Знаменитость

Но самое худшее ждало уже под занавес. Когда я понял, что недостающие две с половиной тысячи мне занять абсолютно не у кого – пришлось решиться на крайний шаг. Подловатость которого была так очевидна, что заставляла инстинктивно зажмуриться, каждый раз, когда настигало воспоминание, что я все-таки сделал это.

Я тайком снял последние деньги, остававшиеся у родителей на сберкнижке после июньского отпущения моих грехов. Подделал доверенность от имени отца. Подсунул ему чистый лист, наврав, что в институте спустили разнарядку – собрать подписи в поддержку африканских коммунистов, борющихся против режима апартеида. А потом стащил сберкнижку из немудреного тайника, где она хранилась – под салфеточкой на верхней полке серванта.

Некрасивая молодая кассирша с некоторым сомнением разглядывала листок изготовленной мною доверенности. Я стоял перед окошечком сберкассы, затаив дыхание и пытаясь изобразить то «надежное» выражение лица, которое – я знал – всегда нравится женщинам. Девушка подняла на меня глаза и тут же смущенно отвела их вниз – сравнить подпись отца на доверенности и в самой сберкнижке. Через секунду она уже поставила свою закорючку и передала документы дальше – на выдачу денег.

И уже на выходе из сберкассы, вместо облегчения, что проделка удалась – я впервые остро осознал, что сейчас прячу в карман все, что семья – обычные совслужащие – сумели накопить за всю трудовую жизнь. И единственный шанс не стать подлецом – все сделать четко и быстро. Выкупить Алешин долг, записать альбом, и вернуть деньги. До тех пор, пока родители не обнаружили их исчезновение со счета.

Вот такой ценой мне достались эти деньги. И права на ошибку у меня больше не оставалось.

– Еще две копейки есть? Телефон, сволочь, монетки глотает, – пожаловался подбежавший Алеша. – Ерунда какая-то, дозвониться не могу. Эй! Там моя очередь! Не занимайте аппарат! – завопил он и заторопился обратно, как только я выгреб из кармана всю мелочь.

Что-то у него явно не срасталось. И я мысленно ругнул себя за то, что в очередной раз имел глупость поверить, будто пьяница-певец способен организовать хоть что-то.