На крутом переломе. Фрагменты памяти. Том III

Надо отметить, что в 1989 году в стране заметно обострилась внутриполитическая ситуация. Это вызвало обострение националистических отношений в Союзных республиках, которые подогревались не продуманными действиями центральной власти. Так организованный грузинскими националистами многодневный митинг у Дома правительства в Тбилиси, проходивший под лозунгом национальной независимости, был жестоко подавлен войсками Закавказского военного округа. В результате погибли мирные жители, чем воспользовались сторонники отделения Грузии от СССР.

В конце мая – начале июня состоялся I Съезд народных депутатов, ставший предвестником распада СССР. Результатом Съезда явилось появление новых политических фигур на политической арене.

«Съезд завершился разделением сторонников перестройки на умеренных во главе с Горбачёвым и радикалов, объединившихся в Межрегиональную депутатскую группу,… Ведущую роль среди них играли А. Сахаров и Б. Ельцин. Горбачёв перестал быть единоличным лидером реформаторского процесса» [5, стр. 316].

К этому времени в стране начали формироваться различного рода политические и общественные объединения, правда создание большинства из них происходило под контролем партии и КГБ. Примером может служить

«ЛДПР В. В. Жириновского» [5, стр.315].

Реформирование политической системы не вписывалась в основной закон страны – Конституцию, поэтому необходимо было вносить в неё изменения. Для этого в стране был создан новый орган власти – Съезд народных депутатов.

Годы перестройки стали временем позитивных перемен во внешней политике СССР. Стало очевидным, что без учёта интересов других народов обеспечить безопасность своей страны проблематично. Этот принцип стал основополагающим нового курса, проводимого властью на международной арене.

«Заявление СССР о том, что „ядерная война не может быть средством достижения политических, экономических, идеологических, каких бы то ни было целей“ имело первостепенное, принципиальное значение. Этим СССР давал понять, что ядерная война со стороны Советского Союза миру не угрожает. При этом отрицалась идеологическая мотивация конфликтов, чего в первую очередь и боялся весь окружающий мир, потому что именно идеологические мотивы никакому прогнозированию не поддаются и зависят, в основном, от субъективных склонностей и взглядов высших руководителей». [7, т.1, стр.].

Перестроечные процессы в СССР вызвали необходимость перемен в отношениях с государствами Восточной Европы, которые находились в то время под воздействием разразившегося в них кризиса, как в экономики, так и в политике. Всё это было на руку оппозиции, усиливавшей конфронтацию с правительствами этих стран.

«С первых дней пребывания у власти М. С. Горбачев заявил об отказе СССР от вмешательства в дела союзников по ОВД. На встречах с руководителями этих стран он разъяснял причины, сущность и пути проводимой в Советском Союзе „перестройки“. Делались попытки изменить формы экономического сотрудничества с государствами ОВД, акцентируя главное внимание на прямых контактах между предприятиями» [7, т. 1, стр.].

Надо отметить, что происходящее в СССР неоднозначно воспринималось общественностью и властью стран ОВД. Одни к этому на первых порах относились позитивно, другие, например ГДР и Румыния настороженно, если не более радикально.

Всё вышеприведённое позволяет утверждать, что именно перестройка вызвала необходимость в общем пересмотре всей внешней политики проводимой ранее СССР.

«Изменения внутриполитической ситуации в стране и в отношениях с социалистическими странами выдвигали на повестку дня требования о реформе внешнеполитической концепции в целом. Были выработаны новые подходы, новая стратегия поведения СССР на международной арене, поставлены новые задачи, решение которых должно было вывести страны социалистического содружества и Советский Союз из создавшегося кризисного положения» [7, т. 1, стр.].

К концу 80-х годов наметилось замедление перестроечных процессов. В книге не ставилась задача исследования причин этого явления, но одно было очевидно – на верхнем уровне партийной власти эти процессы воспринимались неоднозначно. Как утверждает один из партийных лидеров:

«Да, состав руководителей Реформации был разношёрстным, разноликим и разноголосым. Единомыслия по коренным вопросам реформ быть просто не могло. Его и не было» [7, т.1, стр. 468].

