Лорелей / The Lorelei

НИЦШЕ. Мне все равно, что вы хотите. Мне нужно, чтобы вы немедленно сняли брюки.

РЭ. Хорошо, если вы настаиваете. (Начинает снимать брюки). Раньше никто и никогда не просил меня снять брюки. Хотя однажды, в отеле Лейпцига, меня попросили надеть брюки. Но это длинная история.

НИЦШЕ. Не хочу я ее слышать. Просто дайте мне ваши чертовы брюки. (Выхватывает у РЭ, начинает надевать).

РЭ. Почему вы надеваете мои брюки?

НИЦШЕ. Потому что не могу пойти на встречу с Вагнером без брюк.

РЭ. О! А я могу пойти с вами?

НИЦШЕ. Нет, вы пойти не можете. У вас нет брюк.

РЭ. Я могу надеть ваши брюки.

НИЦШЕ. Нет у меня никаких брюк. Поэтому мне потребовались ваши. Я опаздываю.

РЭ. Они ни с чем не сочетаются. И не подходят вам.

НИЦШЕ. Брюки никогда мне не подходят. Мне даже ботинки не подходят. И рубашки мне не подходят. Я всю жизнь ношу чужую одежду. Но все переменится после того, как я встречусь с Вагнером. Моя жизнь уже не будет прежней.

(Убегает. РЭ растерянно смотрит ему вслед).

РЭ. У меня нет брюк.

9

Вагнер

(Звучит увертюра к «Летучему голландцу», свет падает на ВАГНЕРА. Он сидит в кресле, смотрит в камин, в глубоком раздумье. Вечер у Вагнеров. Три ДЕВЫ РЕЙНА – гостьи, в красивых платьях, о чем-то болтают с ЛИСТОМ, угловатым, с всклоченными волосами, и фон БЮЛОВЫМ, встревоженным и угрюмым. Входит КОЗИМА, жена ВАГНЕРА, и НИЦШЕ, музыка стихает).

КОЗИМА. Теперь можете не стесняться. Говорите с ним, как с обычным человеком.

НИЦШЕ. Но он – необычный человек. Он – Рихард Вагнер. Он – бог.

КОЗИМА. Что ж, сегодня бог не в духе, потому что его донимает геморрой. Давайте. Говорите то, что придет вам в голову. Скажем, о погоде. Чуть разговорите его, и вам не придется открывать рот многие часы. Если он вас укусит, бинт у меня наготове.

НИЦШЕ (в присутствии Вагнера чувствует себя крайне стеснительно). Прекрасная у нас сегодня погода.

ВАГНЕР. Да что, черт побери, в ней прекрасного? Прямо-таки гребаный сезон дождей. Где вы взяли такие усы? Они выглядят так, словно что-то заползло к вам на лицо и умерло там.

КОЗИМА. Не замолкайте. Он обратил на вас внимание.

НИЦШЕ (перекрывая щебетание ДЕВ РЕЙНА). Я часто выхожу из дома в дождь. Иногда, после дождя, слышу какие-то шорохи в кустах. Чувствую на себе взгляды таинственных существ. Фей. Дев Рейна. И я каким-то образом очень сильно ощущаю огромность времени, протянувшегося до моего рождения и после моей смерти.

ВАГНЕР. Да о чем, черт побери, лопочет этот человек? У него травма головного мозга?

(Входит крайне боязливая СЛУЖАНКА, с трудом удерживает в руках большое блюдо с фруктами).

КОЗИМА. Хорошо. Здесь фрукты. Хочет кто-нибудь персик?

НИЦШЕ (берет персик). Да, благодарю.

ВАГНЕР (когда НИЦШЕ уже надкусывает персик). На них помочилась кошка.

(НИЦШЕ отдергивает руку с персиком ото рта).

КОЗИМА. Я перемыла все персики. Их вполне можно есть.

ВАГНЕР (берет у НИЦШЕ персик). Посмотрите на следы зубов. Мыши. Я ненавижу мышей. Известно, что мыши заползают в задний проход, когда ты спишь. Вот почему я никогда не сплю на животе. (Зашвыривает персик в глубину сцены. Возмущенное мяуканье кошки. Обращается к СЛУЖАНКЕ). Прочь отсюда! Прочь! (СЛУЖАНКА торопливо уходит, едва удерживая блюдо в руках. За сценой грохот, звон металла, опять возмущенное мяуканье кошки). Коты и слуги – орудия дьявола.

КОЗИМА. Спросите о его работе.

НИЦШЕ. Позвольте спросить, над чем вы сейчас работаете?

ВАГНЕР. Да что вам, черт побери, до того, над чем я сейчас работаю? Я сочиняю свои мемуары, основанные на системе хроматического напряжения и расслабления, похожих на мелодичный пердеж. Вас такой ответ устроит, Нэнси?

