Хроники Севера
И природа, желая скрыть появление своих детей, запела грустную мелодию метели, осаждавшей замок. И никто на всем белом свете не мог узнать, что Ветра пришли проститься с человеком.
Пурга рвалась в ставни притихшего дворца, но не могла нарушить уединения Бурана, скрывшегося от любопытных глаз в темноте своих покоев. Он сидел на краю кровати и в руках у него был его верный меч, очищенный от крови и сверкавший в случайных лучах света, пробивавшегося в обволакивающую черноту осязаемого воздуха. Он задумчиво всматривался в драгоценные камни оружия, делавшие его таким прекрасным.
Внезапно дверь в комнату молодого царя отворилась, и вошла Гесна, впустив с собою синюю полоску лунного сияния. Буран поднялся на ноги и всмотрелся в ее заплаканное лицо, горевшее бледной ненавистью.
Девушка взглянула на меч, оставшийся на кровати.
– Вспоминаешь триумф? – резко спросила она и сжала губы, соленые от слез.
– Тебя сюда не звали, – отвернувшись от Гесны, холодно ответил Буран.
– Этот клинок – твой верный спутник, отныне он всегда будет с тобой, – продолжала царевна, не сводя взгляда с брата, казавшегося тенью – частью необъятной темноты.
– Отныне он всегда будет со мной, – усмехнувшись, Буран шепотом повторил слова сестры, по-змеиному растягивая слова. Он был бледен, в темноте мужчина казался чуждым свету и будто бы больным. Глаза его сверкали в огненной лихорадке.
– Отныне он всегда будет со мной. Отныне он будет напоминать мне о том дне, когда брат поднял руку на брата, – процедил царь раздраженно и повернул голову, посмотрев, наконец, на гостью. Его трясло в холоде застоявшегося воздуха. – Он будет вечным голосом в моей голове, шепчущем о том дне, когда я лишился части своей души, превратившись в чудовище. Он будет символом того дня, когда умер мой брат.
Царь замолчал, склонив голову, нервно вздрагивая в ознобе.
– Ты убил его! – воскликнула Гесна, – Ты, ты, ты! Зачем? Неужели ты не мог лишь немного ранить его, чтобы он не смог продолжить бой? Я никогда не поверю, что ты сделал это не нарочно!
– Если бы Солнце жил, он бы попытался снова…
– Не произноси его имени, – Гесна перебила брата.
– Ты знаешь, что я прав, – голос Бурана отвердел, налился тяжестью звенящей стали.
– Ты убил его, потому что боялся лишиться трона. Потому что Солнце любили, а тебя – нет, – девушка покачала головой, а затем тихо добавила после короткой паузы: – Власть всегда подчиняет властителей.
Буран молча смотрел на сестру, во взгляде его читался вызов загнанного в ловушку зверя.
– Ты не лучше меня, – вдруг сказал он, – Твоя слепая любовь убила его. Твоя вера в его непогрешимость усыпила бдительность и рассудок, которыми так славится царевна Гесна.
Девушка не смогла ответить Бурану. Она застыла, перестав дышать. Слезы хлынули из ее глаз, ручьями растекаясь по бледным щекам.
– Я ненавижу тебя! – крикнула она и кинулась к брату. Она крепко прижалась к нему и, уткнув измученное лицо в его грудь, горько рыдала, всхлипывая.
– Ненавижу, ненавижу… – повторяла Гесна шепотом.
Буран обнял сестру, вспоминая, как обнимал ее и младшего брата, когда пропала мать. В его руках дрожало что-то теплое и хрупкое, что он должен был охранять и защищать еще с тех самых пор.
– Он был их послом… – вдруг произнесла Гесна.
– Что? – царь отстранил ее, взяв за плечи.
– Солнце был послом Юга, – повторила девушка, утирая слезы.
– Откуда ты знаешь? Разве это возможно? Он представитель Севера.
– Он сам сказал мне… Еще в первый день своего прибытия. Я не придала этому значения.
Выражение лица Бурана резко поменялось. Он отошел от сестры, вгляделся в темноту, замерев на мгновение. Затем сорвался с места и быстрым шагом вышел из комнаты.
Гесна стояла посреди чужой комнаты в недоумении, а, опомнившись, кинулась вслед за братом.
Царь уже шел по коридору, освещенному пламенным светом факелов, сопровождаемый командиром армии. Девушка догнала мужчин и могла слышать их разговор.
