Смерть по объявлению. Неприятности в клубе «Беллона»

– Возможно, – любезно согласился мистер Армстронг. – Мимо меня нечасто проходит что-либо неприличное. Вероятно, в тот день я был не в форме. Как и вы, мистер Толбой. О господи! Что скажет по этому поводу мистер Пим? Интересно будет увидеть выражение его лица. Наверняка пригрозит уволить весь отдел. Скорее бы это все закончилось.

– Это могло принять серьезный оборот, – снова вставил мистер Копли.

– Разумеется. Я рад, что в «Морнинг стар» это пресекли. Ну ладно. Будем считать инцидент исчерпанным. Мистер Хэнкин, что там насчет газетной полосы для «Сопо»?..

– Надеюсь, – заметил мистер Копли, – вы довольны тем, как я вышел из положения? Времени было в обрез…

– Все отлично, все отлично, – перебил его мистер Армстронг. – Я вам весьма признателен. А кстати, вы могли бы кого-нибудь и предупредить, а то я все утро пребывал в неведении.

Мистер Копли красочно описал, сколько бесплодных усилий он предпринял, чтобы связаться с мистером Пимом, мистером Армстронгом, мистером Толбоем и мистером Уэддерберном.

– Да-да, понимаю, – сказал мистер Армстронг. – Но почему вы не позвонили мистеру Хэнкину?

– К шести я всегда бываю дома, – подхватил мистер Хэнкин, – и очень редко куда-нибудь отлучаюсь. А если отлучаюсь, то непременно оставляю указания, где меня искать. (Это был выпад против мистера Армстронга.)

Смятение обуяло мистера Копли. Он совершенно забыл про мистера Хэнкина, а ведь хорошо знал, что мистер Хэнкин, при всей мягкости его манер, очень чувствителен к малейшим проявлениям даже намека на недостаток уважения.

– Да, разумеется, – замямлил Копли. – Конечно, я мог это сделать. Но «Нутракс» – ваш клиент, мистер Армстронг, поэтому… я подумал… мне и в голову не пришло, что мистер Хэнкин…

Это была еще одна серьезная тактическая ошибка. Прежде всего она противоречила великому Принципу Пима: каждый сотрудник отдела текстовой рекламы должен быть готов в любое время подхватить и продолжить любую работу, если потребуется. А во?вторых, предполагала, будто мистер Хэнкин был менее разносторонним сотрудником, чем даже Копли.

– «Нутракс», – проговорил мистер Хэнкин в своей изощренной манере, – разумеется, не относится к моим любимым заказчикам, но в случае необходимости я справляюсь с ними без труда. – Это был еще один выпад в сторону мистера Армстронга, у которого случались «капризные» периоды, когда он передавал всех своих клиентов мистеру Хэнкину, ссылаясь на нервное истощение. – Думаю, масштаб моих возможностей не слишком уступает масштабу возможностей младшего копирайтера.

– Ну-ну, – сказал мистер Армстронг, предвидя, что мистер Хэнкин близок к тому, чтобы сказать нечто нежелательное и дать нагоняй сотруднику одного отдела в присутствии сотрудников другого. – Слава богу, обошлось без особых последствий, и вы сделали все что могли в кризисной ситуации. Никто не может предвидеть всего. А теперь, мистер Хэнкин, – сказал он, кивком отпуская мелкую сошку, – давайте раз и навсегда разберемся с вопросом о «Сопо». Не уходите, мисс Партон, я хочу, чтобы вы вели запись. С «Нутраксом» я все улажу, мистер Толбой, не беспокойтесь.

Дверь за мистером Копли, мистером Инглби и мистером Толбоем закрылась.

– Господи, – сказал мистер Инглби, – столько шума из ничего! Все бы прошло на ура, если бы Барроу не совал свой нос куда не следует. Кстати, пойду подразню его. Будет знать, как отвергать мои разумные предложения. А вот, кстати, вотчина мисс Митьярд. Я должен поведать ей, что сказал Армстронг насчет старика Барроу. Привет!

Он нырнул в комнату мисс Митьярд, из которой вскоре послышались возгласы, отнюдь не приличествующие дамам. Мистер Копли, чувствуя себя так, словно в голове его, как в барабане, крутились гранитные шарики, ударявшие изнутри в черепную коробку, чопорно отправился восвояси. Проходя мимо диспетчерской, он заметил миссис Крамп, всю в слезах стоявшую перед столом миссис Джонсон, но не придал этому особого значения. Его единственным страстным желанием сейчас было отделаться от мистера Толбоя, следовавшего за ним по пятам.

