Бугорландские Хроники

Виргеум очень огорчился, узнав, что нашелся виновный в исчезновении Гороха. В душе он был добрый и безобидный правитель, и не любил без особой на то нужды кого – либо наказывать. Но сейчас был особый случай, поэтому королю ни чего не оставалось как посадить Лёлика в тюрьму. На целую неделю.

Узнав о решении короля посадить его в тюрьму, несчастный Лёлик (он же Леопольд, он же Леопольдус) ничуть этому не удивился. Бедняга лишь постарался припомнить, что же такое он натворил на этот раз. Но ничего стоящего тюрьмы вспомнить не смог. Тем не менее, спорить с королем Лёлик благоразумно не стал, и прямиком из караула отправился в тюрьму. Размышляя по дороге на всякие отвлеченные философские темы, в частности о том, где лучше кормят в армии или в тюрьме?

Вот только узнать это, в тот раз ему было не суждено, поскольку в тюрьму его попросту не пустили. Произошло это так. Когда печальный Лёлик тихонько постучался в тюремные ворота, из зарешеченного окошка выглянуло заспанное лицо Мороза в мятом клоунском колпаке:

– За что базар? – грубо поинтересовался тот.

– Позовите, пожалуйста, господина Грифусса, жалобно попросил Лёлик.

– На кой он тебе?

– Мне по личному вопросу.

Морозу было лень ходить за палачом, и он закричал на весь тюремный двор:

– Грифусс, тут к тебе фраер один нарисовался.

Удивленный палач подошел к воротам.

– Это ты, что ли Леопольдус? – не сразу узнал он беднягу.

– Я, дядя Грифусс… – Вот прислали… к тебе… в тюрьму…

– Ну, что, доигрался, злорадно процедил палач. – А ведь я тебя предупреждал, что ты плохо кончишь…

– Предупреждал, дядя Грифусс, вздохнул Лёлик.

– Что ты заладил, дядя, дядя, племянничек, тоже мне, нашелся. А помнишь, сколько раз я тебя приглашал к себе. Сколько раз предлагал посидеть здесь немного, образумиться. И тебе было бы на пользу, и мне не скучно. Помнишь?

– Помню, дядя Грифусс.

– А помнишь, не унимался палач, – что ты мне всегда на это отвечал? Что, дескать, в тюрьму сесть ты всегда успеешь. Помнишь?

– Помню, дядя Грифусс.

– Ну, так вот, милый мой – в тюрьму-то сесть ты как раз и не успел. Давай вали отсюда! – заорал взбешенный Грифусс, и с треском захлопнул тюремное окошечко.

Лёлик ни чего не понял. Он постоял немного в нерешительности и снова постучал.

– Ты, что рехнулся, что ли, дядя Грифусс? Открывай, давай, свою контору.

– Ишь, умник, какой выискался, послышался из закрытого окошка недовольный голос палача. – Проваливай отсюда, я сказал. Свободных мест нет. Это не тюрьма, а проходной двор какой-то. То силком сюда ни кого не загонишь, то табуном валят, как будто здесь медом намазано.

Тут из-за тюремной ограды послышалось приглушенное жужжание пилы.

– Это кто там у тебя, жужжит, дядя Грифусс? – Пчел, ты, что ли завел?

– Уж лучше бы были пчелы, тяжело вздохнул Грифусс, по другую сторону ворот. – Новые жильцы это, что-то пилят.

– Побег, что ли готовят?

– Если бы побег, опять вздохнул палач, – это было бы полбеды. Только этих отсюда и поганой метлой не выгонишь. Они, пожалуй, сами кого хошь выгонят. И, открыв тюремное окошечко, он рассказал удивленному Леопольдусу все, что недавно приключилось в тюрьме.

– Так выходит, что Горох у тебя сидит, обрадовался Лёлик.

– Да кто его знает, вздохнул в очередной раз Грифусс. – Честно говоря, я сейчас и сам не пойму, кто у кого сидит. Толи он у меня, то ли… – Как ты думаешь, озабоченно спросил палач у Лёлика, – за незаконное заключение клоунов под стражу сколько лет тюрьмы мне могут дать? Или может все штрафом обойдется?

– За клоунов много не дадут, оптимистически заметил Лёлик. – Расстреляют пару раз и все… – Ну, так я, дядя Грифусс, пожалуй, того – пойду…

– Иди.

– Я ухожу, дядя Грифусс…

– Иди, иди…

– Я ведь совсем ухожу…

– Да иди же ты черт безрогий, заорал разозленный палач. Лёлик от испуга отбежал на несколько метров от ворот, но потом вновь вернулся.