На пленуме ЦК КПСС, состоявшемся 5—7 февраля 1990 года, проявились первые признаки намечающегося раскола в верхнем эшелоне партии,

«линии раскола, искры будущих стычек, циничных схваток за власть, которые начисто заслонили интересы дела, заботу о будущем страны, конкретные проблемы, стоящие перед государством в сложный переходный период» [7, т.1, стр.471].

На пленуме с докладом, который стал основой доклада XXVIII съезда партии, выступил Горбачёв. В докладе была предложена Платформа партии под названием «К гуманному, демократическому социализму». Одной из отличительных черт Платформы было проявление намерения сторонников перестройки очиститься «от всего, что связывало партию с авторитарно-бюрократической системой». Подробное, почти стенографическое изложение схватки представителей различных группировок, сформировавшихся в перестроечный период в партийной номенклатуре, сделал в своей книге «ОМУТ ПАМЯТИ ОТ СТОЛЫПИНА ДО ПУТИНА» А. Н. Яковлев, непосредственный свидетель и участник этих событий. Я советую читателю, если он хочет получить правдивую информацию о происходящей в то время дикой вакханалии в партийной номенклатуре, познакомиться с этим материалом. Во всяком случаи, я после этого на многое стал смотреть другими глазами.

Летом 1990 года состоялся последний XXVIII съезд КПСС,

«предсмертный съезд агонизирующей партии» [7, т.1, стр.462],

правда, тогда этого ещё ни кто предположить не мог. Много разного ожидалось от этого съезда, начиная от осуждения перестройки и до прорывных решений, определяющих выход страны из затянувшегося политического и экономического кризиса. Наверное, правы некоторые историки и политологи в том, что только по прошествии какого-то времени можно будет дать объективную оценку этому съезду, что реально он мог дать, а чего от него ждать было не реалистично. Мне ближе итоговая оценка съезда, данная в своей книге Яковлевым А. Н.:

«Съезд оказался не консервативным, как его часто называли, и не реакционным. Трудно назвать его лево демократичным или центристским, он не укладывается в привычные политические схемы, … Съезд вообще не решал, на мой взгляд, задачу политического выбора. Эта задача была гораздо шире…: пойдёт ли после съезда партия по пути догматизма – … или же она, наконец, укажет на дверь фанатизму, зашоренности любого толка и станет на путь здравого практического смысла, когда политика и её ориентиры определяются практическими действиями и результатами, а не их соответствием абстрактным схемам и формулам. И с этой точки зрения съезд можно назвать съездом неопределённостей, съездом исторической неуверенности» [7, т.1, стр.504].

Но неоспоримо и то, что последующее изменение редакции пресловутой 6-й статьи Конституции СССР в какой-то степени было следствием политических дискуссий последнего съезда КПСС. Монопольному всевластию этой партии был положен конец. Появилась возможность формирования многопартийной системы в организации общества и власти, что являлось фактором их демократизации. С этого началось движение к демократии, а, сколько на это потребуется времени, прогнозировать было трудно, так как этому предшествовало изменение общественного сознания. И всё же состояние власти и партии на описываемом этапе, завершением которого исторически стал XXVIII съезд КПСС, соответствовало следующему выводу:

«…, партия отодвинута от власти, а большевизм остался в силе, пронизывая все ветви власти – исполнительную, законодательную и судебную. Поэтому сложившаяся в России власть, хотя и называет себя демократией, ещё может стать повивальной бабкой какой-то формы диктатуры» [7, т.1, стр.507].

Это было не голословное умозаключение стороннего наблюдателя, а тревога, обоснованная жизненным опытом человека, прошедшего сложный путь от простого учителя до высших эшелонов власти, и познавшего её из нутрии. Наличие двоевластия не является изобретением советского периода истории развития нашего государства. Это состояние издавна присуще государственным образованиям мирового сообщества. Просто в СССР оно имело свои особенности.

«Два смерча, пожирая друг друга, бушевали в советской стране: партия коммунистов и партия чекистов. Была такая партия – чекистская, хотя каждый чекист формально был коммунистам. А с другой стороны, руководство большевистской спецслужбы последовательно и упорно добивались того, чтобы каждый коммунист был осведомителем» [7, т.1, стр.508].

