
На Другой стороне. Падение
– Зря подумал и, нет, не можешь, – сердито процедил сквозь зубы Раниеро, перебив Молана.
– Благодарю, Молан, они прекрасны, – улыбнувшись, поспешила сказать Люция.
– Ах, ну ради этой улыбки стоило рискнуть! – засмеялся Молан, с почтением откланявшись, прежде чем улететь из сада на крыльях.
– Прекрати, ты сожжешь его взглядом, – рассмеялась Люция, заметив, с каким яростным видом смотрел на лучника Раниеро, пока тот не скрылся из виду. – У тебя еще будет время на тренировке утром, – мягко напомнила Люция, и Раниеро нехотя согласился, продолжив путь к высокому дубу в центре сада.
– Он, видимо, думает, что его история про монстра-вожака, которого он якобы убил одной стрелой, еще может кого-то удивить, – с негодованием в голосе заявил Раниеро, и Люция снисходительно взяла брата под руку, прижавшись к нему плечом. Оттаяв, Раниеро перестал сердиться, хотя и продолжал недовольно поглядывать на букет в руках Люции.
Молан прославился на западе Басилеи, где его меткие стрелы сражали толпы темных тварей, и без устали славил себя сам, рассказывая историю о монстре-вожаке, которого смог убить одним метким выстрелом. Громадная темная тварь, обитавшая в Темных землях, постоянно терзала расположенный там пограничный Закатный форт эферья и ближайшие к нему поселки. Очевидцев поединка Молана с монстром-вожаком не нашлось, но темная тварь больше не появлялась. В итоге все в Сердце Басилеи знали историю сражения Молана и огромной темной твари в подробнейших деталях, поскольку Молан с удовольствием ее пересказывал, всякий раз с таким красноречием, словно бой происходил лишь вчера вечером. Да и о своих прочих многочисленных подвигах лучник не умалчивал, за что успел прослыть в королевском замке знатным болтуном.
– Зато до сих пор удивляют истории о том, как ты выжил на границе без опеки лекаря, – с улыбкой произнесла Люция. – Я так рада, что теперь ты не сможешь избавиться от помощи и целебных чар. Илар не даст тебе много геройствовать с риском для жизни.
Раниеро поджал губы и качнул головой. Выдающийся выпускник гильдии лекарей с русыми волосами и пронзительно голубыми глазами, которые, казалось, видели эна насквозь, Илар, прослужил в нескольких фортах Басилеи, но получил белый плащ не за целебные чары, что применял в бою, а за свои невероятно мощные эликсиры жизни и маны. Однажды его снадобья спасли целый гарнизон от опасных растений Мглы, что проросли в стенах одной из пограничных крепостей на северо-западе королевства, чуть не убив всех ее обитателей. Форт был очищен, а Илар был приглашен в столицу, где и стал гвардейцем. В боевых навыках Илара еще предстояло убедиться, поэтому Раниеро не мог разделить радость Люции, что она и заметила, осторожно толкнув Раниеро в бок.
– Геройствуй, только осторожно, – добавила Люция, и Раниеро начал улыбаться.
– Ну, меня утешает то, что хотя бы не мне одному потребуется лекарь, если уж говорить откровенно, – сказал Раниеро, дойдя до высокого дуба, у которого он и Люция остались отдохнуть, сев на выпирающие из земли могучие корни как на скамейку. – Не понимаю, зачем правители взяли в гвардейцы ассасина… От них одни беды и неприятности.
Люция снисходительно улыбнулась.
– Не все ассасины приносят беды и неприятности, зря ты так. Хонора уж точно лучшая в своем деле! – сказала Люция, и Раниеро в ответ хмыкнул.
– Без сомнений, – не скрывая иронии в голосе, сказал он. – Настолько лучшая, что за ее кинжалы вожди арья назначили сумму в пять тысяч спифов, лишь бы от нее кто-то избавился…
Во многом именно поэтому рыжеволосая и синеглазая Хонора стала королевским гвардейцем. Служа на границе и глубоко в тылу арья, она выведала не одну военную тайну. К тому же Хонора прославилась как хитрый убийца, спастись от которого было почти невозможно. Но несмотря на все свои таланты, вечно прятаться от врагов Хонора не могла, а риск быть рядом с ней мог стоить жизней простым солдатам эферья, поэтому правители приняли решение взять Хонору в королевскую стражу, где ее таланты пошли бы на пользу, а не во вред.
