Новичков завели на большую до красной глины вытоптанную поляну, окруженную корявыми бараками, крытыми пожухлыми пальмовыми листьями. Единственным украшением поляны была виселица. Опираясь плечом на одну из ее опор, их поджидал человек, постукивая тяжелой плетью по голенищу высокого сапога.
– Добро пожаловать в вольное поселение, – радушно произнес он. Загорелая охрана расценила эти слова как шутку и загоготала. Однако человек с плетью остался серьезен, желая и дальше разыгрывать представление, – Все вы имеете провинности, за которые вас следовало бы вздернуть на ближайшем суку. Но наш милостивый хан дал вам возможность исправить ваши грехи и начать новую добродетельную жизнь, наполненную созидательным трудом, – человек с плетью снял с головы широкополую шляпу, прижав ее к груди, и поднял взгляд в небо, будто воздавая хвалу милостивому и заботливому богу, после чего картинно вздохнул, – Жаль только, эта жизнь окажется недолгой.
Охранники заулюлюкали, подняв нестерпимый шум. Видать, на развлечения их быт богат не был, а потому представление имело большой успех. Когда они успокоились, человек снова заговорил. И на этот раз его голос был холодным и жестким голосом убийцы:
– Солнце еще высоко. Если хотите сегодня пожрать, успевайте сдать вашу меру. Скорее всего вы сдохнете раньше, чем запомните мое имя, но как «добрый» хозяин я все-таки представлюсь: меня зовут Оззи. Ну, чего встали? Вперед, уроды.
Снова защелкали плети, и Вася вспомнил невольно, как полгода назад так же плетьми их подгоняли Лисы, – «надо же, всего несколько месяцев назад это было, – удивился он, – а кажется, что прошли годы». Их пригнали к реке, где уже стояли шестеро бригадиров, не тратя времени, они стали разбирать прибывших по своим бригадам. Один из них, самый смуглый и злобный на вид, громко требовал у охраны вдвое больше людей.
– Что ты на меня орешь, Кабарра? – возмутился один из охранников, – Я что ли виноват, что у тебя за прошлый месяц пол отряда сдохло?
Бригадир Кабарра ругался, сплевывая под ноги, и возмущался, что ему подсунули самый опасный участок. Охранник морщился, пожимал плечами и предлагал Кабарре идти к Оззи и добиваться справедливости у него. Ни к какому Оззи Кабарра само собой идти не собирался. Он был человеком злобным и недалеким, но не настолько глупым, чтобы не понимать, жаловаться хозяину – себе дороже. Итогом перебранки стало лишь одно, поселенцы ее прекрасно слышали и ринулись пристраиваться к другим бригадирам, лишь бы не попасть к Кабарре. Вася переглянулся с Макаром и Акимом.
– Нам сейчас важнее, чтоб по разным отрядам не раскидали, – тихо проговорил Аким, – Вам это ничего не напоминает?
– Напоминает, – усмехнулся Макар, – Только Кабарра – не сотник Куч, и устава эти люди точно не читали.
Они друг друга прекрасно поняли, и не раздумывая, подошли к Кабарре, бригадир посмотрел на них с подозрением:
– Хотите побыстрее сдохнуть?
– Все равно ты себе отберешь сколько надо, – ответил за всех Аким, – А так уж не придется бегать от одного бригадира к другому.
– Это точно, – самодовольно согласился Кабарра и оказался прав. Ругаясь и сквернословя, он все же добился, что ему отдали людей больше, чем остальным бригадирам.
Когда чуть позже отправились к месту сбора тростника, по той, видимо, причине, что парни вызвались добровольцами, и, имея потребность излить душу, Кабарра снизошел до разговора и рассказал им о распределении рабочих участков. Оказалось, что за каждым бригадиром закреплена прибрежная полоса, длиной может чуть более двух километров. По мере сбора тростника работники сдвигались вниз по течению, и к тому времени, когда доходили до нижней границы своего участка, наверху тростник успевал отрасти заново и они возвращались в верхнюю точку. Участок Кабарры располагался дальше других от лагеря и ниже всех по течению, где берег был особенно сильно заболочен.
– Если умудришься набрать меру и не угодить в пасть аллигатору, смоги еще донести ее до лагеря, – завершая рассказ, Кабарра гаденько засмеялся.
– Слушай, Кабарра, – полюбопытствовал Аким, – А на что этот тростник идет?
Кабарра только пожал плечами:
– Раз в месяц сверху по реке приходит водный обоз. Ага. Привозит новых поселенцев, а тростник забирает. А на что он хану…? Я без понятия, моя бригада погрузкой не занимается.
Вместе с прибывшим пополнением количество работников на участке Кабарры удвоилось и достигло трех десятков. Еще у него было пятеро вооруженных помощников, само собой, так же как и он сам, освобожденных от сбора тростника. Они даже не пытались защищать работников от дикого зверья, как, впрочем, и не стерегли их от побега. Бежать в этих джунглях некуда. Вася довольно скоро пришел к заключению, что задача у этих помощников только одна – охранять самого бригадира, время от времени выполняя его личные поручения.
Эти самые помощники быстро загнали новоприбывших по колено в заросшую тростником болотину, для вида поугрожали невнятными карами за недобор дневной меры и убрались подальше от берега, где на возвышении у них был расчищен от растительности пятачок с вяло дымящим костерком. Никаких орудий труда не дали. Вася попытался дергать тростник с корнем, не получилось. В речном дне он сидел крепко.
