– Шутишь? – рассмеялся Теодор. – Кошку драную? Нет уж, если хочешь, чтобы я тебе теперь поверил, давай что посерьезнее. – Он попробовал большим пальцем конец отвертки. Острая.
Рой отер пот с лица грязными детскими подгузниками.
– А что тогда?
Теодор бросил взгляд в окно. Во дворе стояла Хелен с розоволицым оглоедом на руках. Этим утром она снова раскричалась на Теодора: устала, мол, что он постоянно будит малышку. В последнее время она вообще часто его пилила – слишком часто, на его вкус. Черт, да если бы не деньги, которые он приносит домой, они бы все с голоду перемерли. Теодор лукаво взглянул на Роя.
– Как насчет оживить твою Хелен? Тогда-то будем знать наверняка, что ты не просто бредишь.
Рой бешено затряс головой.
– Нет-нет, не могу!
Теодор усмехнулся, взял банку пива.
– Видал? Так и знал, что ты только пиздеть горазд. Как всегда. Ты такой же проповедник, как та пьянь, для которой я каждый вечер лабаю.
– Не надо так, Теодор, – укорил Рой. – Зачем ты так говоришь?
– Потому что все у нас было хорошо, черт тебя дери, и надо было тебе взять и жениться. Тут из тебя весь свет и ушел, а ты слишком тупой, чтобы это понять. Покажи, что свет к тебе вернулся, и мы снова понесем Слово Божье.
Рой вспомнил свой разговор в чулане – Божий глас в голове, чистый, как колокольный звон. Выглянул в окно на жену – та стояла у почтового ящика и нежно напевала ребенку. Может, в чем-то Теодор и прав. Как-никак, говорил себе Рой, Хелен в ладах с Господом – насколько он знал, всегда так было. Это же только на руку, если речь о воскрешении. И все-таки сперва бы потренироваться на кошке.
– Надо подумать.
– Но чтоб без мухлежа, – сказал Теодор.
– Мухлевать нужно только дьяволу, – Рой отпил из кухонной раковины – только чтоб губы промочить. Освежившись, решил помолиться еще и направился в спальню.
– Если справишься, Рой, – сказал Теодор, – во всей Западной Виргинии не найдется такой большой церкви, чтобы вместила всех, кто захочет послушать твои проповеди. Блядь, да ты будешь известней Билли Сандэя [2 - Уильям Эшли Сандэй (1862–1935) – известный американский бейсболист и по совместительству религиозный проповедник. Его проповеди отличались зрелищностью и экспрессивной подачей и собирали толпы зрителей. (Прим. пер.)].
Несколько дней спустя Рой попросил Хелен оставить ребенка у ее подруги – этой самой Рассел, – чтобы прокатиться. «Хочется выбраться из вонючего дома, – объяснил он. – Обещаю, с чуланом я покончил». Хелен была только рада; Рой вдруг снова стал похож на себя, заговорил о том, чтобы когда-нибудь вернуться к проповедям. Более того – Теодор перестал уходить по ночам, принялся разучивать новые религиозные песни и перешел на кофе. Даже несколько минут подержал малышку на руках, чего никогда раньше не делал.
Передав Ленору Эмме, тридцать минут они ехали до леса в нескольких милях к востоку от Коул-Крика. Рой остановился и попросил Хелен с ним прогуляться. Теодор был на заднем сиденье, прикидывался спящим. Пройдя всего несколько метров, Рой сказал: «Наверно, сперва лучше помолиться». Ранее они с Теодором поспорили на этот счет – Рой говорил, что хочет уединиться с женой, а калека настаивал, что хочет лично видеть, как она испустит дух, чтобы убедиться, что все без притворства. Когда они встали на колени под буком, Рой достал из-под мешковатой рубашки отвертку Теодора. Положил руку на плечо Хелен и прижал ее к себе. Приняв это за проявление нежности, Хелен обернулась, чтобы поцеловать мужа, когда он вогнал острый конец ей в шею по самую рукоятку. Отпустил, и она упала на бок, потом поднялась, лихорадочно хватаясь за отвертку. Стоило выдернуть ее из горла – из дырки брызнула кровь и залила Рою весь перед рубашки. Теодор смотрел из окна, как она пытается уползти. Хелен прошла всего несколько футов, потом упала в листья и билась минуту-другую. Было слышно, как она несколько раз звала Ленору. Теодор закурил и подождал пару минут, потом выбрался из машины.