– О, мистер Толбой! – донесся до него весьма пронзительный голос миссис Джонсон, который прозвучал для Копли приказом об освобождении из-под стражи.

Он бросился к себе, как кролик в нору. Нужно принять фенацетин, какими бы ни были последствия. Поспешно проглотив три таблетки, даже не запивая, мистер Копли сел в свое вращающееся кресло и закрыл глаза.

Бац, бац, бац – врезались в его череп гранитные шарики. Если бы только удалось полчаса посидеть вот так, спокойно…

Дверь резко распахнулась.

– Послушайте, Копли, – выпалил Толбой голосом, напоминавшим звук отбойного молотка, – когда вы вчера вечером ошивались вокруг моего стола, вам, случаем, не хватило наглости рыться в моих личных вещах, черт возьми?

– Ради бога, – простонал мистер Копли, – не шумите так. У меня голова раскалывается от боли.

– Да мне плевать, болит у вас голова или нет, – огрызнулся мистер Толбой, захлопывая за собой дверь с грохотом залпа одиннадцатидюймовой пушки. – Там у меня вчера лежал конверт с пятьюдесятью фунтами, теперь его нет, а эта старая карга миссис Крамп говорит, что видела, как вы (ругательство) шарили в моих бумагах.

– Здесь ваши пятьдесят фунтов, – ответил мистер Копли со всем достоинством, какое мог сейчас изобразить. – Я сохранил их для вас и должен сказать, Толбой, что считаю весьма безрассудным с вашей стороны оставлять ценное имущество на виду у уборщиц. Это нечестно. Вам следовало бы проявлять больше уважения. И я не шарил в вашем столе, как вы выразились. Я просто искал оттиск рекламы «Нутракса» и, когда закрывал стол крышкой, конверт выпал на пол. – Он наклонился и отпер ящик, уже испытывая неприятное предчувствие.

– Вы хотите сказать, что имели наглость унести мои деньги к себе, черт бы вас побрал?..

– В ваших же интересах, – ответил мистер Копли.

– К черту интересы! Какого дьявола вы не оставили их там, где они лежали, вместо того чтобы совать свой нос в чужие дела?

– Я не понимаю…

– Так поймите, вы, никчемный престарелый настырный идиот. Зачем вам понадобилось лезть…

– Но послушайте, мистер Толбой…

– Какое ваше дело?! Это вас никаким боком не касается…

– Это касается всех, – перебил его мистер Копли с такой злостью, что она на миг почти вытеснила боль из головы, – кто искренне печется о благополучии фирмы. Я намного старше вас, мистер Толбой, и в мои времена руководитель группы постыдился бы уйти с работы, не убедившись, что с его рекламой для утреннего выпуска газеты все в порядке. А прежде всего, как вы могли пропустить такой ляп? Это выше моего понимания. К тому же вы отправили модуль с опозданием. Наверное, вы и не знаете, что в пять минут седьмого его еще не было в типографии «Морнинг стар»? В пять минут седьмого! И вместо того, чтобы оставаться на своем посту на случай, если потребуется какая-то правка…

– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы учили меня работать, – вспылил мистер Толбой.

– Простите, но, думаю, нуждаетесь.

– В любом случае это не имеет отношения к делу. А оно состоит в том, что вы сунули нос в мои личные вещи…

– Ничего подобного. Конверт выпал…

– Это подлая ложь.

– Извините, но это правда.

– Кончайте извиняться, как какая-нибудь убогая судомойка.

– Покиньте мой кабинет! – взвизгнул мистер Копли.

– Я не собираюсь покидать ваш чертов кабинет, пока не получу извинений.

– Полагаю, это вы должны принести мне извинения.

– Вам? – Мистер Толбой почти утратил дар речи. – Вам?! Почему вам не хватило порядочности позвонить и объяснить все мне лично?

– Вас не было дома.

– Откуда вам это известно? Вы что, звонили?

– Нет, но я знал, что вас там нет, потому что видел вас на Саутгемптон-роу.

– Ах, так вы видели меня на Саутгемптон-роу и не удосужились подойти и объяснить, в чем дело? Ну, Копли, я начинаю подозревать, что вы намеренно подставили меня, и не удивлюсь, если вы собирались прикарманить мои деньги.

– Как вы смеете строить такие предположения?!

– А весь этот ваш вздор насчет порядочности по отношению к уборщицам – всего лишь ханжество и лицемерие. Разумеется, я подумал, что кто-то из них взял деньги, и сказал миссис Крамп…

– Вы обвинили миссис Крамп?!