Хроники Севера

«Как эгоистично с моей стороны, – думала она, замедляя шаг у дверей покоев старшего брата, – Но я ничего не могу с собой поделать…»

Царевна легонько постучалась в массивную деревянную дверь, боясь, что она откроется. Ей было холодно здесь, в одиночестве, она не знала, как поведет себя брат. Вокруг тени давили пространство, и это была страшная ночь.

Буран резко открыл дверь, и Гесна увидела его, будто совсем обезумевшего. Его растрепанные черные волосы прядями спускались на потный лоб, он тяжело дышал, у него тряслись руки. Но в глазах царевна увидела горделивую боль и отчаянную грусть, схватившую душу Бурана, заковавшую ее в тяжелые кандалы.

– Мой царь, – поклонилась девушка, – Я пришла к вам с просьбой.

Буран вышел из комнаты в коридор, прикрыв за собой дверь.

– Я слушаю, – вымолвил он.

– Я слышала о великой южной магии, что сильнее любого оружия, о диковинных товарах, которые могли бы пригодиться нам здесь, на севере. Так не было бы упущением не установить дипломатические отношения с царством Юга?

– Север силен и без той магии, что родилась в тепле солнца… Но торговые связи с Югом станут отличным приобретением. Я обдумаю этот вопрос, – сказал Буран и повернулся спиной к сестре, собираясь вернуться в комнату.

– Постой!.. – вскрикнула Гесна нервно, но тут же справилась с собой: – Постойте, царь Севера. Если вы все-таки решитесь на этот рисковый, но разумный шаг, я бы хотела предложить кандидатуру посла.

– Кто, по-твоему, достоин?

– Солнце, мой царь… – Гесна опустила глаза.

В сердце Бурана екнуло волнение, оно отразилось на его лице. Однако мужчина быстро вернул прежнее самообладание.

Он вновь отвернулся и открыл дверь в свои покои, ничего не ответив на предложение сестры.

– Буран… – тихо вымолвила она, ожидая ответа.

Царь остановился на пороге, замерев на секунду.

– Солнце едет, – вдруг бросил он через плечо и закрыл за собой дверь.

                   * * *

История старика действительно завораживала. Мы все еще сидели за столом в маленькой кухне, но за окном уже вечерело, хотя все еще было светло. Как сказал дед, скоро должны были доставить припасы. Он попросил меня выйти на улицу и принять провизию, и, честно говоря, мне захотелось на свободу, в снег, чтобы убежать от оживающих картин северной легенды.

Я оделся, как подобает: несколько слоев теплой одежды, маска, носки, валенки. И как только я переступил порог моего временного убежища, я увидел… Север. Нет, не тот, что все разглядывают на картинках в Интернете, а настоящий, неподкупный, свободный Север ванильно-карамельного запаха, ослепляющего блеска вечной зимы, тихого постанывания широкого ветра. Я видел белую бесконечную долину, она оживала, словно во сне. Поднимешь голову – увидишь синеву чистого неба, и, кажется, будто паришь в облаках, на высоте тысячи километров.

Но, пожалуй, я слишком увлекся природными красотами. Я тряхнул головой, освобождаясь от наваждения. Я еще раз оглядел равнину, и она показалась мне другой, совершенно отлично от той, что я увидел, только прилетев сюда. Что ж, быть может, я начинаю привыкать, и все будет не так уж и плохо… Надо мною низко пролетел самолет. Должно быть, тот самый, о котором говорил старик. Но, кажется, самолет даже не заметил ни избушку, ни меня. Я погнался за ним, размахивая руками, но, поняв, что бесполезнее этого может быть только замок на девчачьем дневнике, быстро оставил свою затею. Я забежал не слишком далеко, но все-таки потерял избушку из виду. Я совсем не переживал: погода была ясная, и следы четко виднелись на земле. Зато моим глазам открылась поразительная картина – вокруг был один только снег. Снег, и ничего больше. Ровное плато, покрытое миллиардами кристалликами морозного льда, танцующими в лучах чистого света. Чем-то напоминало «Март», кажется, Левитана, только лошади не хватало и пары-тройки деревьев.

Что ж, я не был намерен оставаться здесь долго. Все-таки солнце начинало клониться к горизонту, стараясь спрятаться от наступающей тьмы, а воздух, как и все на севере, был ужасно холодный.

Я повернул обратно и, шагая по своим следам, отправился в дом.