– Дядя Грифусс, а справку можно получить, что ты сам меня в тюрьму не пустил. А то ведь мне ни кто не поверит.

– Ну, все, ты меня достал, заорал окончательно выведенный из себя Грифусс. – Сейчас я тебе покажу справку… – Я тебе сейчас такую справку покажу…

По ту сторону тюремных ворот послышался лязг отпираемых многочисленных замков. Лёлик не стал дожидаться покуда Грифусс выполнит свои угрозы, и благоразумно побежал к своим, докладывать о том, что царь Горох нашелся.

2.20.3.

Грифусс же в избежание в дальнейшем подобных эксцессов дописал на воротах тюрьмы, пониже надписи – «Добро пожаловать» еще три слова – «Посторонним вход воспрещен».

Бедолага Лёлик, по возвращению из тюрьмы, снова заступил в караул.

Глава 21. Тюремная история.

2.21.1.

Известие о том, что Горох перебрался из музея в тюрьму, поначалу весьма обрадовало Виргеума. Музеи в Бугорландии всегда ценились значительно выше тюрем. Но, потом, немного поразмыслив, королю стало жалко тюрьму. Какое – никакое, а все же родное имущество, которое он бесплатно отдавать ни кому не собирался.

Хотя тюрьма эта была больным местом для всей просвещенной бугорландской общественности. Поскольку это, с позволения сказать, исправительное учреждение, фигурировало во всех справочниках по Бугорландии, и пятнало, (по мнению все тех же просвещенных бугорландцев), светлый образ их страны.

«Раз в стране есть тюрьма, значит там не все в порядке с порядком», логично считали иностранцы, и отказывались иметь из-за этого с бугорландцами какие- либо дела. Между тем в Бугорландии уже много лет не совершалось ни каких преступлений, и тюрьма простаивала все эти годы без дела. Бугорландцы уже не раз подумывали о сносе тюрьмы, чего бережливый король, допустить, конечно же, ни как не мог. Он дорожил любым своим имуществом, каким бы нелицеприятным оно не было. Вот продать тюрьму Виргеум продал бы с радостью, однако желающих купить ее до сих пор не находилось.

А ведь когда-то эта тюрьма знала и лучшие времена. Еще каких-нибудь триста лет тому назад именно здесь сидел мятежный герцог Рокфор, отказавшийся жениться на дочери короля Вига Пятого – принцессе Гере. Отсидел он тогда добрых 9,5 недель. Отсидел бы и больше, но тут тюремная жизнь ему наскучила, и он уехал лечиться на воды, где подхватил воспаление легких, отчего в скором времени и умер.

А вот если бы он остался в тюрьме, то глядишь, был бы жив, и здоров. Впрочем эта сиятельная особа, и так успела сделать для тюрьмы много полезного и значительного. Первым делом мятежный Герцог велел выкрасить тюремные казематы в нежно-розовый цвет, и украсить стены всевозможными коврами и гобеленами. Сами камеры при этом были значительно расширены за счет сноса внутренних перегородок. В результате чего в тюрьме появилась возможность проводить балы, рауты и другие торжественные официальные мероприятия. Тогда же в тюремном дворике были высажены целые клумбы гиацинтов и эдельвейсов, а центральную лестницу облицевали нежно – голубым каррарским мрамором. Все это было сделано с одной лишь целью – чтобы герцог мог принимать гостей с подобающим ему шиком и блеском.

Желаемое было достигнуто, вследствие чего вся культурная жизнь королевства плавно и незаметно переместилась из Трунштейна в тюрьму. Неугомонный герцог давал здесь балы, устраивал маскарады и всевозможные торжества. Бродячие циркачи и комедианты первым делом ехали не куда-нибудь, не в Трунштейн, а именно сюда, в тюрьму. В тот период тюрьму посетили многие знаменитости – как местные, так и заграничные. Ворота тюрьмы в те дни были открыты для всех желающих. Историки же окрестили тот период просто и незатейливо – тюремным ренессансом. Но с отъездом герцога всё закончилось также внезапно, как и началось.

И с тех самых пор, сколько не пытались бугорландские короли сбагрить кому-нибудь эту злополучную тюрьму, ни чего у них из этого не получалось. Тюрьма ни какого дохода не приносила, а средств на ее содержание с каждым годом требовалось всё больше и больше. И вот теперь продать ее стало делом вообще не мыслимым. Ну, кто же в здравом уме купит тюрьму с сидящим в ней Горохом.