Сказка города Жє

Похолодело и застучало в горле сердце. Леся прислонилась спиной к холодной стене. Заболел?

– Приезжай немедленно! – командовал муж.

– Юрочка, я не могу, я на работе еще. Что случилось? Ты скажи мне сразу, я…

– Беда у меня! – он повысил голос. – Что ты за жена такая, если тебе насрать?!

– Мне не насрать! – крикнула Леся.

Людмила Лаврентьевна выглянула из кабинета, нахмурилась, покачала головой. Леся пожала плечами, извиняясь.

– Юра, скажи, что случилось? Что стряслось?

– Комп сломался. Ну и газ за долги отключили.

– Как?! Я же платила в прошлом месяце, квитанция…

– Ну пришли и отключили.

– Что ж ты им квитанцию не показал, Юра?

– А я знаю, где она лежит? Говорю же: комп сломался! Деньги на ремонт срочно нужны! А газ подключат, только оплатить надо будет, подумаешь. Вот комп…

Она выключила телефон и села на корточки. Цокнули рядом каблуки, Леся запрокинула голову. Людмила Лаврентьевна ждала разъяснений.

– Дома газ отключили, – сказала Леся. – За долги.

– Это потому что муж у тебя не работает.

– Это потому, – Леся поднялась и сжала Кристинкин телефон в кулаке, – что вы мне не платите. Пятьсот – аванс? Аванс должен быть половина оклада! И вовремя! Вы не платите, а мне газ отключают! И знаете что, Людмила Лаврентьевна? Подавитесь вы этой работой, слышите? По-да-ви-тесь! Я к маме в село поеду лучше. У меня высшее образование. А вы… со своими подачками… катитесь вы к черту все, я о вас как о страшном сне забуду!

Она кричала еще в белеющее лицо со сжатыми губами, потом ворвалась в кабинет, сунула Кристине телефон, схватила пальто и выбежала прочь. Пятисотка мягко хрустела в кармашке джинсов.

***

Зачем-то выкупила кольцо. Обручка – память о любви, обернувшейся нищетой и унижением. Память об ошибке. Леся вышла из ломбарда и глубоко дышала сгущающимся туманом. Оставалось еще двести гривен, билет до родного села стоил двадцать, вещи оставались: и почти целые почти новые сапоги из секонд-хенда, белое платье в шкафу (на прокат брать Юра запретил, – это же символ, детям покажем), оставалась сумка, янтарные бусы.

Рядом кто-то был. Не оборачиваясь, по натянувшемуся на груди пальто, по слишком туго облепившим джинсам Леся знала – Михась. Он обнял за плечи, и она притулилась, зажмурилась. А ведь белое платье можно продать. Утром вытащить на «Барахолочку» и избавиться – может, кому-то принесет счастье, принесли же мутные капли бурштына ей свободу.

Леся пошла на трамвай, ощущая всем боком тепло идущего по правую руку Михася. В его сторону она не смотрела, любовалась синевой опускающихся сумерек, вспышками огненных березовых листьев, черным блеском мокрого асфальта. Если посмотреть – видение отступит.

В вагоне было тряско и пусто. Леся села у окна, Михась – рядом.

Юра названивал (и нашлись же деньги пополнить счет!), она не брала трубку.

Ступая плавно, обогнула пятиэтажку, почесала кошку «дааааааай! Даааааааай!», поднялась на свой этаж, открыла дверь и зашла в квартиру. Юра выскочил из спальни:

– Ага, яв…

Осекся, задергал кадыком. Михась стоял рядом с Лесей. Отодвинув мужа (бывшего! бывшего!), оглядела с порога единственную комнату. Чемодан у задней стенки шкафа. С ним Леся поступать приехала. Стопками – одежду, белье, с тумбы под зеркалом – детский крем, щетку для волос.

– Ты это… Лесь… Это…

Белое платье завернуто в целлофан, пожелтевший за год. Леся скатала его рулоном, не разворачивая, запихала в пакет. Работает еще «Барахолочка»? Должна, как раз конец рабочего дня, мимо идут люди, разглядывают пожитки стариков.

– Я вернусь через час, Юра. Собирай вещи и уезжай к маме.

– Ты что?! Ты что, сдурела?! Как я поеду? У меня комп сломался! У меня на проезд нет! Леся, прекрати это!

Михась шевельнулся рядом – хотел ударить. Леся сдержала.

– Через час, Юра. Потом я поеду домой. А ты – как хочешь. Хочешь – оставайся, только никто уже не будет покупать тебе еду.

– Леська, да что с тобой? – тихо спросил Юра. – Ты на себя не похожа. Будто и не ты вовсе.

Ухватив пакет с платьем, Леся вышла вон.

***

Туман развеялся, «Барахолочка» лежала перед Лесей. Она двинулась по рядам, жалея, что не прихватила клеенку – придется держать платье в руках. Вон та бабка, продавшая бусы – вскидывается, смотрит бездумно, слезы катятся по щекам. Вот остролицая седая дама слегка за сорок – перед ней почему-то разбитый ноутбук. Старик, присев на корточки, гладит темные переплеты книг. Парень чуть старше Леси со спутанными длинными волосами продает гитару, перед тучной пенсионеркой – детские игрушки и крохотные башмачки, перед девушкой лет пятнадцати – краски и кисти.

Леся выбрала себе место, вытряхнула платье из кулька и развернула его.

Белый флаг. Капитуляция.

Покупателей не было. Михась отлучился куда-то. Дама с разбитым ноутбуком оказалась как раз напротив Леси.

– А вы почему?.. – Леся запнулась. – Почему здесь?

– Хочу забыть. Как и ты. Как и все.

Ерунда какая, решила Леся, зачем тогда бабке было продавать бусы – что, хотела избавиться от Михася, от чудесного, сильного, самого лучшего Михася? Какая ерунда.

Седая дама молчала. У Леси начали ныть руки – она перекладывала платье, пытаясь устроить поудобнее, но не получалось. Что-то царапало, что-то ползало по щеке. Леся заозиралась – на нее, все еще рыдая, смотрела бабка.

…похоронка треугольником, имя зачеркнуто – не нашло письмо адресата. Официально потом, потом напишут боевые товарищи, командир: погиб героем за родину и за Сталина, за нее погиб Михась при второй попытке освободить город. Она не выла. Другие выли, соседка лупила старую яблоню, будто та виновата, а потом на ней и повесилась – трое детишек, чем кормить, как поднимать, они с Михасем детей не успели, отложили на «после войны», а были бы дети – может, рыдала бы, может, подушку бы грызла, может, легче бы было. Застыла, подруги тормошили, под руки вели, сами такие же – худые, черные, высушенные…

Белое платье упало в грязь.

Леся хватала ртом воздух, Леся рванула пальто, шарф, нашарила теплые бусы под воротом.

Перед ней стояли двое: дочка лет двадцати с мамой. Дочка протягивала треугольником сложенную сотню:

– Этого хватит за платье?

И Михася не было – никогда и нигде – Михася не было рядом.

3. Смерть мирового