Доступность к архивам позволила современным исследователям достаточно изучить это явление и сделать его достоянием широких слоев общественности, поэтому я кратко остановлюсь на наличии двоевластия в описываемом мною периоде. Выше уже отмечалось совместное участие КГБ и КПР с благословенного согласия КПСС в формировании карманных политических партий в период перестройки.

«Плодя, под наблюдением и при помощи КГБ, разного рода националистические и профашистские группировки, Российская компартия, тем не менее, оставалась партией верхушки коммунистической номенклатуры, заботилась больше всего о собственном благосостоянии и власти» [7, т.1, стр.536].

Начало 90-х годов отмечается переходом на талонную систему распределения продуктов питания и отдельных товаров народного потребления. Нынешнему поколению трудно даже представить это состояние жизни. Моему поколению, жившему в годы войны, памятны хлебные карточки и прочие талоны, позволяющие не умереть с голоду и обладать минимумом социальных возможностей, отличающих тебя от голого нищего. В кулуарах КГБ ярлык «враг народа» был заменён ярлыком – «агент влияния». Кому только не стремилась приклеить этот ярлык чекистская власть, но в итоге сама превратилась в очаг размножения «агентов влияния». Старая партийная номенклатура и новые её представители, которых волны перестройки вынесли на вершину водораздела, с которой начинался путь в новое завтра страны, по-разному воспринимали происходящее. Одни всячески противодействовали происходящим переменам в надежде вернуть утерянные позиции, другие рассчитывали тихо переждать бурю, рассчитывая на сохранение кормушки, которой они пользовались ранее, новоиспечённые демократы ждали «манны небесной» со стороны западной демократии, на трибунах звучали голоса монархистов, анархистов и разных прочих радикальных «истов». Всё это не создавало благоприятной обстановки для осуществления задуманной реформации. События 1991 и 1993 годов явились ярким подтверждением этому.

Приведённый краткий обзор происходящих событий на пороге одного из этапов жизни моего поколения, лишний раз свидетельствует о голословности пропагандистских утверждений, о незыблемости устоев большевистской идеологии, монолитном единстве высшего руководства КПСС.

Восприятие перестройки советской общественностью было неоднозначным, свидетельством этому будет материал, представляемый в этой книге. Хотя я и старался оценивать происходящие события с позиции восприятия их моим поколением, наверное, имеет место, и субъективное отношение ко всему происходящему чему я был свидетелем или в чём принимал участие. На неизведанном для первых реформаторов пути, названном ими Перестройкой, на мой может быть, и непросвещённый взгляд, невозможно было избежать ошибок и недочётов. Некоторые из них стали тяжёлым наследием нескольких поколений раны, от которых кровоточат ещё и сегодня. Мне очень хотелось, чтобы эта книга явилась частицей своеобразного отчёта и пожелания поколения передающего эстафету потомкам после прохождения им очередного этапа по дистанции своего жизненного пути. Этот этап оказался на рубеже веков. Я убеждён, что много желающих среди представителей моего и ближайших к нему поколений, выполнить свой гражданский долг перед потомками в виде передачи им нашего и наших предков опыта. Ведь в этом и заключается преемственность поколений, это и является плодородной почвой для роста и развития дальнейшей жизни после нас.

Известный современный исследователь из числа первых ближайших соратников Б. Н. Ельцина в своей книге пишет:

«… Нередко следствием советских и российских реформ становилась консервация как раз наиболее негативных тенденций общественной жизни: таких, как увеличение степени личной несвободы граждан (правление Ивана Грозного и Сталина как апофеоз насилия и несвободы) и победа аппаратной революции, номенклатурной бюрократии (при Брежневе), захват властных полномочий «оли-гархическими» и преступными сообществами (в период руководства страной Ельциным) и т. п.