– Мы готовимся к войне, – произнес Буран, – Соберите солдат. Зовите лучших магов – мы поставим стену. Сейчас же.
– Стену? – переспросил Ноктис. – Нужно предупредить население…
Капитан кивнул, прощаясь с царем. Гесна сравнялась с братом, который не повернул к ней головы.
– Мы не можем поставить стену, – сказала царевна, – В это время года рыба идет на нерест, и половина населения за пределами города. Мы просто оставим их на произвол судьбы…
– Я убил посла. Это прекрасный повод для Юга напасть на нас.
– Но там люди!
– Приходится чем-то жертвовать, – отозвался царь и ускорил шаг, оторвавшись от собеседницы.
Гесна осталась одна. Буран вышел на улицу, в ночь, освещенную тревожными огнями солдатских костров, разожженных у самого дворца. Здесь же стояли палатки, слышался гам мужских голосов и скрип снега под множеством военных сапог.
К царю подбежал офицер и, отдав честь, доложил о прибытии магов.
– Так быстро? – удивился Буран. – Ноктис знает свое дело.
Ночь дышала чистотой несвершившегося, леденила разум пустыми объятиями. Но пустота эта не была полой, в ней гуляла свобода свежего духа и сухость морозного воздуха. Ночь была спокойна и безвозмездна, являясь подарком чуткой природы. Она открывала правду, снимая купол непроницаемой голубизны небес. Тьма сверкала миллиардами волшебных звезд, осмелившихся выйти и посмотреть на мир, что лежал внизу. И человек, поднимая голову, видел бриллианты мироздания, а они, отражаясь в его глазах, становились частью человека, делая его прекраснее.
И эту ночь разрывали сгустившееся пламя и редкие выкрики, тяжелый шелест орудий, перетаскиваемых солдатами по истоптанному снегу. Буран и трое лучших магов стояли неподвижно, вглядываясь в пустынную равнину, занесенную вечной белизной. Вызванные волшебники шептали что-то себе под нос, их губы двигались синхронно, словно это был один человек. Царь не слушал их, творящих заклинания, он был погружен в себя. Его занимала мысль о грядущей войне, которая непременно должна была разразиться. Так стояли они долго, а вокруг суетились люди, неся котлы с дымящейся кашей, перетаскивая тяжелые бревна и звеня штыками. Начищенные пряжки солдатских поясов играли бликами дрожащего пламени.
Маги начали водить руками, и воздух пересекли серебряные паутинки основы магической стены. Они острой леской разрезали пространство, кнутами оставляя на нем след. А фундамент поднимался все выше и выше, к границе вселенной, все шире он расползался. Один из волшебников повернулся к царю и сказал: «Будьте готовы». Буран кивнул и устремил свой взгляд на призрачные нити, появлявшиеся из чистой энергии.
Заревел ветер, посланник сопротивления непокорной природы, не принимавшей созданное человеком. И когда-нибудь падут цепи искусственной магии, не способной сосуществовать с естеством.
Буран почувствовал, как по его жилам растекается горячая сила Севера. Она золотым эликсиром осветила набухшие вены царя, причиняя ему невыносимую боль, выжигая его изнутри. Мужчина рухнул на колени, сжав зубы и часто дыша носом, опустил пылающие руки в холод безмолвного снега. Мерзлая земля вобрала в себя всю ту энергию, что пыталась вырваться из тела молодого монарха, втянув ее до последней капли. Буран зачерпнул в ладони колючий белый песок северной пустыни, поднялся с колен, качаясь, и за его руками, от самых недр планеты, потянулись вихрем кружащиеся снежинки. Царь встряхнул покрывало пушистых хлопьев, парящих в столбе напорного воздуха, будто хрусталем отделенного от окружающего пространства, и перед ним выросла стена бушующей вьюги. Стена протянулась на многие километры вперед, служа мощным препятствием незваным гостям, и выросла вверх стремительным обелиском. Внутри нее ревела метель, но снаружи никто не мог почувствовать даже легкое дуновение ветерка. Это было волшебство.
Измученный, Буран направился в замок, не оглянувшись на магов, все еще шепчущих что-то.
– Ваше Величество! – вдруг крикнул один из них. Царь остановился и повернулся вполоборота, прислушиваясь к словам чародея.
– Помните, что на вас строится все заклинание! – это был самый молодой из колдунов. – Берегите себя!
Буран нетерпеливо кивнул и пошел во дворец. Войдя в свои покои, он упал на кровать, обессиленный, и тот час же уснул.
