– Секрет, но не от тебя, – улыбнулась Амелия. – Я разрабатываю средство, которое позволит заживлять любые повреждения тканей с предварительной очисткой от заражения, – попыталась объяснить она понятным языком. – Хочу доработать формулу, чтобы средство помогало избавляться не только от микробов, но и от попавших в тело инородных частиц.
– Как пуля или осколки? – уточнил Джеймс, сощурив глаза.
– Именно! Потенциально это возможно уже сейчас, но я еще работаю над составом для ускорения процесса… Сними куртку и закати рукав. Надо взять кровь для обследования, прежде чем я дам тебе препарат, – сказала Амелия, подготовив всю аппаратуру для осмотра Джеймса.
– Радость-то какая для военных, – пробурчал себе под нос Джеймс, снимая куртку. – Ранили на границе, съел таблетку, исцелился, пошел убивать дальше. Тебе не кажется, что это плохая идея? – уточнил он, закатив рукав рубашки.
Амелия осторожно взяла кровь из вены и перешла к другому столу, где отправила образец на анализ в специальную машину.
– Идея станет плохой, если использовать ее в дурных целях. Но я верю в лучшее, – ответила Амелия, следя за показаниями прибора. – Если разработка окажется успешной, то ее можно будет разослать по всему свету для больных детей и стариков… Для калек, которым так и не сделали операции, или страдающим от самых тяжких заболеваний. Я нашла с мисс Грир общий язык, лекарство будет бесплатным… Представь только будущее, где не будет никаких болезней и больше не будет возможности войной решать проблемы мира.
– Ты слишком хорошего мнения о людях, – тихо усмехнулся Джеймс. – Не все разделят твое видение будущего.
– А ты его разделяешь? – спросила Амелия, проверив результаты анализа крови, прежде чем вколоть лекарственный препарат Джеймсу.
– Как и всегда, Лучик, – задумавшись и улыбнувшись, ответил Джеймс. Амелия тоже улыбнулась и осторожно ввела препарат шприцом, тут же зажав место укола ваткой.
– Значит, нас двое. Есть повод надеяться на то, что станет больше, – произнесла Амелия с умным видом. – Я ввела средство для ускорения заживления поврежденных тканей, а сейчас поищу партию для поддержания иммунной системы, чтобы ты мог работать без вреда для здоровья, – добавила она и вышла из кабинета, чтобы взять дополнительные лекарства из хранилища в лаборатории.
Взглянув на компьютер Амелии, Джеймс попытался представить мир, который хотела создать его сестра, но воображения оказалось недостаточно, чтобы увидеть картину целиком. Он не сомневался, что когда-нибудь все вокруг действительно поменяется до неузнаваемости, и мог лишь надеяться, что поменяется так, как хотела Амелия. Вопреки своему любопытству не собираясь копаться в открытых файлах сестры, пока ее не было видно, Джеймс прочел на экране компьютера всего одно слово: «Итеро».
***
Ничто не нарушало покой южного леса, лишь редкое пение птиц и легкий шелест листвы прерывали величественную тишину природы. Но Омид знал, что угроза близко и таится среди лесного массива. Он чувствовал опасность и пытался подготовиться к бою, чтобы не дать застать себя врасплох. Вдруг услышав, как ему показалось, шорох позади себя, Омид приподнял руки с кинжалами, вставая в стойку, и в следующее мгновение ловко извернувшись уклонился от дерзкой атаки со спины.
Мастер-ассасин сражался с ним на равных, поэтому Омид вынужден был выкладываться из последних сил, чтобы избегать или сносить удары наставника. Но с течением времени свои собственные удары Омид проводил с надрывом, как в последний раз. Он не жалел сил, стараясь кинжалами разоружить соперника и сделать решающий выпад, но чем больше он старался, тем слабее становились его атаки. Юному ассасину не хватало сноровки и выносливости, а гнев в карих глазах затмевал простую истину: он измотал себя за целое утро тренировок и больше не мог вести сражение на равных, как хотел. Бой пришлось остановить, когда в ходе очередного выпада мастера-ассасина на темной коже мальчика появился яркий порез, рассекший плечо, и свет полился из раны оскалившегося от боли Омида. Наставник, обучающий Омида с самых юных лет умениям их класса, не ожидал, что ученик не увернется от столь заметного нападения, и виновато склонил голову, но не перед самим Омидом, а перед подошедшей к ним темнокожей эна в ярко-алом платье.
