МИК. Там другое. Я могу сосредоточиться. Нужно что-то делать. Преодолевать препятствия. Это я понимаю. Поставь передо мной задачу, и я буду искать способы ее решения. Но здесь все иначе.
ДАТЧ. Пожалуй, что нет.
МИК. Я не могу на этом сосредоточиться. Я не знаю, что с этим делать.
ДАТЧ. Ты должен научиться воспринимать ситуацию не той, которую боишься, и не той, которую хочешь видеть, но какая она на самом деле. В этом различие между взрослым и ребенком, а иногда между жизнью и смертью.
МИК. Но мы не знаем, какова ситуация. В этом и проблема.
ДАТЧ. Однажды я оказался в одном борделе в Сербии, и они послали киллера, чтобы убить меня.
МИК. Кто послал?
ДАТЧ. Плохиши.
МИК. Какие плохиши?
ДАТЧ. Для этой истории значения не имеет. Итак, они послали парня, чтобы убить меня. И этот парень размерами был со шкаф. Я подумал, что мне конец. Но в борделе был коротышка-пианист. И я попросил его сыграть «Медоносную роза»[1 - «Медоносная роза/ Honeysuckle Rose» – песня записывалась неоднократно. В Сети записи имеются.], напоминавшую мне о первой жене.
МИК. И сколько у тебя было жен?
ДАТЧ. Для этой истории значения не имеет. А теперь вопрос: какова вероятность того, что в сербском борделе я найду пианиста, знающего мелодию «Медоносной розы»? И этот коротышка играл чертовски хорошо.
МИК. И как соотносится эта история с нашей ситуацией.
ДАТЧ. Очень просто: не нужно что-то предполагать. Вполне возможно, что все совсем не так, как ты думаешь.
МИК. Так что случилось? Этот большезадый парень входит и убивает тебя?
ДАТЧ. Да, этот большой, с мертвыми глазами, размером со шкаф кусок дерьма входит в бордель. Свой пистолет я отдал. Инструкция это запрещала, но девица выставила такое требование, а я питаю слабость к рыжеволосым. У каждого есть слабое место. Может, она была с ним заодно, не знаю. В общем, этот здоровенный чертов урод, причуда природы, очень похожий на дворецкого Ларча семейки Адамсов, входит, и я уже прощаюсь с жизнью. Но когда этот парень вытащил пистолет, уже пройдя мимо пианиста и уделив ему не больше внимания, чем комнатному растению в горшке, этот коротышка хватает бильярдный кий и толстым концом бьет Ларча по затылку. Киллер оглушен, падает на колени и получает второй крепкий удар кием, теперь по темечку. Тут этот шкаф валится на пол, лицом вниз, перекатывается на спину, а коротышка-пианист, схватив кий обеими руками, вонзает острый конец ему в шею, словно забивает заборный столб, и артерия киллера взрывается, как Везувий. Он лежит на полу, с кием в шее, а голая сербская проститутка, которую окатило кровью с ног до головы, вопит, как резаная.
МИК. Жаль, что я этого не видел.
ДАТЧ. Да, доложу тебе, это мгновение следовало запечатлеть на пленку. Что ж, я хочу дать коротышке деньги, но он говорит, не надо деньги, лучше возьмите меня на работу. Азартный оказался парниша. Я подумал, почему нет, рефлексы у него отменные, вот и отправил к своему другу Папаю. Ты знаешь Папая?
МИК. Нет.
ДАТЧ. Да, ты появился позже. Как выясняется, у парня врожденный талант. Он быстро продвигается по служебной лестнице. Но однажды Папай приходит ко мне и говорит, Датч, мы должны избавиться от этого пианиста. А я говорю, но, Папай, у парня врожденный талант. Папай соглашается, да, у него врожденный талант, но этот сукин сын трахает мою жену. И я говорю ему, Папай, даже если он трахает королеву-мать, меня это совершенно не волнует, этот парень нам нужен. Потому что если возникает необходимость расчленить труп, этот сербский пианист-коротышка сделает все в лучшем виде, даже не поморщившись.
МИК. Вы расчленяли трупы?
ДАТЧ. Пианист расчленял трупы. Один – точно, я тому свидетель. Мы его не убивали. Но потребовалось от трупа избавиться. К нашей истории это отношения я не имеет, но он расчленил этот труп со знанием дела. Потом рассказал, что родной дядя нашел ему работу на скотобойне, когда ему было двенадцать, и после той работы тебя уже ничего не тревожит. Ты просто поворачиваешь в голове маленький рычажок и делаешь то, что тебе сказали. Но пару месяцев спустя от него все-таки пришлось избавиться. Выяснилось, что он трахал и шестнадцатилетнюю дочь босса. Он был отличным стрелком, вот его и отправили на снайперскую охоту, с которой не возвращаются.
МИК. Вы его убили?
ДАТЧ. Нам не пришлось его убивать. Мы просто дали знать местным, из тех, кто не ладил с нашими друзьями, где именно он будет охотиться.
МИК. И какова мораль этой истории, Датч?
ДАТЧ. Мораль этой истории такова: первым делом пристрели пианиста.
(Входит МАКС, следом за ним ЮСТИНА. Оба хорошо одеты, выглядят профессионалами. У МАКСА грива преждевременно поседевших волос и пронизывающие ярко-синие глаза).
МАКС. Прошу извинить, что заставил вас ждать, господа. Пришлось заделать пару-тройку протечек в дамбе. С проблемами лучше не затягивать. Это Юстина, она юрист, ее специализация – отношения с общественностью. Датч и Мик. Два наших лучших зарубежных агента.
ЮСТИНА. Привет.