На следующий день Гесна проснулась поздно, с трудом разлепив сухие глаза. Она чувствовала себя разбитой, словно проспала тысячу лет или совсем не спала. В комнате было тихо. Девушка выглянула в окно и увидела разбитый у дворца лагерь, снующих солдат, будто бы игрушечных. А на той стороне, совсем далекой, за стеной толпилась масса людей, возвращавшихся домой. Но они не могли попасть в город, отгороженный сильной магией. Люди кричали, размахивали руками, а солдаты будто бы не замечали их, занимаясь своими делами. Еще дальше поднималась буря, жестокая, беспощадная, и бурей той была армия. Она неслась на бешеных конях, терзаемых шпорами всадников. Она приближалась с немыслимой скоростью, подстегиваемая еще сохранившимся в ее памяти теплом дома – далекого Юга. Приближалась Великая Армия султана, не знающая жалости, а на ее пути стояли обычные люди, напуганные и безоружные.
Царевна выбежала на улицу, и холод Севера больно кольнул ее горло, раздирая его изнутри. Страх обуял ее сознание, страх за свой народ, за себя и братьев, страх за весь мир, потому что для каждого человека мир – это он сам. Девушка неслась по снегу, оставляя на нем отчетливые спешащие следы: такие следы оставляют люди, решительно идущие к цели. Солдаты вокруг суетились, перетаскивая оружие и подготавливая коней, трясущимися руками они застегивали пояса и приводили себя в порядок, ожидая проверки командиром, который вот-вот прикажет идти в бой. Однако стена крепко стояла, и капитан пока не заставлял солдат обнажить мечи, а только зорко следил за приготовлениями.
– Что происходит? – спросила она у первого солдата, встретившегося на пути. – Вы не видите там людей? Почему вы не отправляете никого им на помощь?
– Приказа не было, – пожал плечами солдат, – Я бы и рад помочь, да только мы как куклы: куда скажут, туда и идем. А то, что люди за стеной, – это и из царских покоев видно.
К царевне и ее собеседнику вдруг подбежал офицер и, размахивая длинными неуклюжими руками, начал отчитывать подопечного:
– Что с мундиром? Где твой конь? Ты вообще знаешь, с кем говоришь? – тут он повернулся к Гесне и виновато улыбнулся ей, поклонившись, а через мгновение снова обратился к солдату: – Это же царевна Гесна, идиот. Я тебе плетью под кожу учтивость загоню, малолетний болван! Кто вообще тебе разрешил на нее хотя бы смотреть? Быстро взял оружие!
Пока офицер продолжал жестикулировать и кричать, девушка подошла к стене, такой тихой и величавой в своей опасности. Она смотрела на мягко падающие пушистые хлопья снега, застывшие в своем полете, и не могла оторвать взгляд… А потом ее глаза поймали другое движение, нетерпеливое, отличающееся от монотонного танца снежинок. Гесна снова увидела тех людей, и среди них были дети, в первый раз отправившиеся на рыбалку. Все они смотрели на царевну, ожидая от нее помощи… Казалось, где-то вдалеке шумит какой-то офицер, и ни единое его слово не имеет смысла… за спиной ходят незнакомцы в знакомой форме и переговариваются между собой никому ненужными фразами… в стороне стоит чей-то замок, который скоро рассыплется и канет в вечность…
В момент, когда исчезает возможность, сознание человека цепляется за любой выход, даже тот, который выходом не является. В момент, когда человек чувствует, как жизнь потихоньку уходит вместе с дыханием, все вокруг кажется неважным, потому что важно только то, как можно изменить настоящее. В момент, когда время бежит с бессмысленной скоростью, почему-то оно останавливается. Это и есть надежда.
– Не нужно, царевна, не смотрите. Они обречены, – сказал усатый офицер, закончивший отчитывать солдата и присоединившийся к Гесне. Девушка повернула к нему голову. Лицо мужчины, как и его длинные руки, были красными, словно обваренными в кипятке.
– Посмотрите в их глаза. Они далеко, но можно увидеть… Упование на судьбу, на меня, даже и на вас. Разве они обречены? У них есть надежда, – ответила девушка задумчиво.
– Надежда, государыня, не способна унять разгорячившихся коней и вложить в ножны вражеские мечи. Они все погибнут, и вам лучше не смотреть на это.
Гесна помолчала немного. Она раздумывала, вглядываясь в даль снежной стены, стеклом разрезающей воздух, чертящей в нем границу.
– Кто разрешал вам со мной говорить? – вдруг просила она офицера, нахмурившись. – Покиньте меня, будьте любезны.
Мужчина помедлил, но, смущенный, отошел от царевны. Девушка снова посмотрела за стену. Всадники Юга двигались быстро, но они были еще далеко от нее. Гесна протянула руку вперед, проникая в самую суть сотворенной магии. Стена поддалась еле-еле, причиняя царевне невыносимую боль. Девушка отдернула ладонь, часто дыша, пытаясь унять разбушевавшееся сердце. Она посмотрела на тех, кто стоял за стеной. Они кричали и размахивали руками, то и дело нервно оглядываясь на приближающихся всадников. В глазах рыбаков читался ужас, перемешанный с тревогой за детей, бледные лица которых искривились в сухом плаче.
Гесна знала, что она единственная, кого волнует судьба тех людей. Они должны были вернуться домой, к своим семьям, и пожить еще хотя бы чуть-чуть, прежде чем погибнуть от южного меча. Сердце девушки разрывалось, и она вспомнила боль утраты, которая была сильнее любой физической боли. Кто бы хотел оказаться на ее месте? Жен, детей невинных рыбаков за стеной ждет чувство пустоты и вечной тревоги, панихида по первым павшим станет похоронами их мира. Жизнь стоит борьбы за него.
– Я, царевна Великого Севера, дочь, рожденная в союзе человека и природы, – заговорила девушка тихо, а затем все громче и громче, – взываю к тебе, о сила моего края! Расступись передо мной, ибо имя мое – Гесна, и я твой повелитель!
Царевна вновь выкинула руку вперед, и лицо ее исказилось: боль заволокла упрямый взор и челюсти сжались, разрывая скулу. Все тело Гесны словно пронизал ток, идущий из глубины самой земли, из недр белоснежного Севера. Она пошла вперед, вокруг завывал ветер, заметая глубокие следы. Царевна сделала шаг, два, и они казались ей бесконечно долгими, словно переступающими целые эпохи. Холод и метель кидали странницу из стороны в сторону, ломая ее тело, как иссохшую ветвь последнего дерева, оставшегося в этом безжизненном крае. Тысячи иголок пронизали раскрасневшуюся кожу, отвердевшую от бесконечных ударов ветра. Ноги не слушались Гесну, но она продолжала идти вперед, зажмурившись. Из горла ее вырвался душераздирающий крик, но он же и помог ей не сдаться. Рука девушки онемела, но также висела в воздухе, и по жилам ее растекалась боль. Сердце остановилось. Ледяной вихрь обнял человеческое тело, унося его в глубь бесконечной стены, взбесившиеся хлопья снега хлестали царевну по лицу. Ее зеленый плащ развевался в метели, волосы растрепались.
С трудом Гесна подняла голову, широко раскрыв глаза, которые тут же заволоклись тонкой коркой узорчатого льда. Сквозь него она видела тьму расплывчатых воинов, несшихся на своих конях со скоростью ветра, и топот лошадиных копыт разрывал истеричный вой мощной пурги. Они были все ближе и ближе, оставляя черные следы в колком снеге. Южные воины кричали что-то на своем языке, и их грозные взгляды, устремленные вперед, пронизывали тугую ткань пространства.
Но стена расступалась, разделяясь на две половины, сжимаясь позади. До границы ее с остальным миром оставалось совсем немного, но это расстояние казалось девушке бесконечным. Ее губы синели, а пальцы чернели, превращаясь в бессмысленные отростки. Шаг, провалившийся в снег… Приближающийся стук копыт… Блеск недалеких сабель… Боль в обмороженных конечностях… Шаг… Близкое ржание вороного коня… Огненный блеск южных глаз… Белый пар изо рта… Шаг… Наконец, Гесна добралась до людей, они толпились и бездумно толкали друг друга, стараясь ухватиться за царевну. Потом кто-то из них крикнул что-то приказным тоном, и мужчины начали проталкивать вперед детей, а затем торопливо взяли друг друга за руки, образуя цепочку. Вьюга пыталась разлучить их, раскидывая, как кукол. В ушах звенела ее песня, безумная, остервенелая… Царевна остановилась на секунду, еще раз всмотрелась в смуглые лица всадников, и один из них сосредоточил свой взгляд на ней… Она вздрогнула и опустила голову. Чья-то рука пихнула девушку в спину. Гесна очнулась и пошла вперед. Сзади нервно семенили шаги спешащих людей, все чаще оглядывавшихся на чужеродное войско.