Три часа спустя Теодор сказал:
– Ничего не выйдет, Рой.
Он сидел в коляске в нескольких футах от тела Хелен, зажавшей в кулаке отвертку. Рой стоял подле жены на коленях, держал за руку и все еще уговаривал вернуться к жизни. Сперва его мольбы разносились по лесу, преисполненные веры и пыла, но чем дольше он не видел движения в холодном теле, тем они становились путаней и исковерканней. Теодор чувствовал, как подступает головная боль. Пожалел, что не прихватил выпить.
Рой обернулся на кузена-инвалида со слезами на глазах.
– Господи, кажется, я ее убил.
Теодор придвинулся и прижал к ее лицу тыльную сторону чумазой ладони.
– Мертвая, так и есть.
– Не трожь! – вскрикнул Рой.
– Я помочь пытаюсь.
Рой ударил по земле кулаком.
– Все должно было быть не так.
– Жаль говорить, но если тебя за это поймают, то поджарят в Маундсвиле, как бекон.
Рой покачал головой, утер рукавом соплю из-под носа.
– Не пойму, что пошло не так. Я же был уверен… – Голос прервался, и он отпустил ее руку.
– Бля, ну просчитался, бывает, – сказал Теодор. – С каждым могло случиться.
– Черт, и что же мне теперь делать? – спросил Рой.
– Всегда можно бежать, – посоветовал Теодор. – Единственный умный поступок в таком положении. В смысле – бля, чего тебе терять-то?
– Куда бежать?
– Я тут как раз прикинул и решил, что наша развалюха дотянет до Флориды, если не загонять.
– Не знаю.
– Все ты знаешь, – ответил Теодор. – Слушай, как доберемся – продадим машину и снова начнем проповедовать. Чем и надо было заниматься все это время. – Он посмотрел на бледную окровавленную Хелен. Теперь с ее нытьем покончено. Он почти жалел, что не сам ее убил. Это ведь она все испортила. Теперь бы у них уже была собственная церковь, а то и передача на радио.
– Мы?
– Ну да, – сказал Теодор, – тебе же нужен гитарист? – Он уже давно мечтал отправиться во Флориду, поселиться у океана. Трудно жить калекой, когда вокруг одни паршивые холмы да деревья.
– А с ней что? – Рой показал на тело Хелен.
– Придется закопать ее поглубже, братец, – сказал Теодор. – Я закинул в багажник лопату на случай, если все пойдет не так, как ты думал.
– А Ленора?
– Поверь, ребенку лучше со старушкой, – сказал Теодор. – Ты же не хочешь, чтобы твоя дочка росла в бегах? – Он поднял взгляд на деревья. Солнце исчезло за стеной темных туч, и небо стало пепельно-серым. В воздухе висел сырой запах дождя. Из-за Рокки-Гэпа донесся медленный и слабый раскат грома. – А теперь лучше начинай копать, пока нас тут не залило.
Когда в ту ночь вернулся Ирскелл, Эмма сидела в кресле у окна и качала Ленору. Было почти одиннадцать, и буря только-только начала успокаиваться.
– Хелен сказала, их всего пару часов не будет, – сказала старушка. – Оставила только одну бутылочку молока.
– А, ты же знаешь этих священников, – отмахнулся Ирскелл. – Небось времени не теряли, заложили где-нибудь за воротник. Черт, как я слышал, этот калека меня два раза перепьет.
Эмма покачала головой.
– Жаль, у нас нет телефона. Что-то неспокойно на душе.