Милая

– Что-то ты поздновато шепнула мне об операторе. Мы не сорвем все дело по твоей милости?

Она испугалась. Кэп не сказал ничего страшного, ничего угрожающего, но Диану пробрало легким морозцем. У Раскина был собственный форт на холодной маленькой планете Эльдорадо. Она прожила там пять суток, пока лохань Раскина не отправилась на охоту за «Вольным Гением». Обстановка в пиратской берлоге оказалась не намного комфортнее постылой жилой кубатуры на проржавелой орбитальной станции, вот уже сорок лет плававшей вокруг Венеры. Диана очень хорошо поняла: этот велосипед не падает, пока едет. Если Раскину изменит удача, то на воду, воздух, пищу и множество маленьких мелочей, без которых и жизнь не в жизнь, денег уже не будет. Все держится на ниточке и может быть потеряно из-за пары неудачных рейсов. А этот человек скорее перережет глотку десятку таких, как она, чем выпустит из когтей свое драгоценное хозяйство.

«Боже, не дай мне пропасть! Не дай мне ошибиться! Я всего лишь маленькая девочка, и мне надо самую малость на приличную жизнь…»

– Это немного осложняет задачу, но я справлюсь.

Кэп Раскин не стал тратить слова угрозы, он просто взглянул на нее внимательно.

– Вы можете быть уверены, мистер Раскин.

– Отлично.

В конце концов, она должна справиться. Она умеет. Она может. Не зря ведь натаскивали в течение трех лет. Все получится. Скорее всего…

И еще: присутствие Раскина заставляло трепетать ее… и ее желания. Кто бы мог подумать, что иногда это разгорается под влиянием страха!

Капитана опять вызвали из штурманской рубки. Легкий крейсер «Мария Спиридонова», чудо имперских лунных верфей, стремительно приближался к месту абордажной операции.

– Жак! Ты где?

– Все, босс. Мы в шлюзовой камере. С ящиком.

– Так. Штурманской рубке: старина Бо, задраивамеся и валим! Как ангелы с вечеринки сатанистов!

Корабль вздрогнул. Какие аттракционы крутились тут дальше, Диана помнила плохо, поскольку в течение получаса тошнота скручивала ее и выворачивала наизнанку с уверенной последовательностью серийного маньяка-убийцы.

* * *

Сознание с жалобным поскрипыванием вворачивалось в нарезку.

Над ней склонилась какая-то неопрятная образина. Или, вернее, склонился, потому что образина была бородатый.

– Пей.

– Что это? – рефлекторно отстранилась Диана.

– Пей.

Она подчинилась. Какая дрянь! Горькая и вонючая.

– Сколько пальцев?

– Два.

– А теперь?

– Три. Вы держите меня за сумасшедшую?

– А теперь?

– Два сжатых кулака. Кто вы такой?

– А вы кто такая?

– Я? Д-диана Ш-шевчук. Я тут не причем.

Образина уплыла куда-то вверх. Из точки, куда она уплыла, полышалось ржание. Так смеются самцы.

– Она в порядке, кэп.

– Я рад, док. Займись ребятами из абордажной команды. И позови-ка сюда Жака и Мака с ящиком.

Дина приподнялась на локтях, потом села. У нее перестала кружится голова. Оказывается, ей даже удалось блевать мимо одежды.

Та же капитанская рубка. Кэп Раскин. Штурман Добс – человек, внешность которого бескомпромиссно выдавала двухрежимный характер функционирования личности: запой/постзапой. Два шкафообразных монстра вносят контейнер с бионом. О!

Тут она, наконец-то окончательно включилась.

Раскин отвинчивает крышку кераморфового футляра.

– Мы спаслись? У нас… все в порядке?

– Абсолютно. – отвечает Добс, обнажая в улыбке две кроличьих лопаты.

– Да, – не прекращая возни с крышкой, вторит Раскин, – если не считать отсутствия твоего… пароля, внештатной дыры в заднице от излучателя «Марии Спиридоновой», сотрясения мозга у Бака и пары тому подобных мелочей, то все как в раю.

– Ушли, значит… – вяло констатировала Диана. – Кстати, лучше не открывать. Гадость еще та.

– Я не слабонервный, – ответил Раскин.

Наконец он откинул крышку. Секунду или две смотрел на содержимое контейнера и закрыл его. Процесс отвинчивания обернулся своей противоположностью, причем интенсивность действий капитана резко возросла. Добс накрепко запер рот ладонью.

– Убедились, мистер Раскин?

– Фу. Больше всего похоже на потрошеный труп. Кишки, легкие, сосуды, разъемы, провода, стекляшки, железяки, все в перемешку… жидкость бурая… но не кровь. Не кровь?

– Нет, мистер Раскин, не кровь. Простите, у биоэлектроники высокого статуса нутро всегда выглядит непрезентабельно.

Сладкая, сладкая Милли! Если бы ты знала, как близко сейчас твой цветочек от самого большого куша в жизни. Помнишь, как мы перебирали разные способы сделать меня богатой с моим-то нищенским жалованием мастер-оператора. И тогда я бы переехала к тебе, на Нью-Скотленд, и мы были бы счастливы… Впрочем, мы еще будем счастливы. Помнишь, я готова была даже торговать собой, но ты мне сказала: «Панель еще ни одну женщину не делала состоятельной». Помнишь? Всего три месяца назад… В конце концов, Милли сказала: «Знаешь, если ты возишься с бионами, так и продай бион…» – «Как это?» – «Нью-Скотленд – столица Ойкумены по части электроники. Может, там кого-нибудь заинтересует ваш бион…» – «Но это же… это же… предательство», – «Дурашка! Не ожидала от тебя. Кто из нас анархистка? Ты или я?» – «Я. Но…» – «Никаких но. Если ты анархистка, то у тебя где-то в глубине души должна быть такая маленькая штучка, такой маленький переключатель, который в нужный момент срабатывает, и ты понимаешь: это – их дела, а не твои; это – их проблемы; это – их законы, а я свободный человек, и никто не смеет стоять у меня на пути». В этом был смысл. Диана поспорила еще чуть-чуть, для порядка, а потом дала себя уговорить. Милли обещала потолковать с «серьезными людьми» на предмет инвестиций. Оказалось, желающие есть. «Цветочек! Все устроилось. Тебе придется немного помучиться, конечно… Побудешь в роли консультанта по бионам у людей криминального склада. Так о них говорят, но по сути своей они настоящие джентльмены… и потом, с ними есть твердая договоренность. Зато в финале – сто пятьдесят тысяч евродолларов. Этого, моя милая, более чем достаточно для нашего с тобой совместного счастья. Ты довольна?» Правда, потом выяснилось, что Милли не сможет быть рядом с ней, и весь путь до самого конца придется пройти одной. «Пойми, цветочек, у меня работа, и я не вольна…» – «Я понимаю. Ничего!» – «Я буду думать о тебе каждый день, каждую минуту…»

Теперь сто пятьдесят тысяч пребывали в нескольких шагах от нее. И пусть они выглядят как потрошеный труп, зато это – сто пятьдесят тысяч.

– Что особенного в ящике с несвежим мясом? – брезгливо осведомился Раскин.

– Вас интересует, почему бион столько стоит, или как он работает?

– Объясни последнее, и первое станем понятным само собой.