Путь назад всегда самый трудный. Достигнув цели, уже не видишь смысла бороться… Холод заволакивал человеческие глаза, на ресницах оседали колючие ледышки. Кто-то кричал, или кричали все. Выл ветер, осаждая сомкнутый ряд. Гесна тащила людей сквозь вьюгу, бушующую отдельно от внешней погоды. Оставалось совсем немного, проход вновь медленно открывался впереди, сзади он еще не закрылся. Скорый топот чужих коней звучал громче и громче. Царевна напрягла все свои силы, последние капли жизни, взывая к Северу. Она вскричала еще громче, еще мучительнее, из глаз ее полились слезы, тут же застывшие ледышками и порезавшие кожу. По щекам девушки заструилась кровь, будто ею она и плакала. Но Север услышал свое дитя и открыл проход на минуту, как молила Гесна. Царевна остановилась, пропуская вперед людей, и, замкнув цепочку, обессиленно пошла следом. Ржание запыхавшегося коня молнией прорезало сознание девушки, будто он был совсем близко. Ветер немного успокоился, все так же зло сдувая путников с ног, но разрешая им прорваться сквозь себя. Мужчины и дети кутались в свои накидки, развевавшиеся в сухом морозе. Чужестранная армия темной бурей неслась вперед, будто длинный плащ ночи, проснувшейся в середине дня.
И вот, долгожданная граница… Гесна сделала еще один шаг и очутилась в обычном мире, где каждый миг не был последним. В ушах звенело немыслимой после завываний бури тишиной, девушка слышала только свое дыхание. Она почувствовала легкость, словно те леденящие тиски разжались, подарив Гесне возможность дышать. Воздух казался мягким и нежным, маслом стекавшим по разодранному горлу.
Вокруг девушки плясали люди, обнимали детей, подбежали, наконец, солдаты. Но все казалось таким зыбким, нереальным, несуществующим. Чьи-то движения, чьи-то слова… будто бы все это вернулось после миллионов лет одиноких скитаний, тяжелых испытаний, и вновь приходилось привыкать к жизни. Гесна смотрела на радостных людей, окружавших ее, и понемногу начинала возвращаться к действительности. На ее лице показалась тень усталой улыбки, уголки посиневших губ слегка поднялись, глаза облегченно оживали.
Но вдруг царевна почувствовала тяжелый удар в замерзшую спину, толстой иглой отозвавшийся в груди. Она боялась пошевелиться, не понимая, что происходит. Гесна опустила взгляд вниз и увидела торчащее из сердца острие стрелы, омытое горячей красной кровью. Сознание ее помутилось, и девушка не могла осмыслить свою рану. Бегали люди, суетились вокруг нее… Царевна оторвалась от созерцания капающей с металлического конуса алой жидкости и взглянула назад, с трудом повернувшись. Хоть девушке и казалось, будто все замедлилось, прошло не больше секунды, и южный воин на той стороне еще не успел опустить свой лук. Послышался звук хлопка – прямо перед лицом царевны закрылась стена.
Гесна опустилась на колени, почувствовав вялость. Ей захотелось спать. Просто лечь на зимнюю подушку колючего снега, холодного, способного заморозить тупую стучащую боль… Тьма окутывала разум бедной царевны, ее красивая голова безвольно поникла. Она еще видела, как мир свалился набок, и чьи-то ноги, бежавшие к ней. А потом Гесна уснула.
Звуки ветра всегда несут с собой что-то. Они поют человеку о его судьбе, да только он не умеет слушать. Тогда они касаются его кожи, зовут с собой, но человек не умеет чувствовать. Из неведомых краев они несут с собой манящие запахи, сладкие и нежные, как тепло свежего хлеба, как дыхание спящего младенца. Но человек не обоняет. Он боится понять мир, в то время как мир знает его наизусть. И прошлое, и будущее уже рассказано ветром миллионы раз, а звезды устали наблюдать повторение роковых ошибок… и потому ветер плачет, злится, кричит в неистовстве, отплевываясь каплями дождя.
Прошел месяц с тех пор, как умерла царевна. Перед дворцом все так же стоял лагерь солдат, готовых к бою, а за стеной расположились южане, искавшие способ преодолеть препятствие. Горожане привыкли, что совсем рядом с ними идет замороженная война, развязанная после случайного убийства молодой Гесны. Девушку хоронили вместе с братом, Солнцем, в семейном склепе. Со дня отпевания Мороз совсем сдал, Буран стал еще молчаливее и мрачней.
