Летопись Чертополоха

Только сейчас Надя обратила внимание на то, что впервые за десять лет водительского стажа, покинула машину, оставив ключи в гнезде зажигания. Это ошибка. Она поспешно села на водительское сиденье, мотор взревел сам по себе, загорелись лампочки на приборной панели, Род Стюарт хрипло заныл что то унылое, аккурат с той ноты, на которой его грубо прервали. Чудеса!

– Скажи хотя бы, как тебя зовут, таинственный незнакомец? – усмехнулась девушка.

– Ратибор. Лучший из колдунов, которых знавала Вотчина одомитов, покровителей Зеленой Страны и провинций! – в тоне ребенка прозвучали неподдельные детские интонации хвастуна и заправского лгунишки.

– Ратибор… – Надя посмотрела в обзорное зеркало, мальчишка свернулся в клубочек, как домашний котенок, и засунул большой палец в рот. Салон «тойоты» наполнился запахом цветущего жасмина. Аромат был настолько ярок, словно кожаные сиденья опрыскали дорогими духами.

Надя Еременко была человеком действия, а потому, не раздумывая включила передачу, и «тойота» тронулась с места. Сначала отвести чудного мальчишку в управление, а там видно будет. Праздничное настроение не оказалось испорченным. Забавно начинается это утро! Будет что рассказать Димке! Она с нетерпением ждала встречи с Рословым, стрелка спидометра уверенно пересекла отметку сто километров в час. Через сорок пять минут она будет на месте…

ПРОВИНЦИЯ ЗЕЛЕНОЙ СТРАНЫ.

ГРАФСТВО СИНИЙ РОМ.

Замок властителя Синего Рома напоминал обглоданную рыбью кость. Черный шпиль, с развевающимся голубым флагом был похож на украденный кусочек неба. Вычурные окна в стиле зрелого барокко увиты стелящимся плющом и побегами дикого винограда. Ворота украшал такой же голубой флаг, но меньшего размера, на полотне красовалась выпуклая голова муравья, увенчанная золотой короной. Дон Громмель задрал голову, внимательно изучая яркий штандарт.

– В былые времена наши стяги украшали головы леопардов! Как ты считаешь, Лука?

У него был сиплый простуженный голос, а длинную шею покрывал толстый шарф из овечьей пряжи. Коренастый мопс, внимательно осмотрел замок. Выпуклые глаза животного слезились, в период цветения жимолости у него начиналась аллергия, он часто чихал, и тер морду лапами. Пес ухмыльнулся, но промолчал, и подмигнул маленькому пузатому человечку. Малыш презрительно сплюнул на землю, и потер кулаком багровый шишак под левым глазом.

– Ромы портят породу достойных обитателей провинции! Круп им в дышло!

– Индюк! – едко заметил мопс, задрал ногу, и обдал пахучей струей, вросший в землю зеленый камень.

Громмель с трудом сдержал улыбку.

– Вели открывать, Шнопс, а то не получишь вечером мыла.

– Слушаюсь! – толстяк послушно дернул массивную дверную ручку, мелодично зазвенел колокольчик, ворота медленно распахнулись, и мужчины прошествовали вовнутрь.

К гостям немедленно подлетели две огромных стрекозы, тонкие крылья трепетали в воздухе, поднимая с земли невесомую багровую пыль.

– Дон Громмель ван Остаде! Господин Лука! Какая честь для хозяев Синего Рома! Дон Адам Голубой спрашивал, где это, дескать мои друзья? Куда запропали? Вас ждут с нетерпением! – выпуклые золотые глаза светились как у придурковатых собак, челюсти благоговейно сжимались. Шнопс испуганно закрыл голову маленькими ладонями, и опустился на корточки. Мопс рассмеялся, обнажив короткие сточенные клыки.

Человек раздраженно отмахнулся, мгновенно извлек из складок длинного плаща изогнутый кинжал, в солнечных лучах сверкнуло кривое лезвие.