Дед уже ждал меня с чашкой «не-чая» в руках, который я пить, естественно, не стал. Про припасы он даже не спросил.

Это странно, но, гостя у этого старика, я практически ничего не делал. В принципе, меня это устраивало, но все же немного тревожило. Еще этот самолет, пролетевший мимо… С другой стороны, дед еще ничего плохого не сделал, разве что попытался отравить меня какой-то бурдой с имбирем, которая «бодрит и отогревает».

К тому же, бодрость мне уже и не был нужна. Я чувствовал себя приятно уставшим, мне было так уютно, и туман дремы заволакивал глаза. Я вошел в свою комнату, пропахнувшую лавандой (от этого запаха у меня начинала болеть голова), потратил пару часов на чтение и завалился спать. Кажется, мне много чего снилось. Обычно я не запоминаю сны, потому что боюсь, что они окажутся реальными. Действительность и так слишком зыбка, как песок, уходит через пальцы, и требуется очень много сил, чтобы собрать все крупинки вместе. Но этот сон… Он точно был явью…

…Я вошел в огромный зал с высокими сводчатыми потолками, наполненный шумом нарядных гостей. Синие стены комнаты будто были сделаны изо льда, яркие огни цвета рыжего золота слепили глаза. Я чувствовал торжественную радость, за которой, как за стеклом, пряталось волнение. Женщины в голубых, красных, зеленых платьях поражали своей горделивой статью, недосягаемой красотой. Почти все они были высоки, равно как и мужчины, сопровождавшие дам. Я посмотрел на свои руки. Кисти были туго обтянуты белоснежными перчатками, которые обрамляли кружевные манжеты моей сорочки и рукава небесно-синего фрака. Я чувствовал себя совершенно свободно в этом костюме, будто носил его каждый день. Я встретился взглядом со своей знакомой, улыбнулся и поклонился ей. Она ответила очаровательной улыбкой, и я остался доволен собой. Все болтали, веселились, играла скрипка. Кто-то танцевал, кто-то пытался отдышаться после головокружительного вальса. Женщины игриво хохотали, мужчины старались поразить их своим остроумием. Вдруг все смолкли, послышался шелестящий шепот платьев, и люди собрались вокруг чего-то, что я не мог увидеть, как ни вытягивал шею.

Из центра этого цветного круга прозвучал звонкий голос: «Папа, эта «паутинковая» мелодия для тебя!», и зал наполнился легкими, как дым, напевами пианино. Голос показался мне чем-то знакомым, как кажутся порой знакомыми никогда прежде не видимые лица. Я пробился сквозь бесконечную, вечно меняющую свое положение толпу и увидел источник удивительных звуков. За пианино сидела девочка лет тринадцати, с распущенными волосами, перевязанными голубым бантиком на затылке, и играла черно-белыми клавишами, переливая тональности. Ее пальцы быстро меняли свое положение, и я видел, как она старалась попасть во все ноты, растягивая связки как можно сильнее. Ребенок смеялся, покачивая головой в такт музыке.

Затем она подняла свои огромные голубые глаза и, увидев меня, тут же перестала играть, все так же улыбаясь яркому вечеру. Девочка поднялась со стула, надела свои маленькие ажурные перчатки цвета лебединых перьев и поманила меня за собой, прочь из шумной толпы любопытных гостей. Люди рассыпались по всему залу, вновь смеясь и разговаривая, обмениваясь нелепыми замечаниями и злорадными ухмылками. Мы с моей маленькой спутницей отошли в сторонку, где было потише. Девочка одарила меня пристальным взглядом, я почувствовал неловкость, словно взгляд ее касался и моих мыслей.

– Как хорошо, что вы пришли! – наконец воскликнула пианистка после долгой паузы.

– Я не мог не принять ваше приглашение, – поклонился я. Она ответила мне реверансом, уверенным и ловким, как приветствия взрослых дам.

– Я хотела просить вас кое о чем, – вдруг понизила голос моя собеседница, почти спадая на шепот.

– Я всегда к вашим услугам, – я склонил голову, чтобы лучше ее слышать. Дыхание маленькой аристократки, горячее, как тысячи крошечных раскаленных углей, коснулось моего уха. Мне стало щекотно и я съежился, немного отстранившись.

– Я молю вас, передайте это моему отцу, я знаю, вы увидитесь, – девочка всунула мне небольшой серебряный кулон с выгравированной снежинкой на крышке.