Попытки преодолеть авторитарно-тоталитарную цикличность истории России приводили лидеров страны к необходимости системной реформы: «перестройке» Горбачева и «рамочной» экономической либерализации Ельцина. Системная реформа 1985—1991 годов заключала в себе солидный потенциал политических преобразований. Однако ее социальная база вновь оказалась слишком узкой для плавной трансформации государства и общества в гражданские институты.

И так было всегда. Модернизаций на Руси, начиная с Ивана III, случалось много, и неизменно средством для их осуществления было «совершенствование исполнительской вертикали», обновление персонального состава властной Пирамиды. Но всякий раз не хватало соответствующих каждому данному виду модернизации исполнителей и исполнительских рычагов.

Народ же никогда не был нужен для модернизации. Гражданское общество, когда оно проявлялось в ходе модернизации «перестроек», воспринималось, в лучшем случае, как помеха, в худшем – как враждебная сила.

Ельцинская команда, сохраняя в основном потенциал горбачевских политических реформ, взялась за дело ускорения и углубления экономических преобразований.

Но такие «генетические» особенности российских реформ, как зауженная социальная база, верхушечный, дискретный характер, передел собственности, – режим Ельцина дополнил, помимо прочего, обостренной социальной конфликтностью. Отсюда вывод: горбачевско-ельцинское реформаторское наследие твердо вписывается в качестве стратегической цели в круг тех сущностей, которые подлежат объемному и неформальному пересмотру со стороны новой российской власти. Показательно, прежде всего, само средство, предлагаемое верхами и, в частности, Путиным, уже в наши дни для воплощения в жизнь указанной цели, а именно: авторитарная «гармонизация» властно-общественных отношений в современной России.

То есть снова что-то провозглашается и якобы делается для народа, но опять, как всегда, без народа самого».

К середине 80-х годов представители высших эшелонов власти, ведущие учёные, видные общественно-политические деятели в отличие от большинства населения, убеждённого в могуществе СССР, сознавали тупиковую ситуацию, в которой оказалась страна. Ситуацию, при которой движение прежним курсом грозит неминуемым крахом, и чётко прописанного пути выхода из неё нет. Прибегнуть к мировому опыту, помимо всего по выражению А. Яковлева «мешали оковы большевизма, сбросить которые было не просто» [7, стр.].

У тех, не многих, кто решился на кардинальные меры, которые они провозгласили «Перестройкой», не было ни сил, ни необходимых знаний и практического опыта, ни возможностей. Как говорят в народе: «тыкались они как слепые котята из угла в угол», набивая себе шишки, а народу принося беды, в преодолении которых обретали знания и опыт, и видели оправдание своим действиям. Оправдают ли их потомки, не знает ни кто, ну а от обнищавшего населения и обездоленных поколений перестроечного периода, им при жизни, желаемого понимания, наверное, не дождаться. То, что некоторые из них это осознавали и осознают, я могу утверждать, потому, как кого-то я знал лично, с некоторыми какое-то время вместе работал, о других имею некоторое представление.

Сознавая необходимость реформирования всей действующей системы, пионеры перестройки понимали болезненность этого процесса, но рассчитывали на быстрое её обновление и дальнейшее позитивное развитие. Главным препятствием, которое могло помешать этому процессу, и главной движущей силой, без проявления которой проекты такого масштаба были неосуществимы, являлось общество во всём многообразии представляющих его людей. Основным в преодолении этого препятствия было изменение общественного сознания, формировавшегося целенаправленно на протяжении семидесяти лет.

«Реформация до предела обнажила губительность ленинско-сталинской системы, но оказалась в свою очередь, тяжелейшим процессом в общественном организме и сознании. Миллионы людей прожили всю свою жизнь в этой системе, учились, работали, воспитывали детей, страдали и радовались, они психологически не могут примириться с тем, что как бы напрасно прожили жизнь. Их можно и нужно понять» [7, стр. 15—16].

