти

3 из 3