– Вы могли бы передать его сами, – заметил я, недоуменно вскинув бровь, – Разве он не здесь?

– По залу гуляет ветер, мой друг, – сказала девочка, и на миг мне показалось, что она повзрослела, и взгляд ее стал намного серьезнее, – Он мешает мне встретиться с отцом.

Я чуть склонил голову, не спуская глаз с волевого личика собеседницы, жалея о том, что слишком понимаю ее слова и не понимаю их вовсе.

– Что ж, я выполню ваше поручение, ваше высочество, – наконец вымолвили мои губы, выпустив воздух из сжавшихся легких.

Девочка вновь улыбнулась и оглянула комнату. В глазах ее сверкали огоньки сияющего зала, создающие тень в одиноких углах. Вдруг улыбка сползла с лица моей юной спутницы, а вместо радости во взгляде изобразился испуг.

– Вам пора, – тревожно промолвила она и легонько коснулась моей головы. Но от этого толчка я опрокинулся на спину, а время словно остановилось, замедляя мое падение. Я почувствовал, будто становлюсь легче, а руки приятно щекотал шелест чьих-то крыльев. Я повернул голову и увидел, как мои кисти разлетаются тысячами белых бабочек. Я весь разлетался, превращался в воздух, а сознание застилали белоснежные лепестки нежных крылышек… Меня больше не было.

Я проснулся в холодном поту, но плотный, живой. Осмотрелся кругом, не понимая, где нахожусь. Я все еще жил у старика в его крепкой избушке, страдающей одиночеством. Все мое тело было в напряжении. Я снова опустил голову на подушку и попытался расслабиться. В сознание лезли всякие мысли, заполонявшие мой мозг, словно шелестящие бабочки, застилающие глаза. Я представил пустоту, тьму в разуме, очищая его. После этого мне быстро удалось снова уснуть.

Наутро голова была совсем легкая, как будто кто-то вычистил ее и обрызгал «горной свежестью». В этот раз я долго умывался, напевая себе под нос, побрился и даже причесался, но переодеваться не стал. У меня было прекрасное настроение, как у человека, вышедшего из служебной машины компании-монополиста на глазах у бывшего босса. Я последний раз глянул в зеркало, улыбнулся своему отражению, не слишком красивому, на мой взгляд, но точно обаятельному, и вышел из комнаты.

В коридоре было тихо, никаких странных напевов, никакого громыхания старых кастрюль и даже заполуденного храпа. Думается, каждый человек втайне мечтает на несколько дней оказаться на необитаемом острове, где нет ни души. А так как эти грезы почти несбыточны, люди надеются заполучить минутку одиночества у себя дома. Наверное, это и есть причина того, что мы отгородились друг от друга сначала природным камнем пещер, затем и стенами современных квартир.

В общем, я был несказанно рад такому везению, потому что все эти рассказы, да и сам старик, мне уже порядком надоели. Я чувствовал себя загнанным в угол, и бревна этой избы преграждали мне дорогу домой. К тому же, теперь без лишнего стеснения я мог осмотреть одинокое пристанище старого оптимиста. И, крадясь, как носорог (то есть я вообще не крался), я заглянул во все комнаты моего временного жилища. Дом, пожалуй, был несколько больше, чем казалось вначале. Помимо уже изученных мной гостиной и гостевой, где я жил, здесь была небольшая библиотека со старыми кожаными креслами, еще одна спальня и комната хозяина. Странно, но генератор я так и не нашел, хотя может быть, прежде я не нашел дверь в подвал, а потом уж и генератор. Но несомненная удача – комната хозяина.

Я вошел в затхлую темноту покинутой спальни, почему-то тихо открыв дверь. Без какой-либо видимой причины я старался не дышать, хотя знал, что здесь никого нет. Окна были занавешены тяжелыми темно-зелеными шторами, не пропускающими и капли света. Лампа из коридора помогала мне не споткнуться о свои же ноги, хотя полностью и не разгоняла тьмы. Почему-то я не решился включить здесь светильник. Как вор, проникнувший в чей-то дом, я быстро осмотрелся. Полкомнаты занимала широкая кровать. Рядом с ней стояла тумба, погребенная под неаккуратно сложенными книгами. В углу находился письменный стол, так же загроможденный какими-то бумагами, старыми изданиями с пожелтевшими страницами. Это было похоже на комнату одинокого старика, скучающего по миру и по какой-то причине не возвращающегося в него и потому заменяющего реальный мир книгами в ветхих обложках.

На грубом дереве прикроватного столика я заметил выцветшую фотографию за помутневшим стеклом, пошедшим темными пятнами. На ней было изображено лицо женщины с копной темных волос, собранных в красивую прическу. Женщина была прекрасна. Она стояла вполоборота, ее огромные глаза были отведены в сторону, как будто она не замечала фотографа. Казалось, что лицо на фотографии вот-вот улыбнется, ожив от картонного сна, но оно все так же неподвижно смотрело куда-то вдаль.

– Она прекрасна, как зимний ветерок, купающийся в потоках солнечной пыли, – услышал я голос старика, оказавшегося в дверном проеме своей комнаты. Я понял, что сижу на его кровати с фотографией в руках, рассматривая незнакомку.

– Простите… – выдавил я неловко, – Я не должен был…

– Ах, это пустяки! – ответил дед добродушно, и я выдохнул. – Я ведь не запрещал тебе сюда заходить.

– Эта женщина и вправду чудесна. Кто она? – я вновь опустил глаза на призрачную красавицу.

– Моя жена, – старик вздохнул, улыбаясь, и сел рядом со мной, – Не знаю, где-то она сейчас… Последний раз я ее видел, когда прощался с детьми. А это было давно, уж поверь.

Мужчина усмехнулся и забрал у меня фотографию. Странно было смотреть на него и понимать, что раньше у него было все: молодость, семья… А теперь только я, юный скептик, еще ничего не видевший в своей жизни, но ворчащий вместо него. Мне стало безмерно жаль того, над кем я насмехался еще пару минут назад. Может, он и болтает постоянно от того, что одинок.

– Расскажите… ну, легенду, – сказал я, немного постеснявшись своей просьбы. Мне казалось, будто история старика поведает нечто большее, чем просто о жизни вымышленных героев.

Мой собеседник еще посидел несколько секунд, молча разглядывая фотографию.

* * *

В северной долине свирепствовал ветер, подгоняя серый снег, летящий по земле пыльными всадниками непогоды. Потемневшее небо укрылось грязной шерстью старых облаков, застилавших далекое солнце. Ледяной замок возвышался над промерзлой землей, впуская в себя гудение воздушного дыхания.

Прошло полгода с тех пор, как Солнце покинул Север. Мороз, его отец, слег с тяжелой болезнью, и Бурану пришлось обходиться без его советов. Молодой царь правил мудро, но жестко, порой слишком жестко, словно в руках его было не государство, а армия.

Однако ж ему приходилось тяжело. Настали мрачные времена, по улицам гуляли голод и огни недовольных граждан. Сама природа противилась благополучию северной столицы. Буран все чаще стал запираться в своей комнате, отгораживаясь от окружающего мира и обдумывая положение вещей. Но как бы он ни старался исправить ситуацию, судьба превращала все в фарс.

Гесна ходила по коридорам замка, как призрак, запертый в живом мире. Она скучала по брату, по обоим братьям, и порой долго-долго смотрела куда-то вдаль, за горизонт, отмеченный седой полосой края земли.

Однажды из окна своих покоев она увидела несущегося на гнедой всадника. За ним гналось с дюжину наездников, и копыта их коней сыпали снежным дымом, оставляя частые следы подков. В первом ездоке царевна узнала Солнце. Девушка кинулась по коридору, цепляясь за холод каменных стен, неся за собой воздушные полы небесного платья. Добежав до комнаты Бурана, она стала колотить в деревянную дверь его покоев.

– Там… – выдохнула Гесна, когда ее брат вышел навстречу.

– Я знаю, – кинул он, вылетев из комнаты. На выходе из дворца он поманил за собой отряд стражников.

На улице свирепствовала метель, сдувая плащ с молодого царя. Она крутила пространством, будто играя в бога; застилала глаза, навевая белые сны. Ее песнь проникала в мысли, танцующие под снежную балладу.

Всадники приближались с невероятной скоростью, и через несколько секунд Солнце уже спешился, пригибаясь к земле, прячась от шалящего ветра. Он поднял свои светлые глаза и, увидев Гесну, растплылся в улыбке. Царевич кинулся к сестре, на ходу поправляя меховую шапку. Он выглядел намного лучше, словно болезни никогда и не было. Солнце обнял Гесну, пожал руку Бурану, который не отрывал взгляда от снежной равнины, покрытой туманом вьюги, скрывающей дюжину неизвестных. Как только они появились в поле его зрения, метель улеглась, словно послушный щенок, увидевший хозяина. Буран выступил вперед, прикрыв брата. Он дал знак своим солдатам, и те встали по обе стороны от него.

– Кто вы и что вам нужно? – спросил царь. Стражи обнажили мечи. Их холодная сталь блеском льда сверкнула на солнце, отразила север снежной долины, дымное дыхание лошадей, смуглые лица укутанных странников. Все они поросли многонедельной щетиной – отражением долгого, трудного путешествия.

– Постой, – Солнце схватил старшего брата за руку, – Они… со мной.

Буран махнул рукой, и солдаты спрятали оружие. Однако они не стали расслабляться. Их зоркие глаза пристально следили за любым движением незнакомцев, преданно ловя каждый знак молодого царя.

Все всадники спешились, держа коней под уздцы и не отпуская их далеко от себя. Один из них отдал своего вороного спутнику и вышел вперед. Этот человек был высок, крепок. Из ткани, прикрывавшей лицо от улегшейся снежной бури, выглядывали глубокие карие глаза, прозрачным янтарем воспевая тепло далеких стран. Лицо его было сурово – это было лицо вожака.

– Мы, посланники Юга, прибыли вслед за Его Высочеством светлым царевичем Солнцем, – начал он, слегка склонив голову, – желая поделиться с Вами, мудрый царь Севера, нашей магией и установить крепкие дипломатические и, если позволите, дружественные связи.

Гесна выдохнула, улыбнулась, крепко сжав руку Солнца. Они посмотрели друг на друга, и царевич просиял, греясь в лучах восхищения сестры.

– Меня зовут Вортес, а это мой отряд, – Вортес широким жестом указал на пришельцев.

– Мы рады приветствовать вас в нашем государстве! – выступила вперед Гесна, которая всегда знала, как принять гостей. – В нашем дворце вы сможете отдохнуть и набраться сил. Я сейчас же повелю подготовить для вас комнаты.

– Благодарю вас, прекрасная царевна, – посланник почтительно поклонился, – Но нам нужно позволение хозяина.

Буран поймал взгляд мужчины и молча кивнул, сжав губы, которые красной полосой оттеняли белый цвет его лица.

Стоявшие на лестнице дворца расступились, пропуская новоприбывших, возглавляемы вежливой царевной. Рослые иностранцы, укутанные в стертые накидки из крепких тканей темных цветов, неразговорчивой чередой входили в тяжелые двери замка.

– Следите за ними, – сказал Буран своим охранникам, понизив голос, а затем замкнул шествие.

Гесна дала распоряжения служанкам, и гостям выделили комнаты и обеспечили чистой одеждой. Вечером, когда темные залы дворца освещались лишь огнем восковых свечей, не разгонявшим до конца пляшущие тени, уставших странников пригласили на ужин в большую столовую с длинным деревянным столом посередине.

Члены царской семьи уже заняли свои места. У стен стояли стражники, готовые выполнить любой приказ Бурана. Услышав приближающиеся шаги южан, прислуга начала суетиться, украшая стол богатыми яствами, подавая горячие напитки, издревле согревающие северян. Чистые и свежие, гости один за другим вошли в зал. Они так же молча сели, оставив для своего предводителя место напротив царя, устроившегося во главе стола. Слева от него была Гесна, справа – Солнце. Гесна оглядела каждого присутствующего и с удивлением обнаружила, что среди странников находилась женщина. Она не была красива, но миловидна. Девушка носила короткие темные волосы, подчеркивающие острые скулы, чтобы больше походить на мужчину. Ее глаза показались царевне добрыми и внимательными, отражающими острый ум, но скрытными и хитрыми, будто разбойничьими. Гесна взглянула на братьев. Солнце широко улыбался, счастливый своими дипломатическими успехами; его болезнь будто испарилась, щеки порозовели, а глаза наполнились живым блеском. Буран сидел прямо и горделиво, обозревая происходящее. Он удивленно вскинул бровь, по-видимому, тоже заметив незнакомую девушку.

– Вы нам не доверяете? – Вортес кивнул на солдат, улыбнувшись, но пытливо всматриваясь в царя.

– Простая формальность, – ответил Буран, – Что ж, приглашаю к столу.

Ужинали в тишине, лишь изредка Вортес подавал голос, остальные же пришельцы молчали, принимая пищу и наслаждаясь темной гущей вина. Гесна чувствовала себя неуютно, она не привыкла к подобным гостям. Девушка искала поддержки у Солнца, но тот как будто не замечал тишины, как не замечаешь молчания в кругу хорошо знакомых людей. А вот Буран был мрачен, его лицо потемнело, как небо перед собравшейся грозой.

– Так вы прибыли с дипломатической миссией? – спросил он, и в голосе его прозвучало подозрение.

– Да, Ваше Величество, – ответил Вортес. Теперь он казался плутоватым и грубым, хотя вел себя прилично. Гесна поняла напряжение брата и начала волноваться, предчувствуя опасность.

– Вы сомневаетесь? – спросил посланец, и его окружение оторвалось от еды и уставилось на царя. Стражники, стоявшие вокруг стола, подтянулись.

Буран и Вортес сверлили друг друга глазами, в которых играло пламя вечерних свечей. За окном вновь поднялся ветер. Стараясь не шуметь, он утаскивал за собой морозные снежинки потухшего в ночи снега. Звезды спрятались в тучах свалявшейся ваты, лишь изредка выглядывая из-за своего укрытия. Вся природа затихла, выжидая.

– Что вы, конечно, нет, – царь улыбнулся и подался вперед, – Но вы правы: я не буду сегодня утомлять вас делами. Вам и вашим спутникам прежде следует отдохнуть.

– Мы действительно устали с дороги, – расслабился Вортес, – Позвольте откланяться.

Буран кивнул, натянуто улыбнувшись. Вортес бросил в тарелку салфетку, которой вытер рот, и встал из-за стола. Скрежет отодвигаемого стула эхом прорезал ночную тишину. Остальные гости последовали его примеру, все вместе они вышли из комнаты вслед маленькой старушке-служанке.

Как только южане скрылись в коридоре, Буран поднялся со своего места. Он быстрыми шагами вышел в дверь слева, находившуюся напротив только что закрывшейся за пришельцами. Ноктис последовал за ним.

– Следите за ними, не выпускайте из виду, – приказным тоном говорил Буран капитану, – О каждом их действии докладывать лично мне.

Мужчины шли по неосвещенному коридору, их шаги гулко отдавались от каменных стен и пола.

– Простите, Ваше Величество, но почему вы не дали приказа взять их?

– Это не просто военный отряд, это наемники. Они обучены убивать, мы бы и глазом не успели моргнуть. Я не мог никого подвергать такой опасности. Будьте на стороже.

Весь дворец застыл, окутанный серой мглой тишины. Хозяева и слуги спали, мерно посапывая в своих кроватях. Их сны были тревожны, и ночь срывала с видений покрывала замутненного сознания. Небо очистилось, звезды ярко блистали в глубине холодной бесконечности.

Гесна и Солнце остались в столовой одни. Их пониженные голоса, поддавшись свежему дыханию бесконечной ночи, превратились в хрустальный отзвук реальности.

– Твои друзья, они… – улыбнулась царевна, замявшись.

– Несносны, – снисходительно кивнул Солнце, – Грубы и молчаливы, как необтесанное дерево. Я знаю.

– Я не это хотела сказать… Гости показались мне… интересными.

– Все в порядке, – успокоил ее царевич, – Зато они верны мне и всегда знают, что делают. Вортес спас мне жизнь однажды.

Гесна рассмеялась тому, как по-взрослому Солнце сказал это, будто прошла целая вечность после его отъезда. Юноша смутился, но тут же прыснул вслед за сестрой.

– Ты знаешь, они не похожи на послов, – вдруг посерьезнела девушка, – Я не раз встречала представителей других государств, но твои друзья сильно отличаются от них. Слишком рослые, слишком молчаливые, ни разу не похвалили Север, ни разу не похвалились Югом. Это… странно.

– Ну, – Солнце отвел глаза, – На самом деле посол – это я. Они тоже послы, честно! Но они моя группа, мои сопровождающие. Обучены разным вещам, чтобы защитить посланцев, меня.

– Мне очень стыдно, – продолжал царевич, – но султан подарил их мне. О, как это ужасно – дарить людей! Ты не представляешь, сколько там рабов. Но я не мог отказаться…

– В этом вся суть политики: идти на компромисс, – наставительно произнесла Гесна и улыбнулась: – Но теперь ты дома, и все хорошо.

– И мы обязательно наладим отношения с Югом! Султан очень хорошо меня принял, сказал, что тоже давно наблюдал за Севером, представляешь?