ВТОРАЯ СМЕЮЩАЯСЯ СЕСТРА. А как это связано с носорогом?
МАКГОНИГЛ. Херст хочет, чтобы ты написал некролог.
РИС. Хочет, значит?
МАКГОНИГЛ. Да.
РИС. До того, как я засуну печатный станок ему в зад или после?
МАКГОНИГЛ. Вероятно, до, иначе тебе не успеть к сдаче номера.
ТРЕТЬЯ СМЕЮЩАЯСЯ СЕСТРА. Кто такая Нелли Блай?
МАКГОНИГЛ. Очень хорошая журналистка. Замечательная личность. Она была знаменитой.
ВТОРАЯ СМЕЮЩАЯСЯ СЕСТРА. Правда? И когда?
РИС. Судя по всему, до твоего рождения.
МАКГОНИГЛ. Нелли это бы понравилось. Ее некролог, написанный тобой.
РИС. Я всегда полагал, что она напишет мой.
МАКГОНИГЛ. Да. Я тоже.
(Пауза).
ТРЕТЬЯ СМЕЮЩАЯСЯ СЕСТРА. Наш дедушка умер в прошлом году. Но он был старый.
ВТОРАЯ СМЕЮЩАЯСЯ СЕСТРА. Ему было, как минимум, больше пятидесяти.
ПЕРВАЯ СМЕЮЩАЯСЯ СЕСТРА. Нам очень жаль, что с твоей подругой так вышло.
МАКГОНИГЛ. Я думал о нашей первой встрече. В старой редакции «Уорлда». Должно быть, тридцать пять лет тому назад. (Свет начинает меркнуть в баре «О’Шонесси»). В тысяча восемьсот восемьдесят шестом? Или в восемьдесят седьмом? Я сидел за тем столом у батареи, рядом с дверью в кабинет мистера Пулитцера. Мы называли его «Восьмым кругом ада». Она была такая симпатичная, миниатюрная. Чертовски умная. И упрямая. Если она что-то задумывала…
(Бар уходит в тени, свет падает на двери в глубине сцены и…)
4. Мир мистера Пулитцера
(Центральная дверь открывается, и НЕЛЛИ БЛАЙ, ей 22 года, резко и довольно грубо выставляют в коридор. МАКГОНИГЛ направляется к своему столу у батареи в редакции «Нью-Йорк уорлд», рядом с кабинетом ПУЛИТЦЕРА. 1887 г. МАКГОНИГЛУ 38 лет, но он такой же всклоченный. Вероятно, был таким и в двенадцать).
НЕЛЛИ. Но подождите, сэр, пожалуйста. (Делает шаг к двери, из которой ее только что выставили). Если вы только дадите мне шанс… (Дверь захлопывается ей в лицо. НЕЛЛИ в ярости). Глупые мужчины! Глупые, глупые мужчины!!!
МАКГОНИГЛ. Не смотри на меня. Я раньше был мужчиной, но теперь я – театральный критик.
НЕЛЛИ (негодует). Всегда смотрят свысока. Господи, я это ненавижу!
МАКГОНИГЛ. Расслабься, детка.
НЕЛЛИ. Не могу я расслабиться! Я в Нью-Йорке четыре месяца, обиваю пороги всех газет, и никто не дает мне работу. Деньги закончились, из еды остались два крекера и финик. Я наконец-то сумела пробиться в этот высокий кабинет, но результат тот же. «Сожалею, мисс Блай. Я уверен, вы были отличным репортером в Питтсбурге, но это Нью-Йорк. Здесь более высокие стандарты». Высокие стандарты, как же! Я каждый день читаю нью-йоркские газеты. По большей части пишет их для придурков семейство обезьян. «Мы не нанимаем женщин, мисс Блай. Из женщин хороших репортеров не получается. Они брезгливые, ненадежные, неточные, рассеянные и эмоциональные. Я кажусь вам эмоциональной?
МАКГОНИГЛ. Разве что чуть-чуть, но есть такое.
НЕЛЛИ. Только потому, что я три дня не ела, меня выкинули из пансиона, и на меня смотрел свысока и оскорблял каждый самодовольный кретин в Нью-Йорке. Станешь тут эмоциональной.
МАКГОНИГЛ. Тебе действительно надо успокоиться и перестать кричать мне в ухо, иначе мистер Пулитцер уволит меня, и я окажусь рядом с тобой на улице, где мы оба будем умирать от голода. Мистер Пулитцер ненавидит шум. У него гиперчувствительность к шуму. Он громких звуков у него изо рта идет пена. Так что ты не получишь работу, устраивая истерику.
НЕЛЛИ. Я не устраиваю истерику. Я просто в бешенстве. Это так несправедливо. Я – хороший репортер. Мистеру Пулитцеру не нужны хорошие репортеры?
МАКГОНИГЛ. Ему нужны люди, которые не шумят.
НЕЛЛИ. Пожалуйста, я в отчаянии. Неужели вы не можете мне помочь?
МАКГОНИГЛ. Я не нанимаю на работу. Я бегаю за пожарными автомобилями и засыпаю в театре. Наймом занимается Кокрилл.
НЕЛЛИ. Не получается у меня попасть к Кокриллу.
МАКГОНИГЛ. Счастливая девушка. Однажды в Сент-Луисе он застрелил мужчину, который нарушил его дневной сон.
НЕЛЛИ. Я – не счастливая девушка, я – голодная девушка. И не уйду из этой редакции, не получив работу.
МАКГОНИГЛ. Я только могу предложить тебе сэндвич с солониной.
НЕЛЛИ. Не хочу я сэндвич с солониной.
МАКГОНИГЛ. Тогда ничем помочь не могу.
НЕЛЛИ. Пожалуй, я готова разделить с вами сэндвич с солониной. (Протягивает руку). Я – Нелли Блай. В Питтсбурге я – знаменитость.
МАКГОНИГЛ (пожимает ей руку). Извини, в Питтсбурге бываю не так часто, как мне хотелось бы, но я рад нашему знакомству. (Задерживает ее руку в своей чуть дольше необходимого, смотрит на нее).
НЕЛЛИ. Сэндвич с солониной.
МАКГОНИГЛ. Что?
НЕЛЛИ. Мы собирались разделить сэндвич с солониной.
МАКГОНИГЛ. Сэндвич с солониной.
(С неохотой отпускает ее руку, выдвигает средний ящик стола и достает большой сэндвич с солониной).
НЕЛЛИ. Вы?..
МАКГОНИГЛ (достает длинный, похоже, острый нож). Я что? (НЕЛЛИ видит нож и инстинктивно отступает на шаг). Не бойтесь. Он используется лишь для вскрытия писем от безумных бывших жен. Но я точно перережу им горло, если меня вновь пошлют рецензировать оперу. (Разрезает сэндвич пополам). Я – Макгонигл. Знаменитость в баре «О’Шонесси». Хотя, уже нет. Меня туда не пускают с тех пор, как я швырнул пепельницу в зеркало. Не понимаю, чего они так обиделись. Пепельница до зеркала не долетела. По пути наткнулась на голову О’Шонесси. При ударе возникло ощущение, что прозвонил Биг-Бен. Все, кто там был, посмотрели на часы. Но в этом городе люди так долго помнят обиду. Что удивительно, потому что все остальное забывается мгновенно. (Дает НЕЛЛИ половину сэндвича и указывает на стул у стола). Держи. И присядь.
НЕЛЛИ (садится). Благодарю вас, мистер Макгонигл.
МАКГОНИГЛ. Просто Макгонигл. Или Мак. Мистер здесь только один – мистер Пулитцер.