Присмотревшись ко вдруг задумавшемуся Раниеро, Люция сощурила глаза, загадочно улыбнувшись.
– Что у вас случилось на тренировке?.. Рассказывай! – потребовала она, встряхнув Раниеро за плечо.
Раниеро недовольно повернул голову в сторону и невольно вспомнил минувшее утро, когда Хонора застала его самого врасплох на тренировке после часовой нотации о том, как важно уметь сражаться с любым соперником, независимо от своего собственного класса и умения. Спустя немного времени Хонора ухитрилась сбить Раниеро с ног в прыжке, пользуясь невидимыми чарами, и придавила его собой к земле. «Кажется, нашему капитану тоже есть чему поучиться… – сказала тогда Хонора, нависнув над обескураженным Раниеро». Эти слова все еще преследовали его, равно как и ее игривый взгляд, словно все тренировки и наставления были для Хоноры не более чем забавой. Поймав себя на мысли, что скорее хотел сердиться, нежели сердился на самом деле, Раниеро, покашляв, прочистил горло.
– У нас разные взгляды на тактику боя, – коротко ответил Раниеро, решив не вдаваться в подробности.
Помолчав, Люция усмехнулась, и мягким тоном ответила:
– Что ж, думаю, когда дойдет до реального боя, взгляды станут одинаковыми. Главное, стараться смотреть в одну и ту же сторону, – важно добавила Люция, обняв подаренный Моланом букет цветов. Украдкой взглянув на Раниеро, вновь задумавшегося о чем-то серьезном, Люция легко угадала причину его хмурости.
– Не беспокойся понапрасну, – сказала она заботливым и уверенным голосом. – Они лучшие в своем деле, а ты лучший из лучших, раз стал их капитаном. Они последуют за тобой, если увидят это так же, как вижу я. Не прячь свой свет, и он затмит любой другой.
Поцеловав Раниеро в щеку, Люция встала с насиженного места и отправилась назад в замок, а Раниеро так и остался под дубом, коснувшись засиявшего узора на коже, и задумчиво глянул Люции вслед. Переведя взгляд на далекие звезды, он попытался справиться с поселившейся глубоко внутри тревогой не оправдать надежд Люции. Раниеро опасался этого даже больше, чем подвести правителей на своем новом посту, ведь Люция всегда верила в него и считала лучшим из лучших еще до назначения в гвардейцы. Но теперь он должен был доказать, что утверждение Люции правда, всей Басилее.
***
Спустя пару дней ситуация в Линтоне значительно ухудшилась, и средства массовой информации без устали устрашали население АПЭП с экранов телевизоров, в Интернете и по радио рассказывая о том, насколько плохи дела на юге и как они серьезно скажутся на жизни самого Альянса. Казалось, репортеры намеренно выискивали самые тяжелые кадры для своих репортажей, а ведущие передач только и делали, что пророчили падение всей мировой экономики. Жители альянсовой столицы поддавались нагнетаемой панике. Постепенно пустеющие улицы Линтона стали напоминать зону военных конфликтов по напряженности и торопливости бредущих по своим делам горожан. Осенние дожди участились, и в промозглой сырости, крепчающей от ветра, не находилось ни капли тепла и света солнца.
В такие дни особенно хотелось вырваться из города, забыть о проблемах и найти в этом мире тот уголок, где не будет ни проблем с миграцией, ни с социально-общественной жизнью. Такой уголок, где не будет ничего, кроме природы, улыбок и смеха. Амелия помнила те короткие дни, когда еще были живы родители, и они с Джеймсом гуляли на природе. Воспоминания казались ей столь невозможно идеальными, что сердце болело от тоски, стоило снова взглянуть в окно машины и увидеть, что мир давно перестал сочиться теми же яркими живыми красками, какие она хранила в своей памяти.
Неизменным, несмотря на время и преграды, осталось только одно – забота друг о друге. Встретив брата спустя несколько лет после разлуки, Амелия поняла, как по нему скучала, да и Джеймс уже не казался ей столь хмурым и задумчивым как в памятный вечер в кафе. Но это не значило, что проблемы исчезли. Напротив, их становилось больше, и Амелия поражалась тому, с какой самоотверженностью Джеймс следовал приказам своего начальства. Поскольку ожидалось, что безопасность горожан в Линтоне под угрозой и возможны диверсии, полицейских вызвали на службу несмотря на законные больничные, в добровольном порядке, по желанию, которого даже у недавно раненого офицера Брента, как считала его сестра, оказалось больше, чем здравого смысла.