– Пошли прочь, тупые насекомые! Передайте Тощему Рому, что я сам без труда найду дорогу в его берлогу! Адам Голубой… индюшачье имя!

– Как будет угодно дону! Как будет угодно!

Стрекозы дружно взмыли в небо, и скрылись в черных анфиладах здания. Торица прошествовала дальше. Вдоль дороги раскинулись торговые ряды. Простолюдины и военные с праздным видом шлялись по улице, разглядывали выложенный на прилавках товар. Полотна голубой ткани, фальшивая серебряная посуда, примитивные подделки под Камни Света – прочая шелуха для невзыскательных туристов. За фасадом здания расположились многочисленные кузницы. Мирный народ ромов не оставлял тщеславной мысли о триумфе, оттуда полыхало красным маревом, доносился звон молотков, крики мастеров. Оружие ковалось круглые сутки напролет, Громмель отметил это событие, хотя блеклые серые глаза, прикрытые набрякшими веками, сохраняли сонно безразличное выражение.

Толстяк отряхнул мешковатые штаны от красной пыли.

– Круп им в дышло! – он тяжело дышал, румяное лицо покрылось белыми пятнами, багровый шишак приобрел жутковато синий цвет. – Я хотел достать посох, но споткнулся… – он дрожащими руками указывал на кривую палку, с металлическим острием на конце. – Славная могла быть битва, дон Громмель! Я запросто мог поразить врага!

– Не робей, пасюк! – усмехнулся мужчина. – Любой полукровка боится летающих стручей…

Возьми! – он кинул слуге кусочек обмылка, который тот с ловкостью поймал налету, благодарно кивнул, тотчас натер им шишку на лбу, а остаток бережно спрятал в залатанную полотняную сумку. Опухоль на глазах спала, Шнопс повеселел, и спешно ковылял за хозяином.

– Точно индюк! – повторил пес.

Им навстречу кинулся одноглазый бастард, одетый в кожаные штаны галифе и широкополую шляпу с гусиным пером. Он сунул под нос людям горсть ручных муравьев, и зашепелявил, проглатывая согласные.

– Благогодные доны! Собгаговолите поддержать коммерцию, добгого геловега! Гупите разумных мугавьев!

При ближайшем рассмотрении товар оказался заурядной подделкой, обычные насекомые из разворованного муравейника.

– Пошел вон! – слуга замахнулся своим посохом.

Бастард тотчас узнал дона Громмеля, не без шутовства отвесил поклон, сдернув с лысеющего черепа шляпу с пером, и растворился в толпе. На красной земле шныряли разбросанные им насекомые.

Визитеры прошли через железные ворота, и оказались в цветущем саду, залитом ярким солнечным светом. Воздух пах сладкими мимозами и астрами. Выложенная плитами дорожка из разноцветных самоцветов, излучала все цвета радуги. Зеленый малахит, дымчатый, как шкура благородного дегу топаз, голубой лазурит, переливающийся опал, пурпурная яшма. Для добычи таких камней требовались годы, трудолюбивые ромы не теряли времени даром на все, что касалось роскоши и красоты. В окружении зарослей желтых роз среди благоуханной тени расположилась увитая гиацинтами беседка. От приторного аромата кружилась голова, в прозрачном бассейне плескались золотые рыбки каждая размером с хорошую треску. Лука понюхал цветы, и громко чихнул, а Шнопс тотчас встал на цыпочки, перегнулся через золоченую ограду, запустил трехпалую ладонь в воду, и взбил мутную пену. Рыбы испуганно метались по кругу, со дна поднялся гигантский рак, и кося на чужака выпуклым черным глазом, устремился в атаку. Толстяк испуганно отпрянул, забрызгав штаны каплями соленой воды. Громмель равнодушно сорвал лепесток розы, прижал к сухим губам шелковую ткань.

– Сухой цвет, мертвый вкус… – пробурчал он непонятные слова.

– Будь осторожен, одомит! – мопс натянул длинный поводок.