К сожалению, это понимание к некоторым лидерам перестройки пришло с запозданием, а к отдельным и до сих пор не пришло. Поэтому население огромной страны, в то время оказались на перепутье. Ни кто не знал, что будет завтра. Непродуманность возможных последствий осуществления назревших перестроечных процессов, в необходимости которых сегодня мало кто сомневается, тяжёлым бременем обрушилась на население, нарушила связь и преемственность поколений. Это способствовало нравственной деградации части общества на определённом историческом периоде, что естественно негативно отразилось на его нынешнем наследии. Эти утверждения сделаны в силу определённых обстоятельств позволивших мне, не со стороны наблюдать ход перестроечных процессов, приведших к ряду негативных последствий. В отличие от оголтелых ненавистников первых реформаторов, взявших на себя ответственность за реформацию страны и общества, я и многие мои сверстники вопреки бытующему сегодня обывательскому умозрению, считаем, что поступки и деяния Горбачёва начального периода его прихода к власти имеют огромное общественно-историческое значение. Едва ли когда-нибудь кому-либо будет дано, оспорить значение не только для одной страны, но и всего мирового сообщества этой исторической личности.

Мои современники помнят то время, когда любое выступление Горбачёва вызывало живой интерес у людей. Его слова вызывали у населения надежду на лучшие перемены в жизни народа, в жизни страны.

«Михаил Сергеевич – первый пост сталинский руководитель, который сам писал, умел диктовать, править, искать наиболее точные выражения, а главное – был способен альтернативно размышлять, без сожаления расставаться с устоявшимися догмами, равно как и с им же самим написанными текстами…. Все они (имеется в виду – предшествующие вожди) говорили чужие речи, Михаил Сергеевич – свои» [7, т. 2, стр.12—13].

А умение «играть в прятки в диалоге с оппонентами, особенно с политиками эта черта не раз помогала Михаилу Сергеевичу в политической жизни, особенно в международной. Он мог утопить в словах, грамотно их, складывая, любой вопрос, если возникала подобная необходимость. И делал это виртуозно. Но после беседы вспомнить было нечего, а это особенно ценится в международных переговорах…. Игра была его натурой. Будучи врождённым и талантливым артистом, он, как энергетический вампир, постоянно нуждался в отклике, похвале, поддержке, в сочувствии и понимании, что служило топливом для его самолюбия и тщеславия, равно как и для созидательных поступков» [7, т. 2, стр. 8].

Поэтому попытки некоторых его современников стремящихся упростить характеристику этой личности, и упрекать Горбачёва за склонность к оценкам себя, несправедливы. Великий Гёте писал: «что бы люди ни делали, они всё равно играют…».

В своём заявлении на заседании ООН в декабре 1988 года Горбачёв на весь мир обозначил изменения в проводимой СССР внутренней политике. Он заявил, что отныне в СССР общечеловеческие ценности приобретают приоритет над классовыми. Это означало наступление серьёзных изменений действующего режима в СССР.

Многие с уважением относились к М. С. Горбачёву, за его смелость, проявленную на начальном этапе Перестройки, за решимость с которой он отстаивал необходимость осуществления реформации всего государственного и общественного устройства в стране. Думаю, он сознавал меру ответственности себя, как первого лица государства, когда выдвигал лозунг перестройки. Исследование причин сбоев, приведших к торможению процесса перестройки, не было моей целью. Это сделают в своё время историки. Остаётся неоспоримым фактом то, что потери во времени связанные, наверное, с отсутствием чёткой стратегии и тактики в осуществлении перестройки привели к попытке реванша её противников. Может быть, несколько резкое высказывание Яковлева на этот счёт и актуально, когда он пишет, что

«… упорное обнюхивание Горбачёвым „социализма“, идею которого Сталин превратил в „тухлое яйцо“, серьёзно мешало формированию реформаторского мышления, продвижению его в массы, равно как и конкретным перестроечным делам. … Михаил Сергеевич, пишет он дальше, всё больше склонялся к мысли, что на него история возложила некоторую миссию внести поправки в теорию социализма. Он действительно верил в концепцию демократического социализма» [7, т. 2, стр. 14—15].

