Зойка моя! (сборник)

– Я хочу видеть дедулю, – прошептала она.

– Конечно, милая, – откликнулся отец и погладил дочь по голове. – Мы с тобой поедем встречать дедушку и проводим его в больницу. Заодно я поговорю с врачами. Он прилетает днем, но в школу ты можешь не ходить.

Зоя кивнула и прижалась к няне.

В аэропорт Геннадий с Зоей прибыли раньше времени. Поняв, что до прилета остается еще больше часа, отец и дочь направились в кафе. Есть не хотелось совсем – слишком тревожно было на душе, но стоять в зале ожидания и всматриваться в лица выходящих людей, безнадежно пытаясь отыскать единственное родное, – еще хуже. Гена взял под локоть дочь и повел в сторону столиков. Проходя мимо стеклянных окон здания аэропорта, мужчина вдруг увидел отражение красивейшей пары и с удивлением отметил, что видит именно себя и Зою. Впервые Покровский посмотрел на девушку глазами мужчины, а не отца. К 14 годам его крошка вдруг превратилась в юную женщину: детская фигурка приобрела соблазнительные изгибы; жесты, манеры и взгляд стали манящими. Изменения произошли и в одежде – теперь в гардеробе были обтягивающие джинсы, коротенькие курточки и кофточки, высокие каблучки. В таком образе уже в 14 лет девочка была дико сексуальна. Весь час, что папа с дочкой просидели в кафе, Геннадий ловил себя на том, что смотрит на дочь глазами мужчины, и очень смущался от такого открытия. Наконец объявили о том, что самолет совершил посадку.

Бориса Львовича везли на каталке работники аэропорта, Екатерина Леонидовна шла сзади, везя за собой чемодан. Когда мужчина увидел профессора, то сразу понял, что дела совсем плохи. Лицо больного было синюшным и отекшим, взгляд потускнел, а все вещи болтались на изнеможенном теле как на вешалке. Зоя бросилась к дедушке:

– Дедуля! Дедуля, я так соскучилась!

В очередной раз Покровский залюбовался стройной фигуркой дочери, однако тут же одернул себя и переключил внимание на пожилую чету, заменившую ему рано погибших родителей. Борис Львович и Екатерина Леонидовна тепло здоровались с внучкой, хотя было видно, что улыбки даются им с трудом. Геннадий поспешил родным навстречу.

Профессора определили в палату, и Гена пошел разговаривать с хирургами, а Екатерина Леонидовна и Зоечка окружили своим вниманием и заботой старика. Когда мужчина вышел из ординаторской, он увидел, что пожилая женщина сидит в коридоре.

– Екатерина Леонидовна, что случилось? – встревожился мужчина.

– Все нормально, милый, – подняла уставшие глаза «вторая мать». – Боря захотел наедине поговорить с внучкой. Не знаю, о чем.

Как только были произнесены эти слова, из палаты выскочила Зоя и уставилась на Геннадия.

– Это правда? – Губы малышки дрожали, а кулачки были сжаты. – Скажи мне, это правда?

– Милая, я не знаю, о чем ты говоришь.

Екатерина Леонидовна поспешила к мужу, оставив отца с дочерью наедине.

– О том, что ты не мой отец, – расплакалась Зайка.

– Крошка моя, – притянул к себе ребенка Покровский. – Ты моя с самого рождения. Ты моя и только моя дочка… Да, в тебе не течет моя кровь, но это ничего не значит!

– Не значит? – вскричала Зоя. – Что ты об этом знаешь? Он отнял у меня мамочку! И тебя тоже отнял! Ты мне не отец! А он мне не дедушка!

– Зоечка, зайка моя, я был твоим отцом с самого твоего рождения и всегда им буду. И дедушка с бабушкой у тебя самые настоящие: они твои родные по крови, но это и не главное. Главное, что они очень любят тебя и в тебе их смысл жизни.

– Смысл жизни? – переспросила дочь. – Какой жизни? Он убил мою маму, а меня отдал чужому человеку. И в этом смысл его жизни?!

– Ты сейчас расстроена, поэтому не можешь рассуждать разумно, – пытался успокоить девочку отец. – Поверь мне, у твоего дедушки не было и дня, чтобы он не жалел о том, что когда-то поднял руку на Верочку, хотя ее гибель была трагической случайностью. Он очень страдает от того, что не уберег дочь. И то, что ты сейчас отвернешься от него, его может просто убить.

– Мне все равно. Он убил мою маму и сломал мне всю жизнь, – зло сказала Зоя и направилась к выходу. Геннадий бросился за ней.