В этот вечер, после месяца волнений, перед дворцом собрались все, кто умел говорить. Через пару минут к ним присоединились и солдаты. Все те люди звали царя. Государь вышел к ним незамедлительно.
Ночь окутала небеса, разбросав по пути бриллианты сверкающих звезд, холодных и далеких, таких чужих… А здесь, на твердой стылой земле горели огни в руках народа, горячие и обжигавшие сам воздух. Люди кричали, в возмущении размахивая руками: «Идет ли война? Мы устали от неизвестности, устали просыпаться и ощупывать себя: не мертвы ли? Нам хочется жить мирно и умереть в мире!»
Молодой солдат, оставшийся верным царю, бежал по узким опустевшим коридорам под сводчатыми потолками, и шаги его гулко отдавались от потемневших стен, от холодного пола, покинутого частыми подошвами. Паренек спешил к капитану Ноктису, отдыхавшему в своем кабинете. Без стука ворвавшись в комнату, солдат застал Ноктиса за массивным деревянным столом, блестевшим в огнях догоравших свеч.
– Господин капитан, там восстание, – выпалил молодой человек, указывая за порог.
Ноктис поднял на него усталые глаза, и, витая где-то, приказал отправляться к царю.
– А вы? – спросил растерянно солдат, поведя плечами.
– Я скоро приду, – медленно качнул головой капитан.
Парень судорожно закивал, сглотнув, и выбежал из комнаты, не закрыв за собой дверь. Из коридора повеяло холодом, заползавшим по каменному полу, волнами набегавшим на ступни Ноктиса. Капитан раскрыл истрепанную записку с засохшей кровью по краям, которую перечитывал перед приходом солдата. Тысячу раз она складывалась, и потому была вся в сгибах, тысячу раз вынималась из кармана, и потому края ее обсыпались бумажными ниточками. Послание капитан нашел на злополучной стреле, лишившей жизни молодую царевну. Он вновь опустил взгляд и пробежал глазами слова, написанные на чужеродном языке: «Досточтимый капитан Ноктис, отважный муж Северного царства! Мы не желаем убивать, зачем проливать напрасную кровь? Но если стена не будет разрушена, гневу Султана не будет предела. Великая Южная Армия найдет способ преодолеть магический барьер, так или иначе: с нами лучшие маги и лучшие воины. И когда стена падет, в гневе своем Султан сметет все на своем пути, никого не пощадит. Так не лучше ли тебе, приближенному Его Величества, Могучего Царя Бурана, спасти народ от бессмысленной гибели и найти способ разрушить Северную магию? Султан дает тебе ровно месяц. Подумай о своей семье и обо всем Севере».
Капитан Ноктис вновь сложил записку и начал крутить ее в руках, раздумывая. Он все смотрел в одну точку стеклянным взглядом, не моргая. Мужчина уже не раз говорил с царем о возможности мирных переговоров с южанами, не упоминая, однако, послания. Но Буран был не преклонен в уверенности, что султан не станет щадить Север. Царь готовился к войне, не сомневаясь в намерении Юга уничтожить всю северную культуру, превратить свободный народ снежного края в безвольных рабов… Ноктис вдруг очнулся, встал и спрятал послание в карман. Мужчина покинул кабинет, затворив дверь, и пошел по коридору, спеша присоединиться к царю.
Буран стоял на том самом балконе, где Солнце встречал когда-то народ после долгого путешествия. Он невозмутимо смотрел на всех сверху вниз, сжав алые губы на белом лице. Люди снизу кричали, все больше гневаясь. Царь услышал торопливые шаги и обернулся: сзади него стоял Ноктис. Буран кивнул ему и получил приветственный кивок в ответ. Он вновь взглянул на бушующую толпу, а затем сдержанно поднял одну руку, собираясь держать речь. Толпа стихла.
– Свободный народ Севера! – начал Буран. – Внемли моему слову, ибо я твой Царь, избранный тобою и тобою признанный! Мы на грани войны… Нет, война уже идет. Стена пока сдерживает наших врагов, но когда-нибудь они найдут способ разрушить ее – Юг славится сильнейшими магами мира. Армия султана… Великая Армия. Никакая иная не может сравниться с ней силой и жестокостью. Север готов противостоять: я собрал лучших солдат под предводительством лучших командиров. Но знайте: погибнет много людей. Война калечит физически, душевно. Война пожирает сердца и умы, превращая людей в их тени, их зеркальные подобия…