НИЦШЕ. Ницше.

ВАГНЕР. Вот те раз! Вы – тот самый, кто дарил мне куклы на Рождество? Да что это за мужчина, который дарит куклы другому мужчине? И что, по-вашему, мне делать с этими куклами?

КОЗИМА. Рихард слушал, как вы играли на рояле в гостиной. Он думает, что играете вы прекрасно.

ВАГНЕР. Овладевать мастерством игры на инструменте – пустая трата времени. Значение имеет только творчество. Вот тут все разрешено. Невозможно создавать, не разрушая. Страсть, неистовое желание, вот из чего творится музыка. Как и соитие. Мир делает все, чтобы портить жизнь творческому человеку. Долгие годы я бегал от кредиторов. Творец должен быть безжалостным, по отношению к себе и другим. Лист помогал мне. От Мейербера я видел только хорошее. Дураки. Почему они хотели помочь композитору, который гораздо лучше их? Из слабости. Я бы уважал их гораздо больше, если бы они попытались задушить меня фортепианной струной. У великого человека друзей нет. Хотя жены друзей могут оказаться весьма кстати, если хочешь кого-то соблазнить. Так я встретил Козиму. Жену фон Бюлова и дочь этого ублюдка Листа. Теперь они оба приходят в мой дом и едят мои обоссанные кошкой персики. Конечно, лучше спать с дочерью друга, чем с женой, потому что дочери моложе и обычно не такие уродливые.

КОЗИМА. Мой муж ничего не имел против того романа. Он понимал, что у гения есть привилегии, так, дорогой?

ФОН БЮЛОВ. Я подумывал над тем, чтобы застрелить его, но решил, что это большее наказание – позволить ему провести остаток жизни с тобой.

ЛИСТ. Иметь Вагнера зятем – все равно, что отдать дочь троллям.

ВАГНЕР. Увидев ее в первый раз, я сразу подошел к ней и облапил ее зад. «Кольцо нибелунга» длится восемнадцать часов, и большую часть времени моя рука был у нее под платьем. Бери, что хочешь, и не извиняйся. Делай свою работу и трахай все остальное. Кстати, я вижу, что вам отчаянно хочется вставить свой пенис в мою жену.

НИЦШЕ. Нет, нет. Нет. Абсолютно, нет.

ВАГНЕР. Почему нет? Что с ней не так? Вы думаете, ваш пенис слишком хорош для моей жены? Давайте поглядим. Ну что же вы? Приступайте прямо сейчас. Ладно, проехали. Все хотят трахнуть мою жену, и никто не знает, почему. Вероятно, это символический способ трахнуть меня. Но я должен предупредить, что наказание за такое прегрешение – смерть. Впрочем, смерть – наказание за любое прегрешение. И награда. Я знаю, о чем вы думаете. Неужели он заметит, что я трахнул его жену? Он же гений, постоянно занят своим «Летучим голландцем», криками толстых женщин с рогами, гномами и девами Рейна. Вы думаете, я продаю музыкальное змеиное масло, так?

НИЦШЕ. Я думаю, ваша работа невероятно соблазнительна, как девы Рейна, зовущие меня, чтобы утопить.

ДЕВЫ РЕЙНА (соблазнительно зовут его через сцену). Фритци. О, Фритци. Сюда, Фритци. Сюда, мальчик.

НИЦШЕ. Меня тревожит, что ваша музыка превращает людей в овец. Я не хочу становиться овцой.

ВАГНЕР. Но вы – овца. Вы все овцы. Бог и я – волки. Мы мчимся по вельду на всех четырех, пожирая то, что попадается на пути. Мы вгрызаемся в ваши мозги, а потом заглатываем их, как пудинг. Гете думал, что спасение в смирении и работе. В работе – да. Но смирение – это собачья чушь. Богу не нужно смирение. Они наденут твою голову на пику. Соберут тебя воедино, как пазл, а потом вновь разделят на фрагменты. Совсем как женщину. Ты должен быть только счастлив, если твое безумие продлится до самой смерти. Один момент здравомыслия, и все потеряно. Но если я поймаю тебя на моей жене, я оторву твой конец, а яйцами, как воланами, сыграю в бадминтон.

КОЗИМА. Мой муж всегда все преувеличивает.

ВАГНЕР. Преувеличения – секрет жизни. Меньше – не больше. Больше – это больше. Никогда не делай меньше, если можешь сделать больше. Я поделюсь с тобой секретом, Нэнси. Нам нравится прикидываться, будто мы не понимаем, но на самом деле мы очень даже понимаем. В действительности мы жуткие, отвратительные люди. А теперь выпей и сыграй на рояле.