Конкистадор

Глаза у адмиральской собеседницы начали стекленеть от бешенства, и Сомов поторопился с продолжением:

– Но я не отдам такого распоряжения, пока ты сама не согласишься.

Маргарита медленно кивнула: мол, валяй, слушаю.

– Так вот. Первое: он уйдет на повышение. В штаб десантно-штурмовых сил.

В ответ полковница лишь брезгливо прищурилась. Мол, худая карьера – боевого командира в штабные сидельцы. Вряд ли парень будет в восторге.

– Что ты тут гримасы мне строишь! Нашелся же пентюх, назначивший этого петуха комкором поисковых штурмовиков… За его дурь Лусиан расплачивается! За его, Марго, за его!

Женщина пожала плечами. Понятно, за штабных пентюхов она не отвечает, и по их вине мараться ей неохота. Сомов понял: заходить надо было совсем с другого конца.

– Хорошо. Вот тебе во-вторых. В двадцать втором и двадцать третьем годах ты в чине сержанта стажировалась на Русской Европе и участвовала в двух инцидентах: подавление мятежа индонезийских гастарбайтеров и ликвидация незаконной аравийской колонии на Рее. Так? В двадцать пятом ходила со мной в глубокие рейды на «Бентесинко ди майо» – против тех же новых арабов. Уже как старшина. В двадцать шестом участвовала в ликвидации женевского десантного корпуса на Терре. И ведь крепко участвовала: тебя ж тогда в офицерское училище приняли без экзаменов. В тридцать шестом штурмовала Зеркальное плато на Совершенстве. Ты тогда была уже майоршей… и я точно помню: именно твой батальон первым ворвался на космодром «Гермес». Плюс две спасательные операции. Я ничего не забыл?

– Почти. Кое-чего даже тебе знать не положено.

– О том, как мы в двадцать первом помогли Латинскому союзу? И о том, сколько оттуда извещений о смерти пришло? Я и не знаю. Неважно. Марго, суть вот в чем: я читал личное дело генерал-майора Лусиана, а ты нет. И там, в этом самом деле нет ни единой пометки об участии в боевых действиях. Ни единой, Марго! Вообще ничего рискованнее общих российско – терранских маневров… Это на маневрах он действовал, как истинный храбрец. Еще за ним числится эвакуация города Алая Долина на Южном континенте – когда там заподозрили вторую пандэмию трясучей лихорадки, да Бог милостив, обошлось. Все. Все, Маргарита!

– Это не значит, что он плох, Виктор…

По голосу ее Сомов понял: подалась, подалась! Надо только доделать дело.

– Марго, я тебе не о всей Терре скажу, и не о всем контингенте. Я тебе скажу о твоей собственной бригаде. Если их поведет вниз человек, не нюхавший пороху, скорее всего, он положит больше народу, чем командир с опытом. Подумай о своих людях, Марго.

– Я не знаю, Виктор… Я не знаю… Как-то это все же нехорошо…

Сомов отлично понимал: Марго будет колебаться бесконечно долго, если ее сейчас отпустить и оставить наедине с размышлениями на тему что правильнее и что честнее. Этого он допускать не собирался.

– Вспомни лица своих ребят, ты, живая костедробилка! Вспомни, и скажи, кто из нас прав.

Бригаду она приняла год назад и, по ее характеру, непременно успела полюбить тамошних чудовищных охламонов.

– Ладно, уговорил. Хоть и не нравится мне все это…

Такова была этика штурмовицы: если нечто важно для дела, значит, все остальное менее важно, в том числе ее собственные желания и предпочтения…

Они помолчали, сосредоточенно тестируя чернослив.

– Ты помнишь, Марго, как это было? Меня тогда пробрало страхом до самых печенок…

Она вновь заулыбалась. Конечно. Самое неприятное миновало, а о десанте на Зеркальное плато Маргарита могла вспоминать бесконечно. Никогда Сомов не видел, чтобы она хвасталась собственными подвигами, способностями, да чем угодно. И только один раз он застал ее в баре, на том градусе пьянства, когда человек чувствует себя совершенно просветленным, мало того, вынырнувшим из кущ нирваны, дабы учить малых сих тому же, и в течение блаженного часа или двух (смотря какой у кого технический ресурс) играет роль бодхисаттвы белой горячки; так вот, Маргарита Бондарь не проповедовала о вечных ценностях запоя, она безудержно гнала волну о том, сколько геройства ей понадобилось, чтобы… дальше строилась хаотичная серия нецензурщины, причем по некоторым косвенным признакам сведущий человек мог бы сделать вывод: речь идет об операции на Совершенстве, в районе Зеркального плато. Она тогда заливалась соловьем, пока не въехала в бессловесное состояние, но и тогда глаза ее источали истинное счастье.