– Госпожа Тэру, – вежливо поприветствовал ее мастер-ассасин.
Кивнув в знак приветствия мастеру-ассасину, Тэру осмотрела мальчика внимательным взглядом карих глаз и бережно взяла его за раненное плечо, залечив порез целебной магией.
– Отец бы гордился твоими успехами. Не изматывай себя понапрасну, – коротко улыбнулась Тэру, заметив, что Омид сильно опечален.
– Как скажешь, мама, – тихо согласился Омид, учтиво поклонившись своему наставнику, прежде чем отправиться вслед за Тэру к воротам в город. Перелетев ограждение на своих белых крыльях, Омид и Тэру оказались в великом городе Эмоюнге. Величие и соответствующий титул Эмоюнгу принесли и древняя история, и огромная территория, которую с незапамятных времен занимал густонаселенный город. Легкие деревянные мосты, украшенные цветами и лентами, связывали между собой парящие над барьером пласты земли и разные ярусы Эмоюнга, обустроенные среди стволов и раскидистых веток деревьев. Дома пестрели цветным убранством как у подножия южного леса, так и среди пышных крон, ставших основанием для просторных жилищ арья. Расположенные у подножия леса шатры и палатки приманивали взгляд цветными узорами тканей и окрашенной резьбой по дереву, а над приземистыми домами возвышались целые башни, часть из которых тянулась к деревьям и опиралась на них с помощью свай и перекладин.
Но, несмотря на яркий вид и убранство Эмоюнга, арья не чувствовали праздника жизни, которую так любили и ценили за дары Света. Все больше сердец сковывала тревога, а глаза боялись окружающего арья мира, стоило им взглянуть за пределы укреплений, окруживших великий город со всех сторон. Они давно сражались с Живой Ночью в диких джунглях и пустынях, но никогда прежде Мгла не распространялась так быстро. Темные твари уничтожали все живое, обращая в бегство даже самых опасных хищников леса. Словно по чьему-то велению Явления Мглы стали разрастаться подобно туману и захватывать целые деревни. Мгла наступала со всех сторон, вытесняя арья с родных земель. Солдаты старались защитить свой край от Живой Ночи и всех ее проявлений, но все чаще они пропадали в лесных дебрях и песках, пополняя обращенными Мглой эна беспощадную армию темных тварей.
Омид и Тэру пытались поддержать в соплеменниках веру в Свет, едва ли веря в собственные речи о том, что Мглу удастся одолеть, особенно когда в Эмоюнг стали прибывать беглецы, ищущие приют подальше от ужасов Живой Ночи. Арья вынужденно отступали на север, не имея ни сил, ни возможностей отразить натиск темных тварей. С одной стороны виной тому была разрозненность их народа. Вожди арья не собирались объединяться для войны с монстрами, забыв пример вождя Издубара, однажды собравшего их всех в одну единую армию. Немало сил уходило и на конфликт с северными соседями, эферья, что проживали через великую пропасть в краю, в котором Мгла еще не властвовала над небом и землей. Жрецы и шаманы арья твердили, что война с эферья угодна их теням, и потому многие солдаты мечтали о великой чести отдать свой последний свет в битве с эферья, считая, что тем самым сражаются на войне более значимой, чем война с Мглой.
Но почему эта война была предпочтительней той, что лишала их дома, Омид не понимал. Идя по улицам родного города, он видел раненных темными тварями, которых пытались излечить лекари, видел бежавших из своих городов и поселений эна, нуждающихся подобно беднякам во всем, что им пришлось оставить позади ради спасения своих жизней. Их было так много, что приютить всех беглецов даже в таком большом городе как Эмоюнг оказалось невозможно. Испуганные арья напрочь отказывались выходить за охраняемый частокол, чтобы обустроить лагерь рядом с городом. Видя испуганные лица детей, Омид невольно представлял себя на их месте и все больше злился на свое бессилие облегчить их жизнь и избавить от ночных кошмаров, словно преследующих их и наяву.