Амелия согласилась довезти Джеймса до дома при условии, что потом он отправится к ней на работу, чтобы она могла его обследовать в лаборатории и дать лекарства. Никогда прежде Амелия не пользовалась служебным положением, но в этот раз случай обязывал взять пару медикаментов из пробных образцов лекарственных препаратов.
– Потом до конца своих дней буду жалеть, что ты дала мне ваше фирменное лекарство, – заявил Джеймс, сидя на пассажирском сидении в машине Амелии.
– Почему это вдруг? – спросила Амелия, скосив на Джеймса хмурый взгляд.
– Потому что ты будешь вспоминать этот день как день, когда идеальная Амелия поступила плохо! Я тебя слишком хорошо знаю, так что давай не будем ставить опыты на твоей совести, я действительно в порядке… – как можно убедительней сказал Джеймс, но Амелия лишь тяжело вздохнула.
– Тебя должны были выписать через три дня, – непререкаемым тоном ответила Амелия, сердито сжав руль. – Если бы кто-то не геройствовал, мне бы и не пришлось брать экспериментальные лекарства без спросу! Зачем надо было выписываться по собственному желанию? Ты еле ходишь! – возмутилась Амелия, чуть не проехав на красный свет.
– Затем, что я еще могу вести дорожный патруль. Сейчас не то время, когда можно валяться в койке и отдыхать, – невозмутимо ответил Джеймс, глядя на дорогу.
– Будто ты знаешь, что такое отдых, – парировала Амелия, – работа, еда, сон, работа, еда, сон, и так по кругу, не так ли? – пошутила она, взглянув на Джеймса с нескрываемой иронией.
– Будто у самой не так было, пока не вышла замуж, – сощурив взгляд, ответил Джеймс. – Хоть за что-то могу сказать Седрику спасибо! Иначе бы никогда из завалов книг не вылезла.
– Походи на свидания, уже разнообразие, – пожав плечами, сказала Амелия, не обращая внимания на недовольный вид Джеймса.
– У меня не тот круг общения, – ответил он.
– Это почему? Неужели у вас в участке нет никого, с кем бы хотелось познакомиться поближе? – удивилась Амелия.
– Когда я пытаюсь познакомиться поближе, от меня начинают убегать в переулки или пытаются отбиться холодным оружием, – иронично улыбнулся Джеймс.
– Я не про преступников говорю! – возмутилась Амелия. – Заведи себе семью!
– Пока не видел распродажи. Как только, так сразу, – отшутился Джеймс. – А если серьезно, то я не хочу намеренно кого-то искать… Кого-то особенного методом проб и ошибок не найти, так этого человека можно только потерять. Я хочу одну спутницу жизни, а не воспоминания о множестве.
– Ну, давай тогда я буду искать тебе жену методом проб и ошибок, – не скрывая смеха в голосе, предложила Амелия. – Какие-нибудь пожелания?
– М-м-м… Пускай она будет рыжая… Синие глаза… – задумавшись, ответил Джеймс. – И с медицинским образованием.
– Джеймс! – возмутилась Амелия.
– Что? – бросив беглый взгляд на Амелию, ответил он. – Сама предложила!
– Надо планировать семейную жизнь, а не оказание экстренной медицинской помощи на дому! – воскликнула сердито Амелия.
– Одно другому не мешает! – невозмутимо заявил Джеймс, еле сдерживая улыбку.
Амелия бы еще долго с ним спорила, если бы не возникшая перед ними проезжая часть к лаборатории «Инноген». Само здание возвышалось над остальными подобно стеклянной скале с названием фонда над парадным входом, за которым скрывался целый комплекс лабораторий вместе с производственными цехами.
Припарковавшись на своем привычном месте, Амелия вместе с Джеймсом отправилась к дверям главного здания. Внутри оказалось намного светлее и уютнее, чем показалось Джеймсу снаружи. В вестибюле их поприветствовал охранник, и Амелия подошла к стойке ресепшена, чтобы выписать для Джеймса пропуск, как вдруг ее окликнул чей-то голос:
– Амелия, здравствуй! Я думала, сегодня тебя тоже не увижу! Как дела? – спросила подоспевшая к ним девушка в белом халате.
– Элизабет! – воскликнула радостно Амелия. – Все хорошо, а у тебя как дела? – поинтересовалась она, отдав Джеймсу гостевой пропуск.
