очернить, забрали его домой.
Ник никому не рассказывал о миске рядом со
столом, куда ему складывали недоеденные блюда
семьи, не рассказывал о газетах у стены за шкафом,
на которых он жил, о бессонных ночах после
очередных побоев. Нет. Никому. Он с упоением
говорил о том, что его любили. Мама так точно
любила. А сдали в этот приют просто потому, что
дедушка переехал и Ника на время сюда привезли.
И иногда он даже сам начинал в это верить и в
каждый родительский день надевал поношенные
фланелевую рубашку и джинсы с дыркой,
доставшиеся по наследству от старшего брата
(одежду, в которой его сюда привезли), садился
на одну и ту же лавочку напротив входа и ждал,
веря, что уж сегодня-то его точно навестят.
Он старался не обижаться на ребят, которые дразнили
и били его. Он старался не обижаться на воспитателей,
которые открыто говорили, что он лишний.
Недоразумение – как его называли. В этом приюте
было принято устраивать дни, когда собирались все
воспитанники и говорили о своих мечтах. В один из
таких дней «мечты» среди грохота ребячьих голосов
вдруг вырвался отчаянный голос Ника: «А я мечтаю,
чтоб меня хоть раз кто-то обнял». Все разразились
смехом: «Разве есть люди, которых никто никогда не
обнял?». Ник только улыбнулся. Он снова никому не
скажет, единственное, что он обнимал, – это
подушка. И снова в этой улыбке
140
«ПОЛЕТЕЛИ»
никто не увидит ночных кошмаров, плач в эту самую
подушку, отчаяние никому не нужного человека.
Знающего, что никому не нужного человека.....
Когда Ника через два месяца после усыновления
привезли на возврат, он скромно сидел на
деревянном стуле, пристально разглядывая синяки
на запястьях. Этим людям тоже не подошел. Он
больше не хотел обманывать себя. Ему не врали. Он
был лишним. Недоразумением. С самого первого
дня он был виноват только в одном – что родился.
Смотря, как обнимают и любят других людей, он
всегда представлял себя на месте любимого
ребенка. Он пытался почувствовать то, что
чувствовали любимые дети, но чувствовал только
досаду. Нет, не обиду. Досаду. Досаду, что он не
подошел этому миру. Что это красивое и теплое
солнце светило не для него, что птицы пели не для
него, что снег падал не для него, да вообще все в
этом мире было не для него. «Должно быть, это