ЛЕНА КРОУ. Элизабет, иди в дом. Снаружи холодно.
ЭЛИЗАБЕТ КРОУ. Послушай.
ЛЕНА КРОУ. Что мы слушаем?
ЭЛИЗАБЕТ КРОУ. Голоса.
ЛЕНА КРОУ. Не слышу я никаких голосов.
ЭЛИЗАБЕТ КРОУ. Прислушайся, глупенькая. Неужели ты их не слышишь?
КЭТИ КРОУ. Кто это? Ангелы? Или дьяволы?
СЮЗАН КРОУ. Это не дьяволы.
ЭЛИЗАБЕТ КРОУ. Я думаю, это старики.
КЭТИ КРОУ. Ты про дедушку и бабушку?
ЭЛИЗАБЕТ КРОУ. Нет, глупенькая. Я о тех, кто гораздо старше.
КЭТИ КРОУ. Все, кто гораздо старше, чем они, уже мертвы.
ЭЛИЗАБЕТ КРОУ. Да.
(Пауза. Они слушают).
СЮЗАН КРОУ. Я замерзла. Думаю, нам лучше вернуться в дом.
ЭЛИЗАБЕТ КРОУ. Поначалу они только что-то шептали, и я не могла разобрать ни слова. Но однажды я встретила парня к лесу, и он ко мне прикоснулся, и я тех пор я начала слышать голоса ясно и отчетливо, особенно ночью, когда все затихает, и голоса в листьях, и они мне говорят.
ЛЕНА КРОУ. Говорят, что?
ЭЛИЗАБЕТ КРОУ. Прекрасное, и печальное, и ужасное. О моей смерти.
ЛЕНА КРОУ. А о моей? Они говорят тебе о моей смерти?
ЭЛИЗАБЕТ КРОУ. Нехорошо это, говорить человеку о его смерти. Он должен услышать о ней сам.
ЛЕНА КРОУ. Но я не слышу голоса, Элизабет.
ЭЛИЗАБЕТ КРОУ. Придет день, когда услышишь.
КЭТИ КРОУ. Я хочу слышать голоса.
СЮЗАН. Иди в дом, где тепло, Кэти. Сейчас же.
КЭТИ КРОУ (когда СЮЗАН уводит ее). Попрощайся за меня с голосами.
СЮЗАН КРОУ. Пошли, до того, как папа проснулся.
КЭТИ КРОУ (когда уходит вместе с СЮЗАН). Я не боюсь папы. Я ничего не боюсь. Это Лена боится всего.
СЮЗАН КРОУ. Может, заткнешься? (Они уходят).
ЛЕНА КРОУ. Не думаю я, что хочу слышать голоса, Элизабет.
ЭЛИЗАБЕТ КРОУ. А я не думаю, что это твой выбор. Я думаю, это выбор голосов.
(Они смотрят друг на дружку).
ДЖОЗЕФ ДОДДРИДЖ (выходит на сцену, мужчина средних лет, проповедник и доктор, самый образованный человек Пограничья, говорит с ЛЕНОЙ, проходит мимо ЭЛИЗАБЕТ, словно той и нет). Привет, Лена. Извини, что заставил тебя ждать. Есть тут кто-нибудь еще? Мне показалось, я слышал голоса.
ЛЕНА КРОУ (смотрит на ЭЛИЗАБЕТ). Нет. Никого здесь нет.
(ЭЛИЗАБЕТ поворачивается и уходит).
ДЖОЗЕФ ДОДДРИДЖ. Должно быть, слишком много работаю. Как ты? Моя жена сказала, что ты хочешь о чем-то со мной поговорить.
ЛЕНА КРОУ. Я не хочу вас беспокоить. Но не знала, с кем еще мне поговорить.
ДЖОЗЕФ ДОДДРИДЖ. Для меня это никакое не беспокойство, Лена. Мне всегда приятно посидеть и поговорить с хорошенькой девушкой. Так в чем дело?
ЛЕНА КРОУ. Мне снились кошмары. И иногда нет у меня уверенности, было это во сне или я наяву слышала голоса, видела призраков. Я не знаю. Меня это пугает. Иногда я смотрю в старое зеркало моей матери, вижу свое отражение, но потом мое лицо начинает меняться, глаза, волосы, кожа, и вот уже на меня смотрит индианка, из зеркала, я протягиваю к ней руку, наши пальцы соприкасаются, на поверхности зеркала, а потом индианка тянет мою руку в зеркало, и моя рука исчезает в нем по локоть, я пытаюсь вырваться, но меня тянут к зеркалу, как в воду, и я ударяюсь лицом о поверхность зеркала, и внезапно все красное, ярко-красное, краснота раплескивается по моему лицу, по моему телу, и женщина в зеркале крепко держит меня, я не могу вырваться и слышу, как кто-то кричит.
ДЖОЗЕФ ДОДДРИДЖ. На твою долю выпали ужасные переживания. Требуется время, чтобы сжиться с тем, что произошло. Дай себе немного времени, и, думаю, дурные сны уйдут.
ЛЕНА КРОУ. Иногда я чувствую, будто в моей голове кто-то живет, и это не я. Иногда мне снится, что я в лесу, и очень жарко, поэтому я снимаю всю одежду, но мне все равно жарко, и я начинаю сдирать кожу, и под моей кожей другие слои, разных цветов, и я их сдираю, слой за слоем, сдираю кожу и волосы, пока от меня не остается один скелет. А потом кости начинают крошиться, и я падаю в кучку пыли, от меня остаются только два глаза на кучке пыли и костей, но тут все начинает исчезать, и вот я одна в темноте, словно в пространстве между звездами, и я чувствую это жуткое одиночество, и я потерялась, и я ничто, я никто.
ДЖОЗЕФ ДОДДРИДЖ. Нам всем снятся кошмары, Лена, и, конечно, у тебя больше причин, чем у большинства, но ты не одинока. Ты – идеальная душа в творении Божьем, и у тебя есть такое же право жить и быть счастливой, как и у любого другого существа. Кошмары не могут отнять у тебя этого права.
ЛЕНА КРОУ. Но это не только кошмары. Иногда я что-то вижу.
ДЖОЗЕФ ДОДДРИДЖ. Что именно?
ЛЕНА КРОУ. Что-то в лесу. Каких-то тварей, подкрадывающихся к дому, заглядывающих в окна. Что-то не так с моей головой. Иногда у меня возникают мысли, что я – одна из проклятых.
ДЖОЗЕФ ДОДДРИДЖ. Ты – не одна из проклятых.
ЛЕНА КРОУ. Я одна из них, если так думаю. Но иногда я задаюсь вопросом…
ДЕВУШКА ДОДДРИДЖ (кричит за сценой). А-А-А-А-А-А-А! А-А-А-А-А-А-А!
ЛЕНА КРОУ. Это еще что?
ДЖОЗЕФ ДОДДРИДЖ. Не знаю. Судя по звукам…
(ЛЬЮИС ВЕТЗЕЛ и УИЛЬЯМ ХАФФ врываются в комнату, тащат упирающуюся и охваченную яростью ДЕВУШКУ ДОДДРИДЖА. Руки связаны за спиной, во рту кляп. Она – молодая белая девушка в индейской одежде).