Но и со своими кошмарами Омид не справлялся. Вопросы их мира и мира теней терзали Омида по ночам, и никакие наставления старших не могли успокоить его тянущийся к правде ум. От того его кинжалы не попадали в цель на ежедневных занятиях с наставником, и потому Тэру переживала за сына, видя его терзания за маской отрешенности. Омид никогда не подавал виду среди других эна, если чувствовал себя плохо. Ни боль, ни страх не отражались на юном лице, словно его невозможно было чем-то вывести из себя. Все, что тревожило Омида, он пытался спрятать глубоко внутри, там, где только внимательные глаза матери могли найти опасное томление. Он был очень похож на своего отца, Абаура, и потому вдвойне дорог заботливой Тэру. Ее сердце тревожилось за мужа, ушедшего к северной границе, и разрывалось на части при виде обеспокоенного Омида.
– Не томи себя тяжелыми думами, поделись ими, – ласково и тихо сказала Тэру, пока они шли по висячим мостам, осматривая город с высоты. Омид замедлил шаг, потупив взгляд, но собрался с силами и осторожно заговорил:
– Отец сказал, что если он погибнет в битве с эферья, то я поведу нас сражаться дальше… Но чем ближе этот день, тем больше я осознаю, что не хочу сражаться. Не с ними.
Тэру молча слушала Омида, пока мальчик не остановился и не стих совсем, отрешенно глядя на рыночную площадь, что простиралась под мостами. Подойдя ближе, Тэру приобняла сына за плечи, тоже взглянув на площадь. Торговля шла своим ходом, но былого веселья на лицах эна она не замечала. Было лишь желание купить что-то раньше, чем товар исчезнет с полок или станет жизненно необходимым, как снадобья или оружие.
– Эферья всегда были нашими врагами, сражаться с ними велят тени, так говорят наши шаманы, – напомнила Тэру, на что Омид отрицательно покачал головой.
– Тени разные… – уверенно сказал Омид. – И даже будучи разными, они помогают друг другу в войне за Свет. Если так могут тени, то почему мы не следуем их примеру? – спросил Омид, взглянув на мать.
Тэру не смогла ответить сразу и в ее карих глазах поселилась глубокая печаль. Крепко зажмурившись, чтобы прийти в себя, Тэру усилием воли прогнала нахлынувшую на нее волну страха. Она понимала сына и всем сердцем желала с ним согласиться, но не могла, чувствуя в том волю своей собственной тени. Взяв в руку свой кристалл, Тэру взглянула на ровные грани камня, но увидела не сияние внутри кристалла, а туман неизвестности, в котором блуждали все эна, когда пытались понять волю теней. Неведомые создания были добры и жестоки, милосердны и беспощадны. Порой их воля была простой и во благо, порой меняла их судьбу до неузнаваемости. И со всем им приходилось мириться и соглашаться, ведь эна не были вольны в своих поступках и решениях, порой даже не осознавая, что поступают так или иначе, потому что так велели тени. Тени показывали им путь, и, казалось, свой Тэру видела ясно – жизнь Омида была для нее важнее всего, и что бы ни происходило с их миром, война с Мглой и эферья стоила всего пролитого ими света, если в конце всех бед и тревог Омид должен был жить, не ведая больше сражений. Она знала, что всем сердцем будет жалеть тех, кто падет в предстоящей битве, и тех, кому придется жить дальше с утратой, но Тэру даже представить не могла, что лишится из-за жалости к другим своего сына, как не могла она сказать самому Омиду, что ради его благополучия поддерживала мужа в военном наступлении на эферья. Омид был слишком юным, чтобы ее понять, ведь прожил всего лишь десять лет жизни, но он уже был слишком самоотверженным, чтобы принять такую правду.
– Потому что мы тоже разные, – задумавшись, ответила Тэру. – И порой мнение большинства важнее мнения отдельных эна. Арья хотят этой войны, чтобы после победы жить в мире и покое, как и обещают нам тени… Поэтому Абаур ведет их к границе, чтобы с частью объединившихся арья показать и всем остальным дорогу в будущее. Поэтому, если он падет в битве, ты должен будешь продолжить его дело, как ради самого себя, так и ради нас всех.