Но мне больше кажутся справедливыми следующие его слова:

«Всем нам недостало знаний, да и смелости, чтобы отважиться на честное признание последствий начавшихся общественных процессов. Мы были слишком осторожны в то время, чтобы сказать открыто самим себе и друг другу, что демократия, свобода слова, прекращение „холодной войны“ со всем миром и борьбы с собственным народом неизбежно приведут к краху сложившейся системы. … Подобная двойственность сознания не была какой-то продуманной игрой, а стала жизненной нормой, обусловленной спецификой того времени. Долгие десятилетия люди лицемерили не только в силу личного пристрастия к такому образу поведения, но и под гнётом том страха перед властью» [7, т.2, стр. 16].

Представителям поколений постперестроечного периода трудно понять состояние общества в наше время, но мы помним это и обязаны говорить правду потомкам, дабы они в своём опыте не допустили подобного состояния общества, когда поведением людей руководит страх перед властью.

Это сегодня мы осознаём, что нельзя было вести новое строительство на не высушенном болоте старых «социалистических иллюзий». А двадцать лет назад, откуда в СССР могли появиться «подлинные реформаторы» наперёд знающие, что и как надо делать, всё умеющие профессионалы. Как бы там не было, но в отличие от многих государств мира перестроечные процессы в СССР происходили бескровно и это огромная заслуга команды осуществляющей перестройку. Команды «подвижников серебряных лет перестройки», работающей под руководством Михаила. Горбачёва, в которую входили: – Леонид Абалкин, Абел Аганбегян, Георгий Арбатов, Наил Беккенин, Валерий Болдин, Евгений Велихов, Аркадий Вольский, Андрей Грачёв, Валентин Зорин, Виталий Игнатенко, Анатолий Ковалёв, Виталий Коротич, Николай Косолапов, Валерий Кузнецов, Иван Лаптев, Вадим Медведев, Леон Оников, Николай Петраков, Геннадий Писаревский, Гавриил Попов, Александр Потапов, Евгений Примаков, Владислав Старков, Анатолий Собчак, Георгий Смирнов, Александр Тихонов, Валентин Фалин, Станислав Шаталин, Георгий Шахназаров, Николай Шишлин, Анатолий Черняев, Александр Яковлев Егор Яковлев, и многие другие. Эти люди не побоюсь этих слов – делали историю.

Недаром современный историк В. В. Согрин писал:

«Масштабные исторические личности не могут быть объективно оценены, если пользоваться только одним из двух знаков – плюс или минус. Реальная историческая роль Горбачёва сложна и противоречива, а его полный политический портрет – это портрет из многих парадоксов» [5, стр.310].

Мне довелось однажды встретиться с М. С. Горбачёвым в 2001 году на пресс-конференции по поводу создания «Объединённой социал-демократической партии России», в состав делегации одного из учредителей этого объединения – «Российской партии социальной демократии» я входил. Это наблюдение за ним в процессе конференции склонили меня к мнению, согласиться с выводом Согрина о парадоксальности этой личности. Я обратил внимание на один, наверное, незаметный для взгляда большинства присутствующих, эпизод противоречивого общения двух ярких политических фигур перестроечного периода в нашей истории – М. С. Горбачёва и А. Н. Яковлева. Они, как руководители двух политических партий – учредителей нового левоцентристского объединения, сидели рядом за столом перед журналистами и выражали своё видение новой политической структуры и цели, которые она призвана, будет реализовывать на практике. У них видимо возникли противоречия, по каким-то элементам программных установок нового образования и я заметил, как А. Н. Яковлев, как мне показалось, в достаточно резкой форме тихо что-то выговаривает своему оппоненту. Вид бывшего генсека при этом кроме сочувствия, других эмоций вызвать у меня не мог. Этот эпизод явился для меня дополнительным подтверждением знаковой роли А. Н. Яковлева в осознании партийной элитой КПСС тупиковой политической и экономической ситуации, в которой оказалась страна к середине 80-х годов, и необходимости принятия срочных реформаторских мер по выводу её из этой западни. Мне доводилось иногда общаться с этим, на мой взгляд, хотя и незаурядным, но достаточно простым в общении и доступным человеком, не только по партийным делам. Поэтому я не раз имел случай убедиться в самостоятельности его мышления, и принципиальности в отстаивании своих убеждений. Приведённый мною эпизод, является лишним подтверждением этому.