Тьма в хрустальной туфельке

Девушка пробиралась сквозь толпу, спеша в укрытие, только и успевая убирать юбки из-под копыт. Баранья нога в корзине была тяжёлой. Элеонора пригнулась, чтобы не попасть под брезент, который торговец товарами развернул и набросил над прилавком.

Впереди вырисовывался силуэт особняка Гранборо – там, где Мэрилибон переходила в Мэйфер. Тяжёлые тучи собирались прямо над домом, словно родились внутри него и теперь вытекали из дымоходов, как чернила из бутылки. Окна чердака были похожи на глаза, полные слёз.

Элеонора подумала, что, может, не стоит и возвращаться. Она могла бы продать содержимое своей корзины любому, кто возьмёт, забрать деньги и скрыться в толпе. Что её ждало в Гранборо, что ей было там небезразлично? Разве что воспоминания – и, конечно же, Ифе. Теперь, когда Леи не было, а Дейзи была прикована к кухне, мистер Пембрук займётся Ифе, если Элеонора уйдёт. Этого девушка не могла допустить.

«И кроме того, – подумала она, проходя мимо подметальщика, всё ещё чувствуя ноющую боль в висках, – куда идти?» Если в Лондоне и было место, безопасное для молодых девушек, она не знала, где это. Истории ходили разные. Благочестивые деревенские девушки находили объявления о чистом, ухоженном и абсолютно приличном пансионе, а оказывались в борделе, откуда им уже не позволяли уйти. Чтобы найти безопасное место для жизни, недостаточно было просто постучаться в чистую блестящую дверь и вежливо попросить. И даже если она бы всё-таки нашла такое место, кто бы впустил её без рекомендаций и без денег для съёма жилья?

Капли дождя коснулись щеки Элеоноры, посеревшей от копоти и печного дыма. Вскоре дождь уже хлестал по брусчатке, грохотал по крышам, точно множество сыпавшихся монет, и улицу охватил шум, когда толпа людей поспешила спрятаться от ливня. Торговец клубничным мороженым бросился к своему аппарату, прикрывая животом товар. Цветочницы с визгом бросились в укрытие, держа подносы над головами. Волынщик спрятал инструмент под куртку и побежал к ближайшей церкви, забрызгав ноги гостей свадьбы, собравшихся у крытого входа на кладбище. Единственный, кто выглядел абсолютно счастливым, был коричневый пёс мясника, катавшийся под дождём.

Конечно же, теперь Элеонора могла полагаться на свои желания.

Но должна ли? Она потеряет душу, если загадает их все. Кроме того, многое в этой сделке казалось неправильным. Улыбка черноглазой женщины была безмятежной, а голос казался странно знакомым, но эти глаза… Элеонора вздрогнула.

И теперь Лиззи была мертва. Элеонора загадала желание, и Лиззи умерла.

Девушка убеждала себя, что это было просто совпадением. Её первое желание было таким прелестным – чудесные туфельки, появившиеся как раз на восходе солнца, словно подарок из сказки. Её второе желание – если оно действительно сбылось – было совсем не похоже на первое. Возможно, черноглазая женщина замыслила что-то иное, а Лиззи погибла прежде, чем незнакомка успела это осуществить?

Элеонора чувствовала, как сникает. Даже в её собственной голове это звучало как жалкое оправдание.

Она направилась обратно в особняк Гранборо. Вода заливалась за ворот платья, несмотря на шляпку. Улица приобрела цвета взбитой грязи и птичьего помёта. Дождь хлестал между булыжниками брусчатки, и каждая капля была грязной, как монета, которая прошла через слишком много рук. Мутной воды было так много, что подметальщики как будто пытались смести прочь целую реку. Элеонора поспешила по тротуару и накинула на голову шаль. Мимо промчался кэб, и она, бросившись прочь, натолкнулась на старуху, стоявшую у тележки с горячим картофелем. Старуха выругалась, но Элеоноры уже и след простыл. Её окликнул какой-то уличный торговец, предлагая кружку с кофе. Мокрый нищий потянулся к ней, и в единственном его глазе застыла мольба. Мужчина с подносом «Оздоровительные тоники», висевшим у него на шее, попытался схватить девушку за руку. На площади стоял жалкий шарманщик – дрожащая обезьянка свернулась клубочком в воротнике его куртки. С каждым поворотом рычага шарманки над улицей раздавался вой.