– Я не понимаю, – признался Омид, качнув от досады головой. – Когда все это началось? Почему мы враждуем с эферья? Разве не должны тени вести нас к Свету? Или имелся в виду последний свет? Значит, мы просто должны умирать? Тогда зачем куда-то бежать и сражаться с эферья, когда к нам и так приближается Мгла? – растерянно глянув на мать, спросил Омид, надеясь хоть на какие-то ответы, но вместо голоса Тэру вдруг раздались удивленные голоса эна.
Взглянув на горожан, Омид увидел, что многие схватились за свои кристаллы, свет в которых вдруг резко померк. Их было так много, что арья не могли поверить в случившееся, испуганно глядя друг на друга, ведь это значило, что разом погибли сотни теней, с которыми арья связывали нити жизни. Вдруг раздался рев сигнальных труб. Свет солнца исчез, и город неожиданно окутала ночь. Ужаснувшись своей догадке, Тэру взглянула на кроны деревьев, загородив собой Омида. С диким протяжным ревом с неба на Эмоюнг хлынули десятки темных тварей, прорываясь сквозь могучие кроны и опаляя их своим огненным дыханием. Сквозь крики ужаса раздались резкие приказы, и стражники города на крыльях кинулись в воздух наперерез вдруг появившимся монстрам.
– Мама! – крикнул Омид, увидев приближающуюся к ним темную тварь. Выхватив из-за пояса кинжалы, Омид оттолкнул Тэру в сторону и выскочил вперед, чтобы сразиться с монстром. Но тут мост всколыхнула еще одна темная тварь, и Омид потерял столь нужное ему для атаки равновесие.
– Омид! – раздался отчаянный крик Тэру.
Последнее, что успел увидеть Омид, была огромная разинутая пасть, охваченная ярким желтым огнем…
***
Дожди не прекращались, и улицы Линтона все чаще освещали фонарные столбы, нежели свет солнца. Похолодание, охватившее город, заметно подчеркнуло, каким безжизненным был Линтон, что ранним утром, что поздним вечером, когда горожане стремились попасть на работу и уйти домой с закатом солнца. Людей не было видно, словно они перемещались тайными маршрутами, избегая друг друга. Даже машины проезжали с такой скоростью, словно опасались задерживаться в том или ином районе дольше необходимого.
Уильям Клиффорд всегда мало общался с людьми, с детства будучи достаточно замкнутым. Синеглазый, с непослушными русыми волосами, он со школы не стремился заводить знакомства и предпочитал людям книги. Во многом именно желание спрятаться от общества со всеми его проблемами и неписанными правилами и привело его в молодости на работу в библиотеку, где не требовалось многого. И уж тем более общительности, которой Уильям не обзавелся и на третьем десятке своей жизни. Но даже ему, человеку без родных и друзей, становилось неуютно, когда в туманной утренней дымке огни фонарей меркли, исчезая вдали, а улицы превращались в коридоры каменного лабиринта. Блеклые тени прохожих, порой бредущие мимо, исчезали так же неожиданно, как и появлялись, а в воображении Уильяма словно приходили из темноты и в нее же и возвращались, пугая своей отрешенностью от мира, в котором он еще пытался существовать и заниматься любимым делом.
Уильям всегда ходил на работу пешком, так как своей машины у него не было, а велосипед давно украли, когда он забыл пристегнуть его к забору перед библиотекой. Он медленно копил средства на покупку своего дома в пригороде Линтона и уже был близок к своей цели распрощаться со съемной квартирой и неприветливой хозяйкой апартаментов, когда обострилась война на юге. Цель превращалась в недосягаемую мечту, ведь посетителей библиотеки становилось все меньше, поскольку бумажные книги теряли свою ценность и значимость на фоне все более популярных электронных изданий. Да и в принципе читать художественную или научную литературу становилось все менее актуально, из-за чего Уильям большую часть своих будней сидел в библиотеке один, порой слушая радио.