Посмотрел, как работают другие. Большинство переламывали тростник чуть выше поверхности воды, а потом сгибали по многу раз или скручивали в разные стороны, пока стебель не отрывался. Некоторые имели кое-какое подобие орудий из разряда: что удалось подобрать под ногами. Чаще всего, плохо сточенные сучки. Эти «счастливчики» тростник перепиливали, что, правда, не особо увеличивало их производительность. Вася взялся за работу и довольно скоро понял, работая голыми руками, в такой сырости быстро собьет их в кровь.
– Акима, придумай нам какие-то орудия. Иначе нас хватит ненадолго.
– Меру не соберем, – с сомнением отозвался Аким, тем не менее мясистый стебель, который он тщетно пытался открутить, из рук выпустил.
– Да к лешему, – отмахнулся Вася, – Лучше раз голодными останемся, чем все время так мучиться.
Аким кивнул и побрел к берегу. За неполный час работы на одуряюще-влажной жаре он успел изрядно утомиться и запнувшись за камень, чуть не упал в воду. «Камень? А ну-ка иди сюда, родной». Попыхтев, Аким выворотил с илистого дна валун и перетащил его на сухое место. Следующие полчаса он шарил вдоль берега, выискивая гальки. Набрав несколько более-менее подходящих, вернулся к вывороченному валуну, который должен был послужить рабочей поверхностью.
Не имея никакого навыка, Аким следующий час провозился с гальками, долбя одну об другую, пытаясь получить острый скол. Получалось плохо, несколько галек испортил безвозвратно, но таки добился у одной более-менее острой сколотой кромки. Он покачал обработанную гальку в руке, пытаясь представить, насколько удобно ей будет работать. Галька на удивление неплохо ложилась в руку. Сколотой же кромкой можно было перепиливать или даже подрубать.
Он отдал убогое орудие Васе, предупредив, что второе такое же сделает не раньше, чем через час. Однако Вася был рад и этому. Вооружившись Акиминым каменным скребком, он в несколько ударов перерубил стебель тростника.
– Пойдет, – сказал он удовлетворенно, – Делай еще.
Аким пошел собирать следующую партию галек, время от времени поглядывая, как справляются его друзья. Они довольно скоро приспособились работать в паре. Теперь Макар подтягивал на себя тростниковый стебель, создавая натяжение, а Вася несильными чиркающими ударами его подрубал. Дело у них пошло существенно быстрее.
Наивная детская радость по поводу «резко возросшей» производительности труда продлилась недолго. Суровая действительность довольно скоро преподнесла наглядный урок того, как вредно самозабвенно увлекаться работой в таком опасном месте. Ничего страшного, правда, не случилось. Макар, держащий натяжение на стебле, бдительности не терял и странное, плывущее против течения «бревно» заметил вовремя. Вместе с Васей они с воплями вылетели на сушу. Аллигатор остался «с носом», разочарованно клацнув пастью. Непонятно на что надеясь, он подождал еще пару минут и убрался искать менее резвую добычу. Парни сделали себе внушение постоянно быть начеку и вернулись к работе.
Повторить первый удачный опыт по изготовлению каменного скребка удалось далеко не сразу. Аким переколотил весь собранный запас гальки, и ему пришлось идти собирать новый. Лишь провозившись больше двух часов, он сделал что-то более-менее удовлетворительное. Макар едва успел опробовать новое орудие, как помощники Кабарры прокричали о завершении трудового дня. Видя, как старожилы резво побежали строиться, взваливая на плечи вязанки с добытым за день тростником, друзья решили судьбу не искушать и тоже поспешили, как оказалось, не зря. Тех, кто мешкал, надсмотрщики щедро награждали плетьми. В этих экваториальных широтах темнело стремительно. Они едва добежали до лагеря, как на джунгли упала кромешная тьма.
В лагере работники выстроились на поляне в очередь. Они подходили к писарю, взвешивали и сдавали добытый тростник при свете костров. Когда до ребят дошла очередь, они свалили добычу на допотопные весы.
– Полторы меры, – сухо сообщил писарь, – Полмеры запишу в счет завтрашнего дня.
Стоящий рядом повар зачерпнул половник какого-то месива и шлепнул на пальмовый лист:
– Одна мера – одна порция. Свободны.
Парни взяли, что дали, благоразумно не став выказывать своего отношения к скудости порции, отошли в сторонку, разделили на три части и тут же съели.
– Леший закрути, – проворчал Аким, – Я только еще сильнее жрать захотел.
– Нам еще повезло, – лениво отозвался Макар, – Остальные новички все до единого голодные остались.
– А сколько они собрали? – спросил Вася.
– Кто – четверть, кто – треть, – ответил вездесущий Аким, – Все ж таки мы полдня всего отработали.
– Могли бы как мы объединиться по двое-трое.
– Похоже среди этих людей подобное не принято.
– Этак они и завтра без еды останутся.
– Не наши беды, – резко пресек Аким и покосился на Васю, – Их жалеть нам не по карману. Самим бы выжить.
– Да я ж не спорю, – Вася пожал плечами, – Айда спать. Завтра трудный день.
Когда они кое-как устроились в темном бараке на ночлег, Вася вдруг огорошил:
– Я первый на карауле.
– На кой? – Аким не видел причин для такой осторожности.
– За твои скребки, Акима, нам запросто глотки перегрызут, – Вася отчаянно зевнул, приготавливаясь бодрствовать, – Да и за обувку нашу тоже.
Доверяя Васиному чутью, спорить Аким не стал: