Камаль дочитал письмо по-французски и, поджав губы, произнес:
– Похоже, она наняла местного писаря в своей деревне, чтобы тот написал это за нее.
– С чего вы взяли? – удивился я.
– Аднан говорил, что она едва умеет читать и писать. Он приходил сюда пару раз в неделю, чтобы написать ей, и всегда диктовал мне текст, потому что и сам был полуграмотный.
– Выходит, вы тоже здесь за местного писаря?
– Если открываешь интернет-кафе в таком quartier, как этот, будь готов к тому, что придется писать письма для многих. Но на следующий год этого кафе уже не будет. Через девять месяцев аренда заканчивается, а я знаю, что хозяин дома уже вдвое повысил плату. Его можно понять: quartier меняется, возвращаются французы…
– Богатые французы? – спросил я.
– Bien s?r[55 - Конечно.]. Bobos[56 - Обеспеченная публика востока Парижа.]. Они скупают все в Десятом округе и взвинчивают цены на недвижимость. Вот увидите, года через полтора на этом месте будет шикарный ресторан или бутик, торгующий эксклюзивным мылом. А через пару лет турок здесь можно будет встретить лишь среди официантов.
– А вы что будете делать? – спросил я.
– Выживать, comme d’habitude[57 - Как обычно.]. Вы хотите ответить на это письмо?
– Да, – сказал я и, схватив блокнот с компьютерного столика, набросал:
«Уважаемая миссис Пафнук!
Я нашел то, что оставил Аднан. Как мне переслать это вам?
Искренне ваш».
Прочитав записку, Камаль спросил:
– Сколько денег вы нашли?
– Откуда вы знаете, что это деньги? – снова удивился я.
– Не бойтесь. Я не приду к вам сегодня ночью, не стукну по голове молотком и не отберу капитал.
– Приятно слышать.
– Так большая сумма?
– Приличная, да.
Он посмотрел на меня с уважением.
– Вы благородный человек…
– Нет, – ответил я. – Вовсе нет.
Ответ от миссис Пафнук пришел через два дня. Она попросила меня переправить «посылку» через «Вестерн Юнион». («Я поеду к Аднану в воскресенье и смогу забрать»).
Камаль перевел мне письмо и сказал:
– Офис «Вестерн Юнион» есть на бульваре де ла Ви-летт, возле станции mеtro Бельвиль.
– Я прямо сейчас туда и отправлюсь.
– Ну ладно, чего уж там. Скажите мне, сколько денег вы нашли?
Я замялся.
– Мне просто любопытно…
– Четыре штуки, – сказал я.
Он присвистнул.
– Должно быть, вы очень богаты, раз решили сообщить жене Аднана о такой находке…
– Если бы я был богат, – прервал я его, – я бы вряд ли жил в chambre de bonne на улице де Паради.
– Это верно, – согласился Камаль. – Ну, тогда вы точно дурак.
Я улыбнулся.
– Круглый дурак!
Вернувшись к себе, я полез под умывальник, отодвинул плитку и достал пластиковый пакет. Потом набил карманы джинсов и кожаной куртки связками денег. Я чувствовал себя настоящим наркодилером! Было около пяти вечера. Сгущались сумерки, и я почти бежал, с ужасом представляя, какой жестокий подарок может преподнести мне судьба в лице первого встречного бродяги, который увидит во мне подходящую жертву и сорвет свой джекпот. Однако ничего такого не произошло. В маленьком офисе «Вестерн Юнион» девушка за стойкой – негритянка с безучастным лицом и глазами, выдававшими ее подозрительность, – молча наблюдала, как я выуживаю из карманов одну за другой связки банкнот. Пересчитав деньги, она сообщила, что стоимость перевода в Анкару составит сто десять евро, и спросила, хочу ли я вычесть эту сумму из четырех тысяч.
Мне бы очень хотелось, но…
– Нет, – сказал я. – Я доплачу сверху.
Покончив с переводом, я вернулся в кафе Камаля и попросил его отправить миссис Пафнук номер, который ей требовалось знать для получения денег. Отправив сообщение, он встал из-за компьютера, прошел к бару и выставил на стойку бутылку виски «Джонни Уокер».
– Давайте выпьем за вашу честность и… за вашу глупость!
В течение часа мы уговорили почти всю бутылку. Давно уже я так не напивался, и ощущение было чертовски приятным. Камаль рассказал, что родился в Стамбуле, но приехал в Париж тридцать лет назад, пятилетним мальчиком.
– Мои родители были легальными иммигрантами, так что никаких проблем с властями. Но вот французская школа в Сен-Дени стала для меня настоящим кошмаром. Я ни слова не знал по-французски. К счастью, как и половина детей в школе. Но все-таки я довольно быстро освоил язык – деваться было некуда. А теперь… теперь у меня французский паспорт.
– Так вы, выходит, француз?
– Я ощущаю себя французом. Но французы по-прежнему видят во мне immigre[58 - Иммигрант.]. Здесь навсегда остаешься чужаком, если только ты не коренной француз. Это не то что в Лондоне, где все чужаки, включая англичан, – вот уж где настоящая мешанина. А в Париже французы держатся французов, североафриканцы – североафриканцев, турки – турок. Tant pis[59 - Ничего не поделаешь.]. Мне лично все равно. Так уж устроен здешний порядок.
Камаль не слишком откровенничал о себе. Сказал только, что у него есть жена и двое маленьких детей, но упомянул о них вскользь. Когда я спросил, как зовут детей, он сразу же сменил тему, поинтересовавшись, чем я занимался в Штатах. Услышав, что мой брак недавно распался, он спросил:
– А кто была та, другая женщина?
– Это длинная история…