Единственное, что изменилось в его жизни, был возникший на тротуаре через дорогу от библиотеки тент из картона, под которым поселилась беженка с юга. Поначалу Уильям опасался смуглую темноволосую незнакомку, не желая смотреть на тент и на его обитательницу, словно мог привлечь ненужное внимание к самому себе, а потом, когда начались дожди, вынужден был обходить ее на лестнице к двери в библиотеку. Лишь под крыльцом библиотеки беженка могла не промокнуть на улице в своем грязном тряпье. В один из таких дождливых дней он и заметил, насколько красивыми были ее темно-карие глаза… И сколько в них читалось страха, несмотря на стойкость, с которой женщина старалась выжить в непригодных для этого условиях.
Беженка не разговаривала с ним и не просила милостыню, но иногда исчезала на время и возвращалась с небольшой белой коробкой таблеток, которые раздавали в отделениях фонда «Инноген». Прошел целый месяц, и Уильям привык к тому, что беженка жила с его библиотекой по соседству. Привык он и к ее молчанию, когда проходил мимо нее с зонтиком и охапкой книг к дверям. Казалось, беженку тоже устраивало, что библиотекарь не разговаривал с ней и не проявлял агрессии, ведь поначалу она ежилась от него, словно от угрозы, из-за чего Уильям впервые почувствовал себя неловко. Он ведь в своей жизни и мухи не обидел, не то что человека. Он даже оскорбился от того, что его считали способным причинить кому-то вред.
Все утро в библиотеке не было ни одного посетителя. Чтобы как-то себя отвлечь, Уильям включил радио, единственную дорогостоящую технику, которую мог себе позволить при мизерной зарплате. Настроив приемник, он услышал мелодию заставки новостей и отошел от своего стола, чтобы разобрать оставленную с прошлого раза гору книг для учета и ведомости.
«Разворачивающиеся на наших глазах события на юге повергли мировое сообщество в шок, – говорила ведущая радиопередачи. – В полностью уничтоженном крупно-населенном центре города Аса не было ни одного военного объекта, используемого террористами. Особенно сильно пострадало здание заседаний Большой Ассоциации Среднеюжной Транснациональной Торговли. От официального представителя БАСТТ уже поступило заявление о том, что произошедший инцидент не останется безответным. Срочный созыв совета по безопасности АПЭП должен будет решить вопрос о дальнейших предпринимаемых мерах в связи с трагедией, унесшей жизни тысяч мирных жителей. Представители военного ведомства отказываются давать комментарии, случился ли сбой в системе наведения ракет или это была намеренная демонстрация силы…»
– Давно пора было прихлопнуть этот городишко! Укрывали у себя врагов столько времени! Так-то! – усмехнулся кто-то за его спиной. Уильям подпрыгнул на месте от неожиданности и поспешно обернулся к визитеру, крепче сжав в руках увесистый том энциклопедии, словно собирался им обороняться. Но увидев визитера и узнав его, Уильям облегченно выдохнул и улыбнулся.
– Мистер Фулберт! Как поживаете? – учтиво спросил Уильям, подойдя к гостю, чтобы взять его поклажу. Бывший солдат АПЭП Аруд Фулберт перестал служить из-за травмы ноги и коротал время на родине за чтением книг о войне, хотя бы мысленно возвращаясь на фронт. Уильям был отчасти рад видеть Аруда, ведь последний был самым частым посетителем библиотеки и брал вдвое больше книг, чем все остальные визитеры.
Но привычно спокойное состояние Аруда определенно всколыхнули новости, которые тот услышал по радио. В ореховых глазах солдата заплясали недобрые искры, и Уильям не мог понять, смотрел ли Фулберт на него или сквозь него в погоне за своими нахлынувшими воспоминаниями.
– Вы пришли сдать книги или взять новые? – осторожно поинтересовался Уильям, глядя на задумчивое лицо Аруда.
– Взять новые, – немного погодя ответил Аруд, улыбнувшись. – Я откладывал на прошлой неделе пару книжек.
– Да-да, сейчас, – засуетился Уильям, отправившись к ближайшему шкафу.
Аруд тем временем оглянулся на дверь библиотеки, глядя словно сквозь нее на тент беженки, что расположился через дорогу.
– Столько лет идет война, а толку никакого, – хмуро заметил он, пока Уильям суетился у полок. – Все равно пробрались через границу. Захватывают территорию, как чума.