Глава 9

Галина Павловна, Геннадий и даже Арсений пытались поговорить с Зоей, объяснить, что ничего не поменялось в ее жизни.

– Любовь – это нечто большее, чем единая кровь, – говорила няня девочке. – Посмотри на нашу любимую картину, где влюбленные вдвоем взлетают к небесам. Они же не родные, они абсолютно чужие друг другу люди, но их сердца бьются в унисон, потому что в их душах живет любовь. У вас с папой точно так же. Вот еще неделю назад что бы ты сказала про папу?

– Что папочка у меня самый лучший в мире, – буркнула Зоя.

– А он разве изменился по отношению к тебе?

– Нет, но он же мне не папа, – подняла затравленный взгляд молодая девушка.

– А кто же тогда?

– Не знаю.

– Девонька, он твой папа с самого твоего рождения. И он очень страдает от того, что ты отвергаешь его любовь. И дедушке очень плохо. Он считает себя виноватым в смерти дочери, а ты, его единственная и любимая внучка, отвернулась от него. Разве так можно? Он же дал тебе все, что мог дать: семью, заботу, любовь… Так нельзя, маленькая моя…

Зоя вытерла слезы и кивнула головой. Было видно, что няня вложила в ее хорошенькую головку какую-то мысль, которую теперь предстояло выносить и вырастить.

Геннадий мотался между работой и больницей, а в это время его голова была занята дочерью. Ее боль не давала ему покоя, но что делать, он не представлял.

Борису Львовичу становилось все хуже и хуже, и операция каждый день откладывалась. На ежедневном консилиуме опытнейшие хирурги и кардиологи принимали решение стабилизировать больного и лишь после этого оперировать. Однако сегодня врачи поняли, что дальнейшее промедление становится опасным для пациента, поэтому сообщили Покровскому, что на послезавтра они ставят в план операцию и сегодня уже начали подготовку профессора.

– Зоя, Арсений, я приехал, – прокричал отец, войдя в дом. Двери комнат открылись, и дети вышли в прихожую. – Зоечка, дедушке назначили операцию на послезавтра. Я поеду в больницу, если хочешь, можно поехать вместе.

– Я бы хотела съездить к нему завтра, если можно, – сказала девушка. – Я думаю, что мне надо извиниться перед ним.

– Зайка моя, – Гена прижал к себе дочь, – какая ты у меня замечательная. Я горжусь тобой, крошка.

Зоя прижалась к отцу и посмотрела на него потеплевшим взглядом. Покровский поцеловал девушку в макушку и не заметил, что в глазах дочери появилось что-то совершенно новое.

– Арсений, – уже обращался к сыну мужчина. – Я привез билеты на самолет на послезавтра. Сам понимаешь, я не смогу полететь с тобой – я нужен тут. Извини, сынок…

– Отец, я все понимаю, – благодарно улыбнулся мальчик. – Спасибо тебе за заботу о нас с мамой.

– Не за что, сынок. Ты звонил ей сегодня?

– Да, мы уже разговаривали. Но я ей не сказал, что прилечу.

– Правильно, не надо ее тревожить. Как она сегодня? – спросил Геннадий.

Зоя, поняв, что отец переключил свое внимание на молодого человека, развернулась и пошла к дверям своей комнаты, но по дороге вдруг передумала. Она вернулась в прихожую и прижалась к отцу, заинтересованно поглядывая на брата. Геннадий обнял одной рукой дочь и продолжил разговор.

– У нее совсем слабый голос, – грустно произнес мальчик. – Я спросил, когда ей будут делать операцию, но она не ответила на мой вопрос. Я волнуюсь за нее очень.

– Не переживай, – успокоил Покровский. – Я завтра днем позвоню лечащему врачу Татьяны, который присылал мне последние результаты ее анализов, и спрошу про дату операции. Потом тебе сообщу.

– Спасибо, отец. – Арсений слегка успокоился и пошел обратно в комнату, где на столе лежала открытая книга по фармакологии. А Зойка продолжала висеть на отце и рассказывать свои девичьи новости. Геннадий вздохнул с облегчением: «Вроде девочка отошла от потрясения».

В пять утра раздался телефонный звонок. Галина Павловна услышала его первой сквозь чуткий сон и взяла трубку. Буквально через минуту она ее положила и простонала: «Боже! Горе какое!»

Из спальни выбежал Геннадий и по глазам няни все понял.

– Я в больницу, детей не будите и не говорите о случившемся, пока я не вернусь, – четко скомандовал мужчина. – Я улажу все дела, заберу Екатерину Леонидовну и вернусь.

Пожилая женщина кивнула головой и прошла на кухню.