Все байки старого психиатра

– Пишем, шестая: адрес такой-то, Дзержинский отдел полиции, М., 39 л., психоз, больной учетный.

– Принял!

Оперативный дежурный – молодой майор с недовольным лицом, тут же начал с укора:

– Ну что ж вы, как долго-то? Вон он орет, как бешеный!

И действительно, из клетки, обитой оргстеклом, доносились громкие вопли:

– Э, слышь, ты, овца … …, ты чо, попутал, что ли?! Ты за базар свой ответишь? Чо ты там гасишься, ты, …?! Ты в лицо мне это скажи! Я тебя в … …, отвечаю!

– Это кому он так агрессивно-то? – поинтересовался я.

– Ну уж вам это лучше знать! Он, вообще-то, один сидит, – саркастически ответил дежурный.

– А как он к вам-то попал?

– Машину у соседа молотком расколотил. Новую, в кредит купленную. Зачем – непонятно, какой-то бред несет. Хотели с него объяснение взять, бесполезно, всякую дурь начинает рассказывать. Говорит, что на учете стоит, в больничке лежал два раза, инвалид второй группы.

– Понятно. Ну, давайте, посмотрим на него, побеседуем.

Автором агрессивных воплей оказался высокий молодой мужик с голым торсом, мускулистый и крепкий, с наколотыми звездами на плечах.

– Здравствуйте, вы на нас бросаться не будете? – поинтересовался я.

– Не, не, вы чего? Я же вижу, что вы – врачи. Чо я, дурак, что ли, на вас бросаться?! – искренне ответил он.

– Вот и хорошо. Как вас зовут?

– Валера.

– Что случилось, Валер? Говорят, что ты чужую машину разбил? Зачем?

– Ха… Да тут так просто и не расскажешь… Ну, короче. Я восемь лет отсидел за тяжкие телесные со смертью. По-человечески отсидел, нормальным пацаном. Два года назад освободился. Полгода нормально прошли, работал в бригаде, ремонты делали. А потом началось. Опера из десятого отдела начали ко мне подкатывать…

– А это что за десятый отдел? Никогда о таком не слышал.

– Ха! И не услышите! Это же секретный отдел, они на новые преступления раскручивают. Но они не как обычные опера, они на расстоянии действуют. Через ретрансляторы давят и прессуют.

– Через какие ретрансляторы?

– Ну аппаратура такая, передает голоса на расстояние, прямо в голову. Они меня на сто четырнадцать убийств хотят раскрутить!

– Да, это многовато будет!

– Да это вообще беспредел голимый! Я чо, совсем больной, на себя пэжэ[6 - ПЖ (жарг.) – пожизненное лишение свободы. – Прим. авт.] буду вешать?!

– А кому ты так кричал-то? Оперу, что ли?

– Не, не оперу, а козленку оперскому. Его к ретранслятору допустили, чтоб он, значит, надавил на меня. Он начал угрожать, что мочой меня обольют и девочкой сделают, если я явку не напишу.

– Понятно. Ну, а машину-то у соседа зачем разбил?

– Да какой он, на…, сосед?! Это опер из «десятки»! Его специально ко мне в подъезд подселили! В его машине ретранслятор стоит, через него они со мной и базарят!

– А еще мне сказали, что ты на учете у психиатра состоишь и инвалидность имеешь.

– Да, года полтора назад, из-за них я на больничку попал. Три месяца лежал, шизуху мне поставили и вторую группу дали. Но, кстати, помогло.

– Голоса прекратились?

– Поначалу я их вообще не слышал, потом они начали прорезаться, потихоньку так, невнятно. А позавчера, как прорвало! Они же прямо в мозг свои голоса передают. Думал, башка лопнет!

– Ну что, Валерий, поехали опять в больничку. Там тебе опять защиту от голосов сделают.

– Да, поехали, конечно! – с радостью согласился он.

Да-а-а, давненько я не встречал столь систематизированного бреда! Ведь прямо все четко по полочкам разложил, кто, что и зачем! В общем, больного успешно сдали защитникам от голосов.

– Центральная, шестая свободна!

– Пишем, шестая: адрес такой-то, во дворе дома, отравление неизвестным веществом, М, 30 л., вызывает полиция.

– Принял!

В уютном дворе старого П-образного дома, под сенью желтой листвы деревьев, происходило форменное непотребство. Молодой, тощенький мужичонка, одетый лишь в плавки, стоя на полусогнутых совершал какие-то обезьяньи движения и почесывался. Рядом стояли двое полицейских и улыбались.

– Во, видите, чего творится-то? – сказал прапорщик, обращаясь к нам.

– Мы-то видим! И все вокруг видят! А кто-то из окон и видео снимает! Ну неужели нельзя было его в машину посадить?! – возмутился я.

– Так мы ж не скорая, зачем он нам в машине нужен? Не дай бог, окочурится, а потом отписывайся! – ответил он.

Ну да, пререкаться можно до бесконечности. Мои фельдшеры, взяв под руки, повели болезного в машину. Тот не сопротивлялся.

– Уважаемый, как вас зовут?

– Ы…ы…ы… – сказал он в ответ.

– Что употреблял?

– Не…не…не…ы…ы…

Давление 110/70 мм, пульс 52, зрачки широкие, со слабой реакцией на свет, взгляд не фиксирует. Вены везде чистые, но это еще ни о чем не говорит. Употребить можно по-всякому. На введение налоксона никакой реакции нет. Значит, точно не опиаты, а какая-то другая химия. Написал я в карточке «Отравление неизвестным веществом» и увезли мы его в стационар как неизвестного. Вот зараза, теперь придется звонить в полицию, сообщение передавать! А то, что полиция и так имела эту информацию, не считается. Нужно звонить в дежурную часть и передавать уже от имени скорой. Да, вот такие у нас заморочки.

– Центральная, шестая свободна!

– Пишем, шестая: адрес такой-то, Ж. 33 г., человеку плохо, причина неизвестна, хочет именно вас.