ДАТЧ. Видишь, Мик, я говорю тебе, что все будет хорошо, а через две минуты в кабинет входит красавица. Ну чем я не экстрасенс?
МАКС. Пусть внешность вас не обманывает. Это девушка – барракуда.
ЮСТИНА. Я – не барракуда.
МАКС. Давай без скромности. Это форма тщеславия и трусости и огромная потеря времени. Значит, так. У нас есть маленькая проблема, который мы должны заняться. Я попросил Юстину принять участие в нашей беседе, потому что она будет освещать ситуацию для широкой общественности и, возможно, представлять вас в суде, если дело окажется там. Но лично я не думаю, что до этого дойдет. Нет, если мы правильно разыграем свои карты. Но вам волноваться незачем, потому что так или иначе, мы о вас позаботимся. Работая на нас, вы должны отдавать себе отчет, что мы – одна семья. И не просто семья. Мы – семья Бога. Я говорю то не для того, чтобы подчеркнуть собственную значимость, а потому что это чистая правда. Все, кто работает в «Даркпуле» – прямые инструменты Божьей воли. А это означает, что есть у нас специальное разрешение делать то, что представляется нам необходимым, как в свое время у крестоносцев. Потому что, и вы должны это понимать, друзья мои, мы принимаем участие в великом Крестовом походе. Божьих людей награждают на небесах, но и на земле, не только деньгами и властью, но и всеми плодами из Сада.
МИК. Приятно это слышать, сэр, но я не уверен, что государственные структуры посмотрят на это под таким углом. Я про плоды и всем такое.
МАКС. Какие государственные структуры? Послушай, давай говорить по-деловому. Мы же не дети. И должны отбросить все эти детские штучки. Я не собираюсь оскорблять вас, предлагая тарелку лошадиного навоза с яблочным соусом. А устроено все именно так. У нас избираемые государственные структуры, чтобы ублажать людей. Это абсолютно необходимо, представительная демократия – великий институт и все такое. Но по большей части это иллюзия. Настоящее государство – это совсем другое. Настоящее государство – это мы. Обязательно должна быть армия, чтобы сражаться и умирать за нашу свободу, и я горжусь этими храбрыми мужчинами и женщинами, молюсь за них и желаю им всего наилучшего. Но если брать в целом геополитическую и макроэкономическую картину, кто они на самом деле? Пушечное мясо. Трагично, но это правда. Настоящая армия – это мы.
МИК. Это, безусловно, интересный подход. Но все равно остается система законов и…
МАКС. В этом прелесть нашего положения: нет для нас законов, кроме Божьих, потому что мы – Божьи люди, и преследуем высшие цели. Я очень серьезно отношусь к возложенной на нас ответственности.
МАК. Я в этом уверен. Просто…
МАКС. Ты принимаешь Иисуса Христа, как нашего Господина и Спасителя?
МИК. В церкви я бываю не часто, но меня воспитали…
МАКС. Потому что я верю, когда Иисус придет снова и, заверяю вас, придет он скоро, на этот раз он будет вооружен до зубов. Больше никто не будет подставлять вторую щеку. Он будет охотиться на мышей и еретиков с вертолета. Он будет одним из нас. Поэтому вам волноваться не о чем. Поверьте мне. Я знаю. Я вырос на болоте. На болоте можно многому научиться. Бог живет на болоте. Бог везде, но особенно на болоте. Он живет там под водой. Он – как большой крокодил. Старый. Ждущий.
(Пауза).
ЮСТИНА. Я думаю, мистер Хорн пытается сказать…
МАКС. Я ничего не пытаюсь сказать, и не нужно тебе переводить мои слова, Юстина. Я дам тебе знать, когда я закончу. Я говорю все, как есть. Но большинство людей в этом мире еще не способны воспринимать правду, вот им и нужны сказки, чтобы удержать их от прыжка в окно. Но вы, парни, не свалились с дерева. Вы понимаете, о чем я говорю. Государственные структуры, какими мы их знаем, в масштабе нации теперь отодвинуты в сторону. А власть принадлежит совсем другой структуре, которая протягивается через границы стран, как паутина. Будущее принадлежит транснациональным корпорациям. И знаете, кто мы такие, парни? Мы – мускулы, которые эти корпоративные завоеватели будут использовать, чтобы захватить и удержать власть.
МИК. Мы не работаем на корпорации. Мы работаем на государство.
МАКС. Это сказка для лопухов. Государство работает на корпорации. Оно – ширма. То есть официально мы можем работать на государство, но постепенно государство, через грамотную политику расширенной приватизации передает все большую и большую власть корпорациям, и, таким, образом, нам. То есть сила переходит к нам. Мы ее накапливаем. Государство приватизирует военную промышленность, мы получаем контракты, мы получаем деньги, мы получаем власть. Мы открываем тренировочные лагеря по всей стране. По всему миру. И с течением времени государственные структуры становятся лишними. Они уже лишние, но должно пройти время, прежде чем это станет ясным самым глупым либералам среди нас. И к тому времени мы уже будем на коне. Сможет надрать задницу всем. Будущее – это мы.
(Пауза).
ДАТЧ. Что ж, у меня прямо гора свалилась с плеч. А как насчет тебя, Мик? Настроение улучшилось?
МИК (с большим сомнением). Д-да, конечно.
МАКС. Это хорошо. Я рад, что мы на одной волне. Оставляю вам Юстину. Если у вас остались какие-то уточняющие вопросы, она на них ответит, а у меня есть еще одно неотложное дело. Хорошего вам дня, и я лично хочу поблагодарить вас за верную службу компании и Иисусу Христу, нашему единственному Господину и Спасителю. И с Юстиной ведите себя пристойно. У нее есть пистолет, и она знает, как им пользоваться. Шутка. Я пошутил. Чао.