– Провожу повторные тесты новых ядовитых образцов! – с энтузиазмом ответила Элизабет и, словно опомнившись, неловко взглянула на Джеймса, которого ей поспешила представить Амелия.
– Элизабет, познакомься, – важно произнесла Амелия. – Это Джеймс, мой старший брат.
– Сержант Брент, – уточнил с улыбкой Джеймс, слегка поклонившись Элизабет.
– Элизабет Саммерс. Амелия столько про вас рассказывала! – произнесла Элизабет, заметив, что ее зовут к стойке ресепшена.
– Надеюсь, хорошее, – с усмешкой произнес Джеймс.
Элизабет скромно улыбнулась, потупив взгляд.
– Простите, я сейчас…
Когда Элизабет отошла к стойке, Джеймс переглянулся с Амелией, одним довольным выражением лица напомнив ей о разговоре в машине. Словно только сейчас заметив ярко рыжий цвет волос Саммерс и ее синие как сапфиры глаза, Амелия поняла, о чем думал Джеймс, и ворчливо насупилась.
– Даже не вздумай!.. – шепнула сердито Амелия, пока Джеймс засматривался на Элизабет, беседующую с другими сотрудниками лаборатории. Удивленно взглянув на Амелию, Джеймс первым направился вслед за ней к лифту. Все желающие отправиться на верхние этажи зашли в кабину. Элизабет оказалась в компании коллег, их отделили сотрудники ремонтной службы, и Джеймс воспользовался моментом, чтобы обратиться к сестре:
– Почему? – возмутился полушепотом Джеймс, недоверчиво прищурившись.
– Слишком… Слишком рыжая! – тем же тоном ответила Амелия к удивлению Джеймса, когда створки лифта закрылись. Скосив взгляд на рыжую копну волос, Джеймс нечаянно поймал на себе взгляд Элизабет и смущенно улыбнулся, всерьез задумавшись о том, что слишком рыжих не бывает.
Чем выше поднимался лифт, тем просторнее становилось в кабине. Сотрудники в белых халатах отправлялись в свои отделения, и вскоре кабина почти опустела. Лифт остановился на пятом этаже, створки со звоном открылись, и Элизабет вышла следом за ремонтниками, напоследок обернувшись.
– Я очень рада с вами познакомиться, – улыбнулась она Джеймсу. – Мисс Грир скоро приезжает с новым поставщиком для осмотра лаборатории, – обратилась она уже к Амелии, – не опаздывай! Без тебя мы как без головы!
– Постараюсь, если не будет новых непредвиденных обстоятельств, – сказала Амелия, слабо улыбнувшись.
– Это она про меня, – уточнил Джеймс, пожав плечами и прислонившись спиной к стенке лифта. – Поэтому я перебираюсь в ее офис!
Элизабет усмехнулась и направилась в коридор, а лифт закрылся и поехал еще выше на последний седьмой этаж.
– Искать не хочешь, поэтому кидаешься на первую встречную с подходящими параметрами? – саркастичным голосом поинтересовалась Амелия, первой переступая порог лифта на седьмом этаже.
– А вдруг судьба? – непринужденно улыбаясь, ответил Джеймс, но стоило ему выйти следом за Амелией, как улыбка сошла с лица, и он невольно сбавил шаг, с удивлением обнаружив себя в необычно продвинутом для, казалось бы, простой медицинской лаборатории, помещении. В отличие от мельком увиденных лабораторий на нижних этажах здания, открывшаяся глазам Джеймса лаборатория под непосредственным руководством Амелии выглядела нереалистичной, словно из будущего: в подсвеченных неоновыми лампами жидкостях происходили непонятные Джеймсу химические процессы, а погруженные в свою работу лаборанты бдительно следили за показаниями громоздких приборов и вычислениями нескольких мощных компьютеров.
Пройдя в свой кабинет, Амелия указала Джеймсу на свое рабочее кресло и принялась возиться с препаратами и приборами на стоящем в тени столе.
– И что же вы такого тут делаете, если не секрет? – устроившись за письменным столом Амелии, с хмурым видом спросил Джеймс, недоверчиво осматриваясь по сторонам.
– Секрет, но не от тебя, – улыбнулась Амелия. – Я разрабатываю средство, которое позволит заживлять любые повреждения тканей с предварительной очисткой от заражения, – попыталась объяснить она понятным языком. – Хочу доработать формулу, чтобы средство помогало избавляться не только от микробов, но и от попавших в тело инородных частиц.
– Как пуля или осколки? – уточнил Джеймс, сощурив глаза.
– Именно! Потенциально это возможно уже сейчас, но я еще работаю над составом для ускорения процесса… Сними куртку и закати рукав. Надо взять кровь для обследования, прежде чем я дам тебе препарат, – сказала Амелия, подготовив всю аппаратуру для осмотра Джеймса.
– Радость-то какая для военных, – пробурчал себе под нос Джеймс, снимая куртку. – Ранили на границе, съел таблетку, исцелился, пошел убивать дальше. Тебе не кажется, что это плохая идея? – уточнил он, закатив рукав рубашки.
Амелия осторожно взяла кровь из вены и перешла к другому столу, где отправила образец на анализ в специальную машину.
– Идея станет плохой, если использовать ее в дурных целях. Но я верю в лучшее, – ответила Амелия, следя за показаниями прибора. – Если разработка окажется успешной, то ее можно будет разослать по всему свету для больных детей и стариков… Для калек, которым так и не сделали операции, или страдающим от самых тяжких заболеваний. Я нашла с мисс Грир общий язык, лекарство будет бесплатным… Представь только будущее, где не будет никаких болезней и больше не будет возможности войной решать проблемы мира.
– Ты слишком хорошего мнения о людях, – тихо усмехнулся Джеймс. – Не все разделят твое видение будущего.
– А ты его разделяешь? – спросила Амелия, проверив результаты анализа крови, прежде чем вколоть лекарственный препарат Джеймсу.
– Как и всегда, Лучик, – задумавшись и улыбнувшись, ответил Джеймс. Амелия тоже улыбнулась и осторожно ввела препарат шприцом, тут же зажав место укола ваткой.
– Значит, нас двое. Есть повод надеяться на то, что станет больше, – произнесла Амелия с умным видом. – Я ввела средство для ускорения заживления поврежденных тканей, а сейчас поищу партию для поддержания иммунной системы, чтобы ты мог работать без вреда для здоровья, – добавила она и вышла из кабинета, чтобы взять дополнительные лекарства из хранилища в лаборатории.
Взглянув на компьютер Амелии, Джеймс попытался представить мир, который хотела создать его сестра, но воображения оказалось недостаточно, чтобы увидеть картину целиком. Он не сомневался, что когда-нибудь все вокруг действительно поменяется до неузнаваемости, и мог лишь надеяться, что поменяется так, как хотела Амелия. Вопреки своему любопытству не собираясь копаться в открытых файлах сестры, пока ее не было видно, Джеймс прочел на экране компьютера всего одно слово: «Итеро».
***
Ничто не нарушало покой южного леса, лишь редкое пение птиц и легкий шелест листвы прерывали величественную тишину природы. Но Омид знал, что угроза близко и таится среди лесного массива. Он чувствовал опасность и пытался подготовиться к бою, чтобы не дать застать себя врасплох. Вдруг услышав, как ему показалось, шорох позади себя, Омид приподнял руки с кинжалами, вставая в стойку, и в следующее мгновение ловко извернувшись уклонился от дерзкой атаки со спины.
Мастер-ассасин сражался с ним на равных, поэтому Омид вынужден был выкладываться из последних сил, чтобы избегать или сносить удары наставника. Но с течением времени свои собственные удары Омид проводил с надрывом, как в последний раз. Он не жалел сил, стараясь кинжалами разоружить соперника и сделать решающий выпад, но чем больше он старался, тем слабее становились его атаки. Юному ассасину не хватало сноровки и выносливости, а гнев в карих глазах затмевал простую истину: он измотал себя за целое утро тренировок и больше не мог вести сражение на равных, как хотел. Бой пришлось остановить, когда в ходе очередного выпада мастера-ассасина на темной коже мальчика появился яркий порез, рассекший плечо, и свет полился из раны оскалившегося от боли Омида. Наставник, обучающий Омида с самых юных лет умениям их класса, не ожидал, что ученик не увернется от столь заметного нападения, и виновато склонил голову, но не перед самим Омидом, а перед подошедшей к ним темнокожей эна в ярко-алом платье.
– Госпожа Тэру, – вежливо поприветствовал ее мастер-ассасин.
Кивнув в знак приветствия мастеру-ассасину, Тэру осмотрела мальчика внимательным взглядом карих глаз и бережно взяла его за раненное плечо, залечив порез целебной магией.
– Отец бы гордился твоими успехами. Не изматывай себя понапрасну, – коротко улыбнулась Тэру, заметив, что Омид сильно опечален.
– Как скажешь, мама, – тихо согласился Омид, учтиво поклонившись своему наставнику, прежде чем отправиться вслед за Тэру к воротам в город. Перелетев ограждение на своих белых крыльях, Омид и Тэру оказались в великом городе Эмоюнге. Величие и соответствующий титул Эмоюнгу принесли и древняя история, и огромная территория, которую с незапамятных времен занимал густонаселенный город. Легкие деревянные мосты, украшенные цветами и лентами, связывали между собой парящие над барьером пласты земли и разные ярусы Эмоюнга, обустроенные среди стволов и раскидистых веток деревьев. Дома пестрели цветным убранством как у подножия южного леса, так и среди пышных крон, ставших основанием для просторных жилищ арья. Расположенные у подножия леса шатры и палатки приманивали взгляд цветными узорами тканей и окрашенной резьбой по дереву, а над приземистыми домами возвышались целые башни, часть из которых тянулась к деревьям и опиралась на них с помощью свай и перекладин.
Но, несмотря на яркий вид и убранство Эмоюнга, арья не чувствовали праздника жизни, которую так любили и ценили за дары Света. Все больше сердец сковывала тревога, а глаза боялись окружающего арья мира, стоило им взглянуть за пределы укреплений, окруживших великий город со всех сторон. Они давно сражались с Живой Ночью в диких джунглях и пустынях, но никогда прежде Мгла не распространялась так быстро. Темные твари уничтожали все живое, обращая в бегство даже самых опасных хищников леса. Словно по чьему-то велению Явления Мглы стали разрастаться подобно туману и захватывать целые деревни. Мгла наступала со всех сторон, вытесняя арья с родных земель. Солдаты старались защитить свой край от Живой Ночи и всех ее проявлений, но все чаще они пропадали в лесных дебрях и песках, пополняя обращенными Мглой эна беспощадную армию темных тварей.
Омид и Тэру пытались поддержать в соплеменниках веру в Свет, едва ли веря в собственные речи о том, что Мглу удастся одолеть, особенно когда в Эмоюнг стали прибывать беглецы, ищущие приют подальше от ужасов Живой Ночи. Арья вынужденно отступали на север, не имея ни сил, ни возможностей отразить натиск темных тварей. С одной стороны виной тому была разрозненность их народа. Вожди арья не собирались объединяться для войны с монстрами, забыв пример вождя Издубара, однажды собравшего их всех в одну единую армию. Немало сил уходило и на конфликт с северными соседями, эферья, что проживали через великую пропасть в краю, в котором Мгла еще не властвовала над небом и землей. Жрецы и шаманы арья твердили, что война с эферья угодна их теням, и потому многие солдаты мечтали о великой чести отдать свой последний свет в битве с эферья, считая, что тем самым сражаются на войне более значимой, чем война с Мглой.
Но почему эта война была предпочтительней той, что лишала их дома, Омид не понимал. Идя по улицам родного города, он видел раненных темными тварями, которых пытались излечить лекари, видел бежавших из своих городов и поселений эна, нуждающихся подобно беднякам во всем, что им пришлось оставить позади ради спасения своих жизней. Их было так много, что приютить всех беглецов даже в таком большом городе как Эмоюнг оказалось невозможно. Испуганные арья напрочь отказывались выходить за охраняемый частокол, чтобы обустроить лагерь рядом с городом. Видя испуганные лица детей, Омид невольно представлял себя на их месте и все больше злился на свое бессилие облегчить их жизнь и избавить от ночных кошмаров, словно преследующих их и наяву.
Но и со своими кошмарами Омид не справлялся. Вопросы их мира и мира теней терзали Омида по ночам, и никакие наставления старших не могли успокоить его тянущийся к правде ум. От того его кинжалы не попадали в цель на ежедневных занятиях с наставником, и потому Тэру переживала за сына, видя его терзания за маской отрешенности. Омид никогда не подавал виду среди других эна, если чувствовал себя плохо. Ни боль, ни страх не отражались на юном лице, словно его невозможно было чем-то вывести из себя. Все, что тревожило Омида, он пытался спрятать глубоко внутри, там, где только внимательные глаза матери могли найти опасное томление. Он был очень похож на своего отца, Абаура, и потому вдвойне дорог заботливой Тэру. Ее сердце тревожилось за мужа, ушедшего к северной границе, и разрывалось на части при виде обеспокоенного Омида.