Ночи в кафе «Бродячая собака»

МАЯКОВСКИЙ. Расскажи мне о своей брачной ночи.

ЛИЛЯ. Моей брачной ночи? А что о ней рассказывать?

МАЯКОВСКИЙ. Мне интересно, что произошло в твою брачную ночь. Расскажи мне все. Ничего не опускай.

ЛИЛЯ. Ты хочешь знать все о брачной ночи с моим мужем?

МАЯКОВСКИЙ. Я хочу знать о тебе все. Самое невероятное, неописуемое, ужасное.

ЛИЛЯ. На самом деле не было в моей брачной ночи ничего ужасного. Наоборот, она была прекрасна. Везде стояли цветы, постель была мягкой и пахла удивительной чистотой, Брик был нежным и чутким любовником. Языком он вытворял такое, что посильно, как мне казалось, только муравьеду.

МАЯКОВСКИЙ. Ладно. Этого достаточно.

ЛИЛЯ. Но ты сказал, что хочешь услышать все о моей брачной ночи. Правда в том, что она была нежной и страстной. Я испытала несколько оргазмов, и всякий раз, когда он входил в меня, чувствовала…

МАЯКОВСКИЙ. Замолчи. Просто замолчи. Я не хочу этого слышать.

ЛИЛЯ. А чего ты ждал? Я сожалею, что моя брачная ночь не была такой ужасной, как бы тебе хотелось. Если ты хочешь написать за меня мои реплики, тогда я, конечно же, скажу именно то, чего ты жаждешь услышать. Словно наш разговор – какая-то глупая пьеса.

МАЯКОВСКИЙ. Почему ты это делаешь? Почему ты так меня мучаешь?

ЛИЛЯ. Если не хочешь слышать ответ, не задавай вопрос.

МАЯКОВСКИЙ. Ты говоришь, что любишь меня, но никогда не отдаешься полностью, и всегда возвращаешься к мужу.

ЛИЛЯ. Ты хочешь полностью поработить меня. Ожидаешь, что женщина целиком и полностью станет твоей, а когда она это делает, ты теряешь интерес и презираешь ее. И не надо этого отрицать. Ты так поступал с сотней женщин. Как и с той бедняжкой, которая выпрыгнула из окна.

МАЯКОВСКИЙ. Моей вины в этом нет. Я ее из окна не выбрасывал. А ты тогда флиртовала с Пастернаком.

ЛИЛЯ. Я не флиртовала с Пастернаком. Пастернак флиртовал со мной. Он флиртует со всеми. Как и ты. И мне нравится его компания. В нем нет такого надрыва, как в тебе, и он так здорово импровизирует. На пианино. Я хочу научиться этому. И я хочу рисовать, высекать скульптуры. И я хочу брать уроки танцев и танцевать как, Тамара и Ольга. Ты для меня очень, очень важен, но в моей жизни есть многое помимо тебя. Тебе нужно больше любви, чем может дать один человек. Эту твою потребность невозможно насытить, для других она губительна. Если ты любишь меня, позволь оставаться, какая я есть. Ветреной и непостоянной, как и ты. Живя с Бриком, я жаждала любви. Но ты – полная противоположность Брика. Твоя любовь сокрушающая, я в ней утону. По крайней мере, Брик в этих вопросах реалист. И я не думаю, что у тебя есть право испытывать к нему презрение.

МАЯКОВСКИЙ. Я и не испытываю. Брик – мой друг.

МАНДЕЛЬШТАМ. Друг, жену которого ты трахаешь.

МАЯКОВСКИЙ. Но он не против. Сам так сказал.

БЕЛЫЙ. В любви самообман – ключевой элемент.

МАЯКОВСКИЙ. Почему ты остаешься с ним, если он не хочет с тобой спать?

ЛИЛЯ. Ты – прелесть, но выматываешь донельзя. Это такое облегчение, проводить время с мужчиной, который счастлив только тем, что я рядом, но вполне может оставаться один, не угрожая застрелиться.

МАЯКОВСКИЙ. Но это не любовь.

ЛИЛЯ. Что бы это ни было, меня вполне устраивает. (Целует его и уходит).

МАЯКОВСКИЙ. Иногда я вижу себя со стороны, наблюдаю за собственным представлением. И, должен отметить, получается у меня хорошо. Но не так хорошо, чтобы обмануть себя.

МЕЙЕРХОЛЬД. Это правильно, смотреть на себя со стороны. Актер не может оставаться в плену своих эмоций. Уничтожая ложные традиции настоящего, мы должны использовать ложные традиции прошлого, а потом ниспровергать их. Это хорошо – носить маску.

МАЯКОВСКИЙ. А если я сниму маску и окажется, что лица у меня нет?

МЕЙЕРХОЛЬД. Маска – это лицо.

МАЯКОВСКИЙ. Наиболее свободно ты чувствуешь себя на сцене. А я – здесь, в месте, которое по большей части воображаемое. Здесь у человека ощущение, что никто и ничто его не тронет. Ты словно внутри защитного кокона. Но придет день, когда кокон разлетится вдребезги.

Картина 8

Когда-нибудь наши стихи убьют нас всех

ГУМИЛЕВ. Тебе ночью не спалось. Я просыпаюсь, а тебя нет.

АННА. Ребенком я ходила во сне. По крыше, с голубями. Все думали, что я чокнутая. Я плавала, как рыба, в тонком платье, которое прилипало к телу, а мальчишки глазели. Да какая разница, что они видели? Они все такие тупицы. Это мое тело, это я сама. Каждый вправе отвести глаза. Ты на меня злишься.

ГУМИЛЕВ. Я не злюсь. Мне просто не нравится, что ты бродишь по дому ночью. В четыре утра женщина должна быть в постели, рядом с мужем.

АННА. Я – поэтесса. Я встаю и пишу. Ты на долгие месяцы убежал в Абиссинию, а я не могу ходить по собственному дому? Зачем поэту ехать в Абиссинию?