Дни прощаний

– Эли когда-нибудь рассказывал тебе о беличьем родео? – спрашиваю я, выезжая с парковки и направляясь в сторону парка.

Джесмин взирает на меня с таким видом, с каким взглянул бы любой, кого спросили бы о чем-то вроде «беличьего родео».

– Судя по всему, не рассказывал, – заключаю я. – Это часть нашей традиции. Купив коктейли, мы отправлялись в парк и играли в беличье родео. Это игра, в которой участник должен гнать белку по дорожке, не давая ей ускользнуть в сторону.

– Не представляю, почему Эли не рассказал об этом своей девушке, – говорит Джесмин.

– Это гораздо забавнее, чем кажется.

– А это вообще возможно? – В уголках ее губ мелькает едва заметная улыбка.

Я улыбаюсь, и мы едем дальше.

– Ну и… – произношу я спустя некоторое время. – Как ты?

– Последнее время я плохо сплю, – отвечает она.

– У меня та же проблема. Не знаю, буду ли я когда-нибудь снова чувствовать себя нормально.

– Я разговаривала об этом с мамой. Она потеряла друга в колледже. И она сказала, что потребуется время. Это ведь не таблетка, которую можно легко проглотить.

Но я, даже существуй такая таблетка, не уверен, что принял бы ее. Я не уверен, что заслуживаю это.

– Значит, с твоими родителями можно поговорить по душам? – спросил я.

– Точно.

– Здорово.

– А ты многое рассказываешь родителям?

– Вообще-то нет.

– Почему?

– Знаешь, они замечательные родители и всегда говорят, что я могу к ним обратиться. Но я не обращаюсь. Это очень странно.

Она слизывает каплю, стекающую по краю стаканчика.

– А тебе есть с кем поговорить? Конечно, мы с тобой разговариваем, но…

– Да, с моей сестрой Джорджией. Мы с ней близки. Но у нее начинаются занятия в колледже через неделю после нас.

– Мне бы хотелось иметь брата или сестру примерно одного возраста со мной. У меня есть два старших брата, Бо и Зеке, но они на десять и на двенадцать лет старше.

– Круто.

– Да, они женаты, у них уже свои дети и все такое прочее. И живут они далеко отсюда. Так что фактически я единственный ребенок в семье.

Уже смеркается, когда мы приезжаем в парк и отправляемся бродить по тропинкам.

– Ладно, настало время беличьего родео, – решительно заявляю я.

– И что я должна делать?

Я объясняю.

– Значит, я должна удержать белку на дорожке в течение восьми секунд? – спрашивает Джесмин.

– Именно.

Мы проходим мимо людей, которые гуляют, взявшись за руки, устраивают пикники, делают фото на память о помолвке, целуются, подбрасывают детей в воздух. Летние парки – это места, где происходят самые запоминающиеся события человеческой жизни. Я задумываюсь, обретет ли для меня когда-нибудь свою прелесть наблюдение за жизнью людей вокруг.

Я вглядываюсь в лицо Джесмин, пытаясь понять, о чем она думает. Но я пока не научился ее разгадывать.

Она хлопает меня по плечу.

– Что?

– Ничего.

– У меня что-то на лице?

– Нет.

– Ладно, – мягко отвечает она, указывая на белку, которая сидит рядом с тропинкой, изогнув хвост. – Запускай секундомер.

Она осторожно ступает вперед, направляя белку на тропинку. Зверек делает несколько прыжков и замирает. Джесмин следует за белкой быстрыми легкими шагами, ее ковбойские сапоги звонко цокают по гладкой поверхности тропинки, словно маленькие подковы. Белка еще немного скачет по тропинке и начинает уклоняться вправо. Но Джесмин не дает ей сбиться с курса, снова направляя вперед.

Я наблюдаю за ней в желтоватой дымке уходящего дня. Джесмин красиво двигается, возможно, потому что она музыкант. Я радуюсь, что еще способен увидеть в чем-то прекрасное.

Она с улыбкой оборачивается ко мне.

– Сколько секунд?

– Что?

– Приятель, ты должен был засечь время.

– У меня случилась паническая атака, – выпаливаю я, сам не понимая, почему признаюсь в этом именно сейчас.

Ее улыбка угасает, словно солнце скрылось за облаком.

– Что? В тот момент, когда ты засекал время?

– Нет, нет. В день похорон Блейка. У меня случилась самая настоящая паническая атака. Сестра отвезла меня в больницу и все такое.

– Блин, Карвер. – Она указывает на ближайшую скамейку, и мы садимся.