Из беседки, навстречу посетителям вышел мужчина в длинном голубом платье. Его окружали ленивые павлины, красивые птицы распускали веером ажурные хвосты, вытягивали длинные шеи, и оглашали окрест омерзительными воплями. Разевая загнутые клювы, они демонстрировали острые зубы, и трубчатые желтые языки, с основания которых стекали капли тягучего бурого яда. Шнопс воинственно размахивал своим посохом, пытаясь держаться за спиной хозяина. Хозяин сделал страшные глаза.

– Брысь!

Птицы недовольно галдя, разбегались прочь по каменным аллеям сада.

– Любишь ты никчемную роскошь, Адам Голубой! – без улыбки сказал Громмель. – А лепестки мертвые…

– Люблю! – сокрушенно кивнул головой ром. – Каюсь! Но ты изменишь свое мнение, когда я угощу тебя лучшим отваром, что можно сыскать во всей провинции! Привет уважаемому Луке!

Длинные пальцы графа были унизаны тяжелыми перстнями, в мочках ушей свисали белые серьги, волосы на макушке выбриты, как это принято у ромов. Мужчины обменялись вежливыми поклонами, мопс сдержанно кивнул, рукопожатия не последовало – визит одомита был сугубо официальным.

– Рад видеть благородного дона Громмеля! Прошу посетить мой скромный дом, и угоститься лучшей олениной во всей округе!

– Слово в радость! – кивнул мужчина, и зашагал следом за хозяином, собака ковыляла рядом, уморительно переваливаясь на коротких лапах.

– О слуге позаботятся. – Тощий Ром снисходительно посмотрел на чумазого Шнопса. – Твоя демократичность граничит с чудачеством, превосходный дон! Взять в прислужники чуня, это верх легкомыслия! Что скажут в Совете одомитов?

– Я вхожу в этот Совет, если ты не забыл! – сухо отрезал мужчина. – Этот человек – полукровка.

Его отец – падший одомит, согрешивший с чуней. Будь любезен накормить его и спрятать в тень. И пусть его обслужат люди, а не стручи. Шнопс боится стручей, а мыло нынче недешево стоит. И не утруждай нас столь высокопарным именем-Адам Голубой! У меня развивается комплекс неполноценности. – он поправил свой шарф, и шагнул под узорчатую арку, отлитую из чистейшего серебра.

Тощий Ром щелкнул пальцами, к слуге тотчас подбежали два коренастых бульдога, Лука сдержанно зарычал, но псы не обратили внимания на собрата, и повлекли толстяка в тень, отбрасываемую высокими кипарисами.

Парадная зала утопала в роскоши. Повсюду висели красочные штандарты, с изображением коронованного муравья. По углам застыли чучела крокодилов, драконов и сыпучих хрящей в натуральную величину. Таксидермисты поработали на славу, драконы казалось, готовы были извергнуть потоки огненной лавы из зубастых пастей, а у одного из хрящей на длинном рогу запеклись следы бурой крови несчастной жертвы лютого хищника. Потолочный плафон, расписанный лучшими мастерами Синего Рома, изображал сцены охоты на девятиглавую гидру. Дюжина обнаженных борцов копошились в прибрежной тине. Мускулы на их спинах вздулись как корабельные канаты. Двое лежали в воде, растерзанные чудовищем, остальные сжимали в руках тонкие сети. Картина поражала своей натуралистичностью. Громмель долго стоял, задрав голову, отчего иллюзия выглядела объемной. Гранитные обелиски, обрамленные серебряными багетами, занимали большую часть высоких стен. Вытесанные сцены из твердого камня запечатлели драматические эпизоды минувших трех войн, сцена триумфа ромов, и поверженных врагов. Мужчина хрипло прокашлялся.

– Мне, как одомиту следует доложить Совету о наглядной агитации, и призыву к бунту порабощенного народа ромов!

– Ромам нельзя доверять, родное сердце! – мопс вскочил на скамью, и тщательно обнюхивал расставленные на столе блюда и напитки.